«Возвращайтесь, Родина вас ждёт!»

Клавдия СИСЮКИНА (в девичестве МЕЩЕРЯКОВА) в годы Великой Отечественной войны оказалась в фашистской Германии, где в течение трёх лет находилась на принудительных работах и содержалась в лагере нацистов для несовершеннолетних узников Сангофен. Во время отправки на чужбину ей ещё не было и 16 лет. Сейчас Клавдии Ивановне 84 года. Она ведёт здоровый образ жизни, регулярно делает зарядку, много двигается. За участие в антифашистском сопротивлении непокорённых узников фашизма она награждена памятной медалью «За верность Родине». Сегодня она делится своими воспоминаниями с читателями «РО».

В вагонах для телят

В июле 1942 года Ростов был оккупирован гитлеровскими захватчиками. Поголовному уничтожению в городе были подвергнуты еврейские семьи. Тяжёлая участь ждала оставшихся в городе подростков. Фашисты, опираясь на местных предателей (полицаев), сформировали списки молодёжи, подлежащей отправке в Германию в рабство. За неявку на сборный пункт грозила смерть. Людей везли в эшелонах в телячьих вагонах и закрытых замками под охраной автоматчиков.

Накануне отправки в Германию подростков с фамилиями, начинающимися на букву «М», (моя девичья фамилия Мещерякова) я не подчинилась требованию полицая Ивана Братченко о явке на сборный пункт. Босиком я пошла в село Мокрый Батай Аксайского района. Моя мать, оставшаяся с малым ребёнком на руках, дала мне старые вещи, чтобы поменять на хлеб. С разбитыми и опухшими от длительной ходьбы ногами мы с другими женщинами ночевали несколько дней в каком-то сарае, бродяжничали. Наступили осенние холода. После долгих скитаний, устав от голода и холода, простуженная, я возвратилась домой во 2-ой посёлок Орджоникидзе. В это время была уже отправка в Германию людей с фамилиями на букву «X». При очередной проверке нашего дома, меня сразу же обнаружил полицай и приказал, чтобы 8 октября я была на товарной станции. «Дядя Ваня!» — умоляла я полицая, — не отправляйте меня, я ещё маленькая!». «Ничего, подрастёшь в Германии!» — сказал полицай.

И вот нас повезли в Германию. На одной из остановок из соседнего вагона выпустили ребят, чтобы сходили в туалет. Один подросток ушёл далеко от вагона, а потом бросился бежать в поле. Полицай начал кричать «цурюк-цурюк» (назад), но мальчик не останавливался. Тогда полицай выстрелил в него очередью из автомата и убил его наповал. Вскоре поезд тронулся в путь, а убитый остался лежать в поле.

Побои и слёзы

В Польше на фильтрационном сборном пункте нам устроили дезинфекцию тела и вещей с использованием специальных химических средств, обливали нас с головы до пят и смеялись над нами. Потом привезли в концлагерь Дахау. Я попала в группу, которую отправили в Мюнхен. Там провели повторный осмотр, приходили немецкие дамы и господа, они отбирали себе домработников. Оставшихся, в том числе и меня, отправили на фабрику «Декель-Сименс», лагерь № 25.

Условия жизни и работы узников тяжело вспоминать. В подвальном помещении была столовая. Кормили нас один раз в сутки, варили брюкву, шпинат и капусту в котле, в котором плавали черви, в редких случаях был картофель. Каждому узнику на неделю выдавали батон чёрного хлеба, но из-за сильного голода мы его съедали сразу за один-два дня, а потом надеялись на Бога. Завтрак был нам не положен, и ужин не положен. На работе у меня часто ломалась иголка станка, на котором я сверлила отверстия в деталях, иногда я её ломала умышленно. Мастер — «шестиголовый змей» — так мы его называли, менял иголку, но она ломалась снова и снова. Он злился и избивал меня.

После очередных побоев я со слезами уходила в туалет и сидела там, пока мастер не выгонял меня криком или выталкивал силой. Бывало, я, набрав изготовленные мною мелкие детали, тайно уносила и высыпала их в туалет, но ни разу не попалась.

Вспоминаю, как лагерная администрация принуждала узников писать на Родину ложные письма о якобы хорошей нашей жизни в Германии, позировать со счастливыми улыбками перед фотографом для публикации снимков в их газете «Новая Правда».

Однажды нас согнали в клуб на концерт, который открыла молодая девушка, по виду калмычка, которой доверили подготовить концерт. Небольшая группа запела на русском языке «Интернационал». В какой-то миг лагерная охрана не поняла содержание песни, но потом началась паника. Сцену закрыли, послышались выстрелы. Говорили, что девушку-калмычку застрелили.

Тайно приносил нам одежду

Среди немцев были люди и доброй души, которые сочувствовали нашим страданиям. В моей памяти остался немец лет 50 (имени его я не знаю). Он потерял на восточном фронте единственного сына и очень переживал. Утром, поднимая нас на работу, он тихо говорил: «Майне либен киндер, ауфштейн, ауфштейн». («Мои любимые дети, вставайте, вставайте».) Подвергая себя опасности, тайно приносил нам одежду.

В июле или августе 1944 года американские самолёты превратили Мюнхен в руины, а наш деревянный лагерь сгорел. Мы чудом остались живы. Всех, кто работал на фабрике «Декель-Сименс» отправили в село Бляйхи, где, видимо, был её филиал. Поработав немного и не выдержав издевательств мастера, я совершила первый побег. Меня поймали и посадили в карцер, продержав без пищи пять дней.

В ноябре 1944 года вместе с подругой Соней я совершила второй побег. Нас снова задержали. С 5 декабря 1944 года я сидела в одиночной камере. В последний день заточения (это было в конце апреля 1945 года) я услышала крики: «Выходите! Мы свободны!». Двери камер узников открыли. Истощённые, измученные голодом, но оставшиеся в живых, мы вышли и плакали от радости.

Врачи из Соединённых Штатов провели медосмотр, все раны на моём теле смазали какой-то мазью, завернули меня в простынь, дали мне лекарство — за помощь я им очень благодарна. Следы ран полученных в гестаповских застенках сохранились на моём теле до настоящего времени.

Измученным голодом узникам американцы начали выдавать небольшие пакеты с продуктами. В пакете находились: печенье, две банки мясных консервов, шоколад, папиросы, жевательная резинка, бумажные салфетки... Увидев впервые жвачку, мы не знали, что с ней делать, некоторые её сразу глотали, а другие выбрасывали, так как боялись отравиться. Потом выяснилось, что её надо было просто жевать.

В какой автобус сесть

И вот пришла пора возвращаться к мирной жизни. Собрав всех узников, представитель Соединённых Штатов заявил: «Если вы вернётесь на Родину, вас будут судить как предателей. Ваша вторая родина —это Америка!». Он предложил садиться на прибывшие американские автобусы. В это время на сборный пункт прибыли наши автобусы из советской зоны.

Прибывший представитель нашей страны предложил советским узникам садиться в свои автобусы. Некоторые в растерянности плакали, метались от одного автобуса к другому. Сильное воздействие на нас оказало выступление высокого молодого офицера Советской Армии, который кричал: «Возвращайтесь домой! Вас ждёт Родина! Вас ждут родители! Вас ждут малые братья, сёстры! Война закончилась! Мы победили!».

Нас привезли в советскую зону на фильтрационный пункт, где после проверки меня взяли на работу в войсковую часть № 75379 (база полевого Военторга) и приняли на должность ученицы-счетовода.

Здесь я вышла замуж, а через год по семейным обстоятельствам уволилась и прибыла в Ростов. Родила и воспитала четверых детей, сейчас у меня 10 внуков, являюсь ветераном труда.

Желаю дожившим до наших дней ветеранам войны, бывшим узникам фашистских концлагерей и труженикам тыла здоровья, силы духа, внимания и заботы близких и государства.

Обращаюсь к молодому поколению ростовчан: помните, что наши ветераны не только победили фашизм, но и вновь отстроили города, жильё, дороги, совершили великие открытия, которыми вы сегодня пользуетесь. Берегите Россию и преумножайте славу и её трудовые достижения!

Да хранит вас Бог!