Война и мир солдатской матери

Тринадцать лет она не верит, что её сын погиб.

Разведчик Алексей Борщов пропал без вести в самые первые дни Чеченской кампании. Когда военные начальники отказались помочь ей в поисках сына, она поехала на войну сама.

— Ох, сынулечка мой родненький, — Антонина Никифоровна раскрывает альбом с фотографиями.

Вот Алёша маленький, вот он в военной форме, а вот она сама — с чернотой под глазами после того, как стало известно, что сын пропал без вести. Между этими снимками — разбитая жизнь.

Алексей Борщов ушёл служить в армию в 1993 году. В мотострелковом полку, дислоцировавшемся в Волгограде, статного красавца-спортсмена сразу записали в разведку. Родители и невеста Наташа писали письма: «Возвращайся, ждём!» За полгода до дембеля Алексей приехал на побывку — готовиться к свадьбе. «Мне командир по такому случаю отпуск обещал, так что через месяц снова приеду!» — пообещал Алёша. Мама предложила: «Сынок, может, тебе в Ростов перевестись, здесь и дослужишь?» Но Алексей отмахнулся: «Да что ты, мам, уже немного осталось, да и часть у нас хорошая…»

Невеста примеряла купленное платье, когда пришла телеграмма: «Приехать не могу в связи с тяжёлой обстановкой». Антонина Никифоровна вспоминает, как кольнуло тогда в сердце: неужели посылают в Чечню? Но успокоила себя: где Волгоград, а где та Чечня…

Следующая весточка от Алексея пришло лишь спустя три месяца. «У меня всё хорошо, мама, не волнуйся», — писал он. Но родители не знали, что это письмо из ниоткуда. Полк, где служил Алексей, первым в новогоднюю ночь отправили штурмовать Грозный. БТР с разведчиками шёл впереди, его и подбили сразу. Раненого Алексея перетащили в другой, но через минуту запылал и он. Экипаж после боя найти не удалось.

— Я пошла узнать, что с сыном, а мне говорят: пропал без вести, — рассказывает Антонина Никифоровна. — Говорю: «Как пропал? Вот же его письмо, почему раньше не сообщили?!» Они молчат. Тогда я поняла: судьба моего сына никого не тревожит. Значит, отыскать его должна я. 

«Жить хочешь — деньги найдёшь»

За четыре года она побывала в Чечне несколько раз. Вместе с такими же солдатскими матерями тщетно пыталась отыскать следы сына, показывая встречным чеченцам фото Алексея. «Нет, не видели, не знаем», — обычно отвечали ей. Правда, вскоре помощь матерям для некоторых местных жителей стала циничным бизнесом. «Одной женщине как-то сказали, что знают, где похоронен её сыночек, — говорит Антонина Никифоровна. — Предложили купить его останки. А потом принесли… бычьи кости».

В очередной раз она приехала в Чечню в сентябре 1999-го. Не описать радости, когда один из чеченцев вдруг подтвердил: мол, знаю таких, живы, находятся в плену. Могу свести с одним человеком, тот поможет договориться о встрече с сыновьями.

Наутро солдатская мать стояла в условленном месте. Подъехала машина, из неё вышли незнакомые кавказцы. Неожиданно женщине заломили руки и кинули в салон. «Доискалась сына», — ухмыльнулся один.

В плен Борщову взяли братья Ахмадовы — известные всей Чечне головорезы, чья банда специализировалась как раз на похищениях людей.

За жизнь и свободу с неё потребовали 50 тысяч долларов. «Господи, да откуда ж такие деньги?» — всплеснула руками мать солдата. Бандитский главарь только усмехнулся в ответ: «Жить хочешь — найдёшь. Сейчас позвоныш мужу, скажешь, чтоб начинал искать бабки». «Алё…Толя…», — шептала она в трубку спутникового телефона. В горле сдавило, когда в ответ услышала родной голос. Там, на другом конце провода, был мир, в окнах многоэтажек уютно горели огни, по Садовой гуляли нарядные люди, а здесь — промокший насквозь лес, землянка, бородачи в камуфляже и прижатый к груди ствол автомата. «Эй, нэ молчи, гавари, что тэбе страшно, что голову тэбе рэзать будут! — приказал боевик. — А ну плачь!»

Но слёз не было. И это больше всего разозлило бандита. Наотмашь он начал хлестать Борщову по щекам: «Ничего, день-два пройдёт, кровавыми слэзами заплачешь! Пошла в яму!»

Полгода в яме

В сырой яме, прикрытой сверху брёвнами, Борщова стала девятнадцатой по счёту. Её соседкой слева стала директор банка из Владикавказа — с неё боевики требовали самый большой выкуп. Соседа справа новая пленница узнала сразу — фотокорреспондент ИТАР-ТАСС Владимир Яцина, о похищении которого по ТВ говорили уже несколько месяцев. Рядом с двумя пожилыми православными священниками примостился мулла из Азербайджана. И его не постеснялись взять в плен отмороженные бандиты. Самой юной пленнице было всего пятнадцать. Красавицу Ирину бандиты похитили не ради выкупа. Девочка стала для них секс-рабыней.

Потекли дни в заточении. Женщины готовили своим мучителям еду, стирали в ледяной воде их одежду. И терпели побои.

— Один раз предложили нам помыться, — рассказывает Антонина Никифоровна. — Мы обрадовались: наконец-то! Нет, заставили мыться прямо в яме, земля после этого вообще в слякоть превратилась. На ней и спали. По очереди — всем в яме места не хватало.

Но тяжелее всего приходилось мужчинам. Их каждый день избивали до бесчувствия. От непрекращающихся унижений и мук у одного из пленников однажды не выдержали нервы. С криком «убью, сволочь!» он набросился на конвоира. Узники, прижавшись друг к другу в яме, с ужасом слушали, как наверху избивают их товарища. Вскоре крики прекратились. На пол зиндана упала голова…

Свобода под пулями

Вторая кампания была в самом разгаре. Федеральные силы не церемонились с боевиками, всё дальше продвигаясь в глубь Чечни. Ахмадовы решили «рвать когти» с насиженного места. Пленников взяли с собой.

— Когда нам сказали, что предстоит пройти сорок километров по горному перевалу, я подумала: вот смерть и пришла, такого пути я не перенесу, — вспоминает Антонина Никифоровна. — Тем более, что предупредили: кто отстанет, пристрелят.

Своё обещание бандиты исполнили. Пожилой фотокорр Яцина, страдавший сердцем, от напряжения потерял сознание. Его расстреляли на том же месте.

Они дошли. Переночевали в холодном сарае. А наутро бандиты снова построили узников: «Идём ещё дальше!» Измождённые женщины опустились на землю: «Сил больше нет — стреляйте прямо здесь!» Что случилось потом, сама Борщова называет чудом. Один из охранников, когда его товарищи отошли, вдруг произнёс: «Женщины, мне от вас ничего не надо. Грех на душу брать не хочу. Идите… Ваши в той стороне».

Свобода! Но для пленниц она едва не оказалась роковой.

— Спускаемся с горы, а по нам снайперы палят. Наши снайперы, — говорит Борщова. — Кричим: «Не стреляйте, мы свои!» А вокруг пули свистят… Но добрались… Выжили…

«Я снова поеду в Чечню!»

Антонина Борщова вернулась в Ростов в марте 2000 года, проведя в плену 167 суток. Сына Алёшу она так и не нашла. Зато дома её ждал другой Алёша — внук.

Разведчик Борщов служил Родине, а его невеста ждала ребёнка. Алексею-младшему сейчас уже четырнадцать. Антонина Никифоровна гордится внуком. Был бы отец рядом, вот бы порадовался…

Но Алёши нет. Память о нём — медаль «За отвагу», которую вручили уже матери пропавшего солдата. Правда, в военкомате ждали самого Алексея Борщова и очень удивились, когда пришла она. — Понимаете, они даже не знали, что он пропал на этой чёртовой войне! — возмущается Антонина Никифоровна. — Мальчишки умирают, а дела до них никому нет. Я это ещё в Чечне поняла. Мы там однажды на улице наткнулись на кучу выброшенных солдатских писем. Всё, что ребятки домой мамам писали, просто выкинули на свалку…

Мы прощаемся.

— А правда, что Рамзан Кадыров пригласил матерей погибших солдат приехать в Чечню и пообещал помочь найти их тела? — вдруг спрашивает Антонина Никифоровна.

— Вы поедете?! — спрашиваю её.

— Не слышала. Но в Чечню всё равно поеду, — Борщова смотрит на портрет сына, на котором все эти тринадцать лет ни одного дня не было чёрной, траурной ленты.