В погоне за сенсацией

В одной из ростовских газет 16 марта 2007 г. появилась статья «Донского писателя Михаила Шолохова спас от расстрела чекист Лудищев». Сенсация? Неизвестные факты? Открытие? Мы попросили комментарий у литературного критика - шолоховеда Владлена Яковлевича Котовскова, автора шести книг о жизни и творчестве великого писателя-земляка и многих статей в научных сборниках, журналах и газетах России и других стран.

Д.Т. Михейкин, 92-летний майор госбезопасности в отставке, заявил корреспонденту, что он «последний свидетель», который прекрасно помнит события осени 1938 года, когда органами НКВД едва не был арестован и расстрелян М. Шолохов.

Отмечу сразу, что он никакой не свидетель и никогда им не был, ибо не жил и не работал тогда в станице Вешенской, а значит – не первый и не последний. Судя по информации в газете, он работал в органах НКВД в Каменском и Кашарском районах, где его начальником был Н.Н. Лудищев. Они встречались, судя по газете, не только на работе, он бывал в гостях у Лудищева и теперь решил «добрым словом» помянуть своего начальника, уверенный, что «собственно он-то и спас Шолохова».

Более 50 лет я занимаюсь изучением жизни и творчества Шолохова, детство и юность мои прошли в Кашарах, Вешках и Миллерове, много раз встречался с Михаилом Александровичем и беседовал с ним, с его женой и детьми в Вешках, Москве и Ростове. И сегодня, как вчера и 40 лет назад, заявляю: истинными спасителями Шолохова были, помимо членов Политбюро ЦК партии во главе со Сталиным, сам смелый и решительный 33-летний писатель, мужественный чекист-орденоносец Иван Семенович Погорелов и первый секретарь Вешенского райкома партии Петр Кузьмич Луговой.

- Неопровержимыми историческими доказательствами этого моего утверждения являются воспоминания Погорелова, написанные и посланные им с письмом Шолохову 10 февраля 1961 г. В том же году закончил свои воспоминания Луговой, и первые главы их появились тогда в газете «Вечерний Ростов» (их подготовил к печати журналист Арк. Айрумян). Смерть Лугового прервала публикацию. Полностью его воспоминания были опубликованы в журнале «Дон» и сборнике «С кровью и потом», вышедшем в Ростове в 1991 г.

Воспоминания чекиста Погорелова, озаглавленные «Поступок», полностью опубликованы в декабре 1988 г. в нескольких номерах газеты «Молот». (Кстати, их прислал в газету сын писателя М.М. Шолохов).

Но впервые отрывки из воспоминаний Лугового и Погорелова появились в книге профессора Л. Якименко «Творчество М.А. Шолохова», вышедшей в Москве в 1964 г., то есть 43 года назад! Книга эта трижды переиздавалась. И в каждом издании этой книги была фраза: «Можно сказать, что решающую роль в срыве провокации, готовящейся против Шолохова, сыграл Иван Семенович Погорелов».

Это историческая правда. Ибо это он предупредил писателя о готовящейся провокации и честно рассказал о ней на заседании Политбюро. Шолохов сказал на том заседании Сталину: «Мне нечего добавить».

А мне остается добавить: Шолохов читал и, судя по всему, одобрил воспоминания Лугового и Погорелова до их публикации. Теперь они – исторические документы, которые подтверждаются и сборником «Писатель и вождь», где впервые собрана обнаруженная в личном архиве Сталина его переписка с Шолоховым в 1931-1950 гг. (Составитель сборника Ю. Мурин, а издан он в Москве в 1997 г.).

Теперь расскажу конкретно, построчно о неправде в газетной статье.

Автор ее утверждает:

1. «В сентябре 1938 года Лудищева вызвали в Ростов к начальнику управления Герману Антоновичу Лупекину».

Насколько мне известно (и об этом пишет Луговой), в конце 30-х годов начальниками областного управления госбезопасности были Рудь, Пиллер и Гречухин. Последний вместе со своим заместителем Коганом и сотрудником Щавелевым, а также начальником Вешенского райотдела НКВД Лудищевым был 31 октября 1938 года на известном заседании Политбюро.

2. «Лудищев взял ордер на арест и поехал обратно в Вешки.., пришел к Шолохову, показал ему ордер и… предложил немедленно мчаться в Москву… Шолохов тут же отправился в Миллерово, на московский поезд».

Это неправда. У Лудищева не было ордера, и он его не показывал писателю, ибо у Михаила Александровича – депутата Верховного Совета СССР – была депутатская неприкосновенность. Вот почему у Сталина ростовские деятели дважды просили выдать ордер на арест писателя. Шолохов и Луговой не из Миллерова уехали в Москву, они собирались уехать со станции Михайловка, что в Волгоградской области, но отправились в Москву с одной из станций Воронежской области. Об этом известно по воспоминаниям Лугового. Это подтвердила мне и Мария Петровна Шолохова в конце 80-х годов в Вешках: «Я им сказала, что вас в Миллерове уже ждут чекисты, поэтому езжайте в Михайловку. Так они сначала и сделали, но потом повернули на Воронеж…».

3. «Шолохову… удалось попасть на прием к Сталину. Эта встреча в октябре 1938-го перешла в заседание Политбюро ЦК».

Как она могла сразу «перейти», если встреча была 23 октября, а заседание 31 октября.

4. «Сталин побеседовал и с Лудищевым. Назвал его по имени-отчеству, поздоровался за руку… Даже приглашал погостить в Москве несколько дней».

Это неправда. И родилась она, возможно, со слов Лудищева, когда в гостях у него бывал Михейкин.

А вот что вспоминает Луговой. После выступления на заседании Гречухина, который пытался охаять секретаря райкома, показать, что в Вешенском районе все из рук вон плохо, слово дали Луговому, и он сказал: «Лудищев, который вас, товарищ Гречухин, снабдил этими документами, меньше занимается в районе сельским хозяйством, чем вы на заседании в ЦК партии, и материалами снабдил вас липовыми, не отражающими положение дел в районе». (Кстати, Сталин дважды прерывал Гречухина, требовал говорить по существу поставленного на Политбюро вопроса, а не о сельхозделах в районе).

Последним, к кому обратился Сталин, был Лудищев. Он спросил, что ему известно о задании оклеветать и арестовать Шолохова? «Лудищев встал, опустил руки по швам и не сказал ни да, ни нет, - вспоминает Луговой. – Когда Лудищев наконец заговорил, он стал уверять, что о поручении Погорелову ничего не знал, что Коган и Щавелев действовали через его голову… Признаться в том, что он сам допрашивал казаков с наганом, Лудищев отказался».

То же самое вспоминал и Погорелов. «Сталин, - говорил он мне лично в палате Ростовского мединститута в 1970 году, - махнул рукой и отвернулся от Лудищева. Тот сел. Никого Сталин не называл по имени-отчеству, ни с кем не здоровался за руку, никого не приглашал погостить в Москве, то есть никакой беседы после заседания не было». Секретарь Сталина Поскребышев в журнале регистрации посетителей Кремля 31 октября 1938 года отметил, что Шолохов, Погорелов, Луговой, Гречухин, Щавелев, Коган, Лудищев вошли в 16 часов 15 минут, вышли в 18 часов 35 минут, а Ежов, который зашел за 10 минут раньше, вышел с членами Политбюро в 19 часов 20 минут.

5. «М.А. Шолохов и Н.Н. Лудищев сохранили дружбу на всю жизнь. Шолохов часто гостил в доме Лудищева, они вспоминали, что им довелось пережить. На этих встречах присутствовал и Д.Т. Михейкин».

Это очередная и серьезная неправда. А правда состоит в том, что Лудищев после октября 1938 года многие годы пытался «сохранить дружбу» с Шолоховым, но тот ни разу не пустил его даже на порог своего дома. И у Лудищева не был ни в Вешках, ни в Миллерове, ни в Ростове. Об этом мне говорили родные писателя.

6. И неправда все, что говорится в статье об И.С. Погорелове (1904-1974 гг.), которого я хорошо знал, познакомился с ним за четыре года до смерти, когда он работал секретарем у Шолохова, получил от него два письма.

Например, в статье сказано: «Откуда секретарь парторганизации новочеркасского института мог знать о решениях, принимаемых руководством областного НКВД?». Отвечу. Погорелова – известного на Дону в 20-х годах чекиста-орденоносца – хорошо знали в областном управлении, знали и о том, что он знаком с 1925 года с Шолоховым. Поэтому через новочеркасский отдел НКВД его вызвали в областное управление, чтобы, шантажируя, дать ему провокационное задание. Об этом и о Лудищеве Погорелов, как и Луговой, пишет в своих воспоминаниях.

7. И последнее, Михейкин вспоминает: «Потом он (Лудищев) был переведен на работу в Ростов. Сегодня в городе проживают его родственники».

Сегодня, насколько мне известно, ни Н.Н. Лудищева, ни его жены и дочери в Ростове нет. Николай Николаевич давно умер. Жена долго еще жила в Ростове, иногда звонила моим родителям и мне (когда в печати появлялись мои статьи о Шолохове, хвалила их, как и жена П.К. Лугового, умершая полгода назад). В последнем телефонном разговоре сказала мне, что уезжает к дочери на Украину, а сын еще остается. Это было, если память не изменяет, в конце 80-х.

Тут, видимо, надо мне сказать еще несколько слов. Дело в том, что в середине 30-х годов мой отец Я.П. Котовсков работал с Лудищевым в Кашарах, был его заместителем – начальником милиции. Видимо, и молодой Д. Михейкин работал тогда с моим отцом. Потом, с января 1938 по апрель 1942 гг., Лудищев работал в Вешках, с ним в сороковых два года работал и мой отец. Наверное, уезжая в Матвеево-Курганский район, Николай Николаевич подарил отцу на память свою фотографию, где у него - петлицы с двумя «шпалами». Я был тогда девятилетним школьником и теперь смутно помню его живым, только на фотокарточке. С 1944-го он четыре года работал в Миллерове. Когда моего отца перевели туда в 1948 г., Лудищева там уже не было.

А вот П.К. Лугового (1904-1965 гг.) хорошо помню. В конце 50-х и в самом начале 60-х годов он несколько раз приходил к отцу, к нам на квартиру, в дом на Сельмаше, где я и сейчас живу. Помню, он спрашивал у меня, молодого тогда журналиста, кто может помочь ему в литературной правке своих воспоминаний. Я посоветовал Аркадия Айрумяна, и они подружились. Айрумян посещал его с листами рукописи даже в больнице.

Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать по поводу статьи о чекисте Лудищеве, который якобы спас Шолохова.

Хотелось бы пожелать молодым журналистам – проверяйте и еще раз проверяйте все факты, о которых собираетесь рассказать в газете или журнале.