Азовский Ливерпуль... на Дону    

  Города растут в устье рек. Например, город Нью-Йорк голландцы «посадили» как картошку на берегу речки Гудзон. Давно это было, в 1626 году. Они назвали свой «огород» Новым Амстердамом. Потом англичане отняли это поселение у голландцев, и понеслось. Традиционный синдром вавилонского беспредела. Всем почему-то Нью-Йорк кажется молодым, а он старше Питера и тем более Ростова-на-Дону. Пётр I учился у тех голландцев, которые ещё не успели смыться на ПМЖ в Новый Амстердам, но уже привезли из Америки картошку. Юный Пётр постигал основы кораблестроения. Картошка ему тоже понравилась. В период азовских походов царь Пётр приметил в устье Темерника, что на Дону неплохое место для крепости, где можно было и картошку сажать, и корабли строить. История перевирается со скоростью джазовой импровизации. Но как бы там ни было, Пётр I имеет причастность к происхождению нашего города. Очевидец, лично знакомый с Петром I, остался в живых лишь один — Богатяновский источник, но его воды безмолвно впадают в вечность, параллельную течению великого Дона. Пётр Великий назвал его богатым источником. В устье Генеральной балки, проходящей через нынешний парк Горького, царь посадил дуб. Мистика в том, что на этом месте потом была построена писчебумажная фабрика Панченко. Увы, но история не оставила от петровского талисмана даже пня.                Поскольку в столь географически удобном месте было грех не устроить порт, а, следовательно, большой международный базар, то он и возник. Это и положило кармическое начало. Судьба Ростова — купеческая. Какая может быть торговля без таможни? Сплошной беспредел. Темерницкая таможня основана в 1749 году. Я не случайно начал с истории Нью-Йорка. У него и Ростова есть нечто общее в происхождении. Прежде всего, это многонациональная свалка далеко не приличных представителей земной цивилизации. Как вы догадываетесь, сюда не учёные умы съезжались, а солдаты, либо лютый народец, кормящийся свободным промыслом. После таможни построили крепость святого Дмитрия Ростовского по случаю открытия в 1752 году мощей этого святого. С устройством крепости Темерницкая таможня заполняется семействами казаков-доломанов, приглашённых защищать крепость от турецких набегов. Трудно представить, что творилось в военно-половой жизни моих предков, но глядя в зеркало, я вижу казачью физиономию с глазами азиата, с душой и вкусом сарацина. Мои ближайшие предки, прадеды и прабабки жили под Азовом. Деды  уже на Верхней и Нижней Гниловской. Там же прошло и моё детство. Гниловская, а прежде её ещё называли Гнилой Тоней, является левобережьем Темернички. В прежние времена здесь в основном селились босяки и рыбаки. Бедная окраина города, которая от богатого центра была на расстоянии ружейного выстрела. Естественно, здесь не было никаких шедевров архитектуры. Так, казачье «гетто» с непредсказуемыми змееподобными улочками. Видимо, строились дома на берегу помоечного ручья. Так, например, я родился в доме по переулку имени героической партизанки времён Великой Отечественной войны Лизы Чайкиной. Интересно, как переулок моего детства назывался первоначально? Не исключено, что какой-нибудь Рыбий хвост. Наш деревянный дом едва жив до сих пор. Этому двухэтажному чуду казачьей архитектуры более ста лет. В одном из подвалов нашего двора была дыра в подземное озеро, из которого до сих пор течёт родник, в народе называемый Гремучкой. Ещё совсем недавно Гремучка была замусоренной свалкой. Но теперь она объявлена святым местом. Здесь всё чисто и ухожено. Купаются люди в Гремучке теперь круглый год и верят, что вода целебная. И я верю в это, поскольку из двора моего детства не может течь дурная вода. Такие районы, как Гниловская, Новое поселение и прочие «камышеводческие хозяйства» не богаты историческими памятниками. Это сплошная историческая тайна, утонувшая в мутных пучинах времени. Тем не менее эти районы начинают расцветать сейчас. Объяснение этому — одно из метафизических правил, которым ловко воспользовались в своё время большевики: «Кто был ничем, тот станет всем». Дикий частный сектор — прекрасный полигон для современного капиталистического строительства. Поэтому моя любимая улица Портовая расцветает микродворцами нуворишей. Слава Богу, не додумались ещё городить «Манхэттен» на Гремучке. А вот центр богат историческими памятниками, хотя судьба их, увы, очень сомнительна, но об этом позже.    

   Как только не обзывали наш город! Русский Чикаго — наверное, по степени лихости обитателей и количеству душегубов. Азовский Ливерпуль — поскольку это один из самых крупных портов. Город-кабак — так обозвал его московский пьяница — писатель Марков. И даже Ростово-Нахичеван-на-Донах. В 1779 году по велению Екатерины II прибыло более трёх тысяч армян. Они заняли восточный форштадт крепости, который назывался Полуденкой. Долгое время армяне не пускали казаков на Левый берег ловить рыбу, считали эти земли своей вотчиной. Драки и споры закончились лишь в конце XIX века.   

   Здесь оседали на постоянное житьё торговые греки и пленные турки.    

  Историческим центром Ростова можно по праву считать район между центральным рынком и Доном. На это указывает целый ряд обстоятельств. Город начинался с Солдатской слободы. Сюда со времён основания крепости Дмитрия Ростовского селились вышедшие в отставку солдаты, значительную часть которых составляли евреи-кантонисты. Согласно первому генеральному строительному плану 1811 года именно здесь были заложены первые городские улицы: Рождественская (ныне улица Обороны), Полицейская (Тургеневская), Почтовая (Станиславского), Канкринская (Ульяновская), Воронцовская (Баумана); и три переулка — Казанский (Газетный), Николаевский (Семашко), Соборный, на котором и обитает редакция нашей газеты.   

    Любопытно, что Ростову-на-Дону не сразу дали полноправный статус города. Когда он уже утратил значение крепости, то был возведён в степень уездного города Новороссийской губернии. Через несколько лет в том же качестве его причислили к составу Екатеринославской губернии, потом приписали к Таганрогскому градоначальству — «для пользы торговли», а затем опять вернули под начало Екатеринослава. Так шла передача, пока наконец в 1887 году Ростов не нашёл своего наиболее прочного места в качестве окружного города области войска Донского.   

    Рабочие и мелкие служащие и не мечтали, чтобы поселиться на «европейской» Большой Садовой. Бедноте от рождения на всю жизнь была уготована азиатская грязь Темерницкого поселения, Гнилой Тони, Нахаловки, Богатяновки, Собачьего хутора. А главная улица упиралась в границу, поставленную Нахичеванью. До середины XIX века Большая Садовая была действительно загородной улицей. На неё свозился мусор, сливались нечистоты. По бокам её лепились разделённые громадными пустырями маленькие деревянные и отчасти каменные домики. Рядом с ней, ближе к крепости, находились тюрьма, конная площадь и бойни. С севера параллельно Садовой улице проходила громадная Генеральная балка — огромный овраг с разветвлениями и текущим по дну безымянным ручьём. Места были глухие и небезопасные. В компактном центре Ростова до сих пор сохранились постройки, заложенные ещё по первому генеральному строительному плану. Почти все здания чудом сохранились после бомбёжек в Великую Отечественную войну. Большая часть домов построена во второй половине XIX века. В районе Семашко, от улицы Станиславского до Донской, сегодня насчитывается 39 памятников архитектуры различных стилей. Эклектика, модерн, классицизм и другие. Но дома — это и человеческие судьбы. Так, например, доходный дом Л.Ф. Валкенштейна (ул. Станиславского, 104 б). Братья Иосиф, Лев и Михаил были знакомы с А.П. Чеховым. Лев и Михаил были одноклассниками великого писателя. Он неоднократно останавливался у них дома. Лев Валкенштейн был адвокатом и при этом большим поклонником искусств, являлся совладельцем Асмоловского театра.   

   На улице Тургеневской, 48/14 в разные годы размещались городская и мещанские управы, женское училище Лыковой и канцелярия купеческого старосты. В одной из лавок на этой улице служил приказчиком отец Антона Чехова — П.Е. Чехов. Служил он у первого хозяина дома, известнейшего донского предпринимателя П.Р. Максимова, торговца зерном, владельца множества хлебных ссыпок и мельниц. Эта постройка ценна не только своей богатой историей. Она — одно из немногих сохранившихся зданий середины XIX века. Проект здания приписывается Трофиму Шаржинскому, одному из первых ростовских архитекторов.   

   Николаевский переулок (ныне проспект Семашко) — один из основных спусков к реке жителей бывшей Солдатской слободы. Сегодня это самый оживлённый ряд Старого базара, где происходит архитектурная и житейская неразбериха.   

    На месте, где сейчас возвышается нелепая стеклобетонная коробка, — урбанистический памятник современности, вокруг которого так много споров по причине самозастроя, была часовня, построенная в память о нападении самурая на царя Николая II . Во время путешествия Николая по Японии на него накинулся ниндзя с мечом. Царь думал, он целоваться лезет, а у того были совсем иные намерения. Видимо, ни этот случай, ни сама часовня для русской истории особого значения не имели. От того и не сохранились. А сохранятся ли современные базарные сараи? Кто знает?