МАРИЭТТА ШАГИНЯН: МЫСЛЬ И ОБРАЗ

Творчеству каждого крупного художника (писателя, живописца, музыканта и т.д.) свойственны, как правило, две основные особенности: разнообразие тем, проблем, жанров и одна главная, стержневая идея, определяющая мировоззренческий характер его работ, который задает вектор всех его художнических исканий и находок.

За свою долгую творческую жизнь Мариэтта Шагинян создала произведения самые разнообразные - и художественные, и документально-публицистические, и мемуарные. Но была в ее творчестве «красная нить», проявлявшаяся то явно, открыто, то уходящая в подтекст, служивший фоном созданных ею словесных картин и размышлений — философичность видения и понимания действительности.

«Творчество Мариэтты Шагинян - удивительное явление в русской литературе XX века. Литературная деятельность ее продолжалась свыше семидесяти лет! - писал литературный критик В. Ковалев. - Думается, что сама жизнеспособность художника доказывает неисчерпаемые возможности целеустремленных духовных исканий человека. Во всяком случае, личность Мариэтты Сергеевны с ее не затухавшей до самого последнего дня жизни творческой энергией побуждает размышлять об этом.

Раннее творчество М. Шагинян отразило духовные искания русской интеллигенции, свойственные ей благородные традиции самоотверженного культурного творчества, воспитания читателей в дуле передовых идеалов. поиски правильной ориентации в жизни».

Мариэтта Сергеевна Шагинян родилась 21 марта (2 апреля) 1888 года в Москве, в семье врача, доктора медицины. Но ее детство, юность и годы становления творчества тесно связаны с Нахичеванью-на-Дону.

Имя свое - Мариэтта, она получила от матери, которая перед ее рождением читала французский роман. Сама М. Шагинян писала, что в метриках она была записана как Марианна, но так «никогда в жизни не называлась».

Она происходила от двух родов - матери П.Я. Хлытчиевой из Нахичевани- на-Дону и отца С.Д. Шагинянца, из армянской колонии в Григориополисе на Днестре.

В детстве Мариэтта со своей младшей сестрой Линой (Магдалиной) летом часто ездила в Нахичевань, на побывку к дедушке Якову Матвеевичу Хлытчиеву, к многочисленной родне «в уютный маленький Нор-Нахичевань». Шагинян подчеркивает главную, на мой взгляд, особенность армянского города: «Это был обособленный город, отделенный куском голой степи и малорослой искусственной рощей, называемой Балабановской, от крупного портового Ростова-на-Дону».

Жизнь Нахичевани и определялась его географическим положением и национальным характером: «Жизнь казалась там узкообособленной, монотонной, мелконациональной и, как масло с водой, совсем не сливавшейся с жизнью большого русского мира в Ростове…».

Размышляя над описанием Нахичевани городским головой Халибовым, Шагинян сразу видит суть явления, дает ему масштабную оценку через емкую деталь. Халибов писал: «Город Нахичевань управляется армянским магистратом, руководствующимся древним римским судебником, и, не имея русской полиции, составляет как бы особое государство в государстве… ссылаясь на высочайше дарованные грамоты и превратно толкуя изложенные в оных привилегии, нахичеванское общество упорно сопротивляется введению общественного управления и русской полиции...» Комментарий М. Шагинян: «Самостоятельное управление! Древний римский судебник! Отсутствие русской полиции! - Государство в государстве. Ганзея, чистая ганзея... «Гены» ганзейской независимости...».

Эго так сказать, общий ракурс взгляда на особенности Нахичевани. Но тем и интересен подход крупного писателя, его умение органично сочетать обобщение и детали. И Мариэтта Сергеевна, вспоминая свои детские приезды в Нахичевань, выделяет то, что больше всего поразило ее тогда и запомнилось, - приготовление кушаний к армянскому столу. «Еда в Нахичевани носила характер праздничный, почти эстетический». И она подробно описывает татаро-армянские блюда (влияние жизни предков в Крыму) и тонкости их приготовления. И здесь же она, как всегда, выходит на интересные размышления. Взрослые привлекали детей к украшению стола, превращая это занятие в игру, и Шагинян делает педагогический акцент - о важности заинтересованности детей в процессе какого-нибудь дела, в которое они вовлечены, и, тем самым, - их воспитания. Вспоминает, как к «художественно» исполнял Том Сойер неинтересную работу - покраску забора на зависть мальчишкам. В конце ХIХ, а тем более, в середине этого столетия, Нахичевань-на-Дону была небольшим городом. И нередко судьбы его обитателей пересекались. Дед Мариэтты по линии матери Яков Матвеевич Хлытчиев был купцом первой гильдии (позже он разорился). У него было двадцать детей. (!) Как было тогда принято у богатых нахичеванцев, он заказал тогдашнему учителю, обучавшему его многочисленных дочерей, знаменитому впоследствии поэту Рафаелу Патканяну, написать хвалу о своей семье. «Патканян создал особый жанр семейной «эклоги» - восхваление в виде писем к другу о высоко нравственной матери семейства, о ее доме-очаге, о том, как велся и управлялся этот дом, о прислужниках, порядках, организации и воспитании детей. Книга была напечатана в местной армянской типографии, переплетена, снабжена вкладышем с многочисленными фотографиями всех детей... Книга эта хранится в ереванском литературном музее, имеется она и в моем семейном архиве».

Дед же со стороны отца, протоиерей Давид Шагинянц, служил в молодости секретарем у епископа Габриэла Айвазяна, родного брата выдающегося художника Айвазовского. Этот дед, как клерикал, участвовал в гонениях Микоэла Налбандяня. Яков Матвеевич Хлытчиев, наоборот, энергично защищал память Налбандяна после его смерти, он был одним из активных организаторов публичных похорон опального революционера у стен Сурб-Хача. Такие вот переплетения событий и судеб...

Мариэтта Сергеевна получила блестящее образование. Она окончила историко-филологический факультет Высших женских курсов (1912). Училась в Народном университете имени А.Л. Шанявского, в 30-е годы - в Плановой академии. Она была истинным ученым в литературе, и поэтом в науке – неслучайно имела степень доктора филологических наук (1944), тема ее диссертации – «Творчество Т.Г. Шевченко». Такой научный интерес к поэзии (чего стоит только выбор темы – имени!) продиктован скорее всего тем, что в молодости она увлекалась поэзией.

Но вернемся к началу ее творческого пути. Его истоки лежат в 1903 году. Ее первая публикация состоялась летом это­го года, в новороссийской газете «Черно­морское побережье». Она отдыхала тогда в Геленджике и написала стихотворный фельетон (!) «Геленджикские мотивы» о бревнах, валявшихся на пляже и ме­шающих купающимся. Эти публикация возымела свое действие - пляж был очи­щен. Окрыленная успехом, она написала второй фельетон, в котором были уже звезды, запах роз и соловей в кустах... Стихи ей возвратили с пометкой редак­тора: «Рахат-лукум» (Соловьев в Гелен­джике никто никогда не слышал).

Но по сути началом литературной работы М.С. Шагинян следует считать ее дневник. Она начала писать его девоч­кой, за праздничным столом 31 декабря 1900 года, когда семья встречала Новый, XX век. (Какая символика!). Она «жад­но, в оба уха слушала, о чем взрослые говорили, сжимая тетрадку в клеенчатом переплете, на первой странице которой стояло: «Для записи впечатлений». Лю­била писать она и письма. Вот этот днев­ник, письма и сыграли большую рольв духовном и творческом становлении будущей писательницы. Они формировали вкус к слову, тренировали «руку», дисциплинировали работу ума.

Но еще раньше, «почкой» развития творческого воображения, началом всех начал стали своеобразные сюжетные игры двух сестер в раннем детстве. М. Шагинян рассказывала в книге своих воспоминаний «Человек и время», под заголовком к которой служат слова «История человеческою становления», что они сочинили с сестрой «первую большую игру» - о лучезарной стране Мерце. Ту загадочную страну, где происходят свои события: войны, деяния принца, влюбленность девчонок - спустя полвека она назовет «Повестью о двух сестрах и волшебной стране Мерце». Эту детскую повесть Шагинян начнет писать в Нахичевани в 1918 году, а допишет и опубликует ее спустя полвека. Она будет рассказывать придуманную сказку как «удивительный детский эпос» со всеми признаками эпических произведений, в которых обычно и проявляется «детское восприятие и объяснение мира» в народном творчестве».

С 1906 года начинается ее сотрудничество с газетой «Приазовский край». «О Ростове я сохранила светлую благодарную память. Это город моей юности. В самом начале своей журналистской деятельности стала корреспондентом ростовской газеты «Приазовский край». Сохранились у меня фельетоны, статьи, театральные рецензии, напечатанные в этой газете еще в начале 90-х годов…».

В 1909 году выходит книга ее стихов «Первая встреча». Она во многом еще подражательная, хотя некоторые ростовские критики этот «дебют небольшого сборника изящных стихов» называли удачей.

1908-1914 годы были временем «разброда и шатаний» в мире интеллигенции, поиска новых путей, ухода в мир символизма, мечтаний и создания своих внутренних миров, «слоновых башен», эротических грез...

Сама Мариэтта Сергеевна так характеризовала это время, примеряя его к своим собственным исканиям и собственному духовному становлению, «...годы 1908—1914 принято не совсем точно, потому что не для всех, называть реакционными. Для группы молодежи, выросшей вне политики, к которой принадлежала и я, разбуженная потребность действовать, бороться, чувствовать себя в массе вылилась в поиски новой формы активного труда, которому не угрожало бы никакое закрытие, никакая профессиональная опасность. И мы невольно потянулись в щели той активности, какую Пушкин и Маркс назвали «духовным трудом».

В этот период становления своей личности, духовного взросления Мариэтты Сергеевны отмечен увлечением изучения философии, религиозно-мистической концепцией группы Мережковских. Она сходится с кругом поэтов издательства «Мусагет», увлекается поэзией В. Брюсова, А. Блока, переписывается с А. Белым. Особенно заметное влияние оказала на нее Зинаида Гиппиус. В это время выходит книга М. Шагинян, посвященная творчеству экзотически-надрывной поэзии Гиппиус «0 блаженстве имущего. Поэзия З.Н. Гиппиус» (1912).

А в следующем, 1913 году она издает второй сборник своих стихов «Orientalia» (вышел в издательстве «Альциона»). Как я уже писал, в те годы в искусстве был распространен ориентализм — увлечение искусством Востока, как реакция на сложнейшее, противоречивое время исканий в Западной Европе и в России. И хотя в стихах этой книги ощущается «налет книжной экзотики она отмечена подлинным лиризмом», была тепло встречена критикой и принесла Шагинян известность в кругу любителей поэзии.

В этой книге Шагинян «тлеют» страсти взрослой девушки. Вот пожалуй одно из самых ярких стихотворений сборника - «Полнолуние».

Кто б ты ни был - заходи, прохожий.

Смутен вечер, сладок запах нарда...

Для тебя давно покрыто ложе

Золотистой шкурой леопарда.

Для тебя давно таят кувшинки

Драгоценный сок, желтей топаза.

Что добыт из солнечной долины,

Из садов горячего Шираза,

Розовеют тусклые гранаты,

Ломти, дыни ароматно вялы;

Нежный персик, смуглый и усатый

Притаился в вазе запоздалый,

Я ремни спустила у сандалий,

Я лениво расстегнула пояс...

Ах, глаза давно читать устали.

Лжет Коран, лукавит Аверроиз!

Поспеши... круглится лик Селены;

Кто б ты ни был - будешь господином.

Жарок рот мой, грудь белее пены.

Пахнут руки чабрецом и тмином.

Днем чабрец на солнце я сушила.

Тмин сбирала, в час поднявшись ранний...

В эту ночь - от Каспия до Нила –

Девы нет меня благоуханней!

Так девушка сублимирует свои мечты о желанной встрече с мужчиной, насыщая картину конкретными красками и запахами. Ритмы стихотворения удивительно плавны, певучи и передают истому мечтаний... Стихи сборника написаны разными размерами, темы концентрируются вокруг южной, знойной тематики. Здесь все попадает в цель увлечений времени. Главное - в ней присутствует подлинный лиризм, который бывает обычно в стихах молодых людей. Настоящее, как известно, замечается сразу. Неслучайно книга выдержала несколько изданий. И каждое повое издание пополнялось новыми произведениями.

В 1918 году «OrientaIia» выходит в Ростове-на- Дону четвертым изданием, обложку оформляет М. Сарьян. Изысканный букет в простой вазе тоже подчинен внутреннему ритму композиции. Своими линиями он напоминает не «сумму» цветов, а какое-то полевое «цветонасекомое»...

Газета «Приазовский край», с которой Мариэтта Сергеевна активно сотрудничала в то время, поместила рецензию на эту книгу. Критик, укрывшийся за инициалами К.Т. отмечает, что «много говорили об этой книге талантливой писательницы», что книга пользовалась большим успехом. «Мариэтта Шагинян получила асе права литературного гражданства: стала общепризнанным талантом». Он отмечает ее близость к поэтике 3. Гиппиус. «Стихи Мариэтты изящны и красивы, глубоки и интересны. В них волнующая музыка грусти, сдавленное рыдание, кричащая тоска... В своих стихах Мариэтта Шагинян обнаруживает тонкое понимание музыки стиха».

Несколько сбросим планку оценок, но обратим внимание на подчеркивание автором рецензии «грусти, тоски» - возможно, так проявилось его восприятие контраста реальной жизни в то время. И здесь есть над чем поразмышлять. Посмотрим, что же еще печатала газета в этом номере.

На первой странице, под логотипом - Приказ, в нем идет речь о призыве в ряды Добровольческой армии. Подписал его 31 августа в городе Нахичевани полковник Васильев. Среди подборки информаций - подробности расстрела бывших царских министров, сообщения о мобилизации в Грузии, высылка русских из Закавказья. На третьей странице - военная хроника. Приказ коменданта города Ростова, полковника Фетисова, о пьянстве и безобразиях офицеров в театре «Марс» и постановление: запретить им посещение этого увеселительного театра. Добровольческая армия заняла станицу Невиномысскую, скончалась «бабушка русской революции Е. Брешко- Брешковская», арестован в Берлине революционер Петр Кропоткин. В Москве Троцкий произнес речь в честь Ленина после покушения на вождя пролетариата. Он, в частности, сказал: «Каждый дурак может прострелить череп Ленина, но воссоздать этот череп трудная задача даже для самой природы». В подборке информационных сообщений на третий полосе говорится также о том, что Борис Савенков принимает активное участие в работе белогвардейского штаба, что в Питере площадь Зимнего дворца большевики переименовали в площадь Урицкого...

Полыхает Гражданская война, мир наполнен страшными событиями, и здесь же - стихи о страстной любви, о причудливом мире внутренних переживаний. Как все это совмещается, как сосуществует? А вот так и проявляется подлинная жизнь со своими законами, сочетая в себе убийства, расстрелы и любовное томление…

Но в новых стихах, добавляемых в книгу при каждом издании (всего вышло шесть изданий - последнее - в 1922 году), М. Шагинян нащупывает новые тропинки для своего творчества. Еще рецензент «Приазовского края» заметил: «Она на распутье; куда идти «в аналитику или в поэзию». Но и в самой поэзии она обращается к более крупным темам, значительным обобщениям - этого требует время и склад ума самой поэтессы.

В 1915 году Мариэтта Шагинян пишет «Оду времени», как она сама помечает «...Оду, какой ни один поэт ни в древности, ни в современности не писал…». Это, еще романтическое произведение, посвящено Бремени, а значит смыслу жизни, т.е. той теме, без которой невозможны медитации юности. Но в поэтическом монтаже обобщения и конкретных картин пробиваются попытки философски осмыслить ход Бытия, примерить на себя «новое платье» реализма. Это было связано и с отходом Шагинян от кружка Мережковского-Гиппиус.

Гимн Армении заканчивается размышлениями человека, чьи мечты уже отягчены зрелым сознаньем.

Так обрастай же все мгновенья,

О время - длиннорунный мох!

Да не замрут твои хваленья,

Доколь в груди не замер вздох.

Пусть с примиряющим лобзаньем

От нас твои отходят дни,

И ты спокойным указаниям

Волненья сердца подчини.

Судья людей в любви и гневе!

Всем взмахом твоего крыла,

Тебе, кормящее во чреве

Мечту о вечности, - хвала!.

Сопоставьте два процитированных стихотворения и сразу будет виден диапазон расхождений. Новые границы, новая лексика… Здесь нет явных признаков символизма, но чувствуется рационализм. Возможно, это связано с усилением философского склада ее ума. Сама Мариэтта Сергеевна объясняла это так: «Когда я смотрю сейчас из глубины уже потускневшей своей памяти на себя самое в атмосфере годов 1908-1914, на свои блужданья и заблужденья, мне кажется (может быть, только сейчас кажется), что в восприятии моем тогдашнего «декаденства» не доставало чувства полного доверия, полной юношеской вхожести в молодежное увлеченья тех лет. Мне всегда и всюду, при всех обстоятельствах хотелось, понять, это желание понять стеной стояло между мной и стихийным процессом жизни»,

И это стремление «понять», а значит и «объяснить» определялось, как мне кажется, типом умственного устройства, т.е. особенностями творческого дара, данными писательнице от природы.

В любом случае Шагинян ценила «Оду времени», потому что включила ее текст в свои воспоминания «Человек и время», а значит, придавала им значение в своем собственном творческом становлении.

Итак, начинается постепенное «отворачивание» от отвлеченного философствования. Не результат ли это стремления все «понять»? В 1916 выгоду Мариэтта Шагинян издает роман с симпотматическим названием «Своя судьба» (полностью он опубликован в 1923 году).

Андрей Белый в одном из писем к Шагинян так оценил это произведение: «Милая Мариэтта: не отрываясь, единым духом прочел Вашу книгу, очень умно, интересно: ...скажу одно: книга поднимает огромную тему, но дает ей, по-моему, несколько случайное художественное оформление; это скорей художественно-философский диалог, под которым - целая диссертация».

Да, Шагинян уходит от отвлеченного философствования, но оно, как суть ее творчества, начинает проступать в других, более внутренних, глубинных качествах. И это замечает и отмечает А, Белый.            1

В годы Гражданской войны Мариэтта Сергеевна живет в Нахичевани. К этому времени Ростов и Нахичевань практически слились в один город. Ростов представлял собой центр Белого движения, «гнездо контрреволюции на Юге России» по_словам М.С. Буденного. Сюда из Москвы и Петрограда съехалось немало богатых людей, интеллигенции, не принявшей Октябрьский переворот и советскую власть. Шагинян активно сотрудничает с газетой «Приазовский край», с которой у нее были хорошие творческие контакты еще с начала века.

В это время в Ростове выходили газеты «Жизнь», «Вечернее время» (она вначале издавалась в Новочеркасске), «Маленькая газета» («ежедневная газета честных и трудовых людей»). «Приазовский край» на этом фоне выглядел срезным изданием, отражавшим все стороны жизни, в том числе и культурной (литература, театр, музыка).

«Приазовский край», как я уже писал, был одной из крупнейших провинциальных газет России. Ее издательством управляло акционерное общество издательского дела, во главе которого стоял С.Х. Арутюнов. Газета была либерально-буржуазным изданием и стояла, естественно, на антибольшевистских позициях - на Дону властвовали белые. Она давала немало материалов, направленных против советской власти. На ее страницах печаталась военная хроника, корреспонденции с фронтов, комментарии ко всем крупным политическим событиям. Широко отражалась международная жизнь. На страницах «Приазовского края» печатались карикатуры на вождей революции Ленина и Троцкого. Газета распространялась по всему Югу России, имела своих корреспондентов в крупных городах Дона, Кубани, Ставрополья… Присылали свои фельетоны и рассказы в Ростов-на-Дону А. Толстой, В. Дорошевич, А. Аверченко, А. Амфитеатров, Ф. Крюков и другие известные литераторы.

В 1918-1919 годах в Ростове оказались А. Аверченко, Е. Чириков. Они активно печатались на страницах «Приазовского края». Так, Е. Чириков опубликовал большой цикл статей «У разбитого корыта», в котором ставил проблемы России, находящейся на перепутье.

М.С. Шагинян к этому времени была уже опытным, зрелым журналистом. Она имела в газете собственную рубрику - «Литературный дневник». Круг тем, которые она поднимала в своих публикациях, довольно широк, но все они представляли собой литературные заметки писателя-публициста.

Это касалось не только вопросов литературы, искусства, но и проблем образования, воспитания. Эти публикации представляют собой немалый интерес и в наше время, так как широкий и глубокий кругозор Шагинян давал ей возможность видеть суть острых социальных и творческих проблем, ее некоторые суждения, замечания, оценки не потеряли своей актуальности до наших дней. Играло свою роль и то, что особенности того переломного времени во многом схожи в сегодняшними.

Но начнем мы знакомиться с ее творчеством в «Приазовском крае» с художественных произведений - стихов и рассказа. Эти публикации состоялись в праздничных номерах. В предрождественском выпуске (25 декабря 1918 года) опубликован ее перевод стихов армянского поэта Агаяна. В них восхваляется значение ремесел в жизни армянского народа, как спасительного труда. Скорбная нота - потеря армянами своей родины нейтрализуется утешением» «Одно осталось нам в удел: учись ремеслам и науке». Не в этой ли емкой формуле дается определение «живучести и талантливости» армянского народа, выживающего за пределами своей родины? Это стихотворение напечатано на первой полосе.

«Приазовский край» выходил в то время на очень больших листах. Публикация М. Шагинян посвящен целый разворот! Вторая часть - сказка-драма в стихах посвящена выбору судьбы. Этот вопрос очень волновал тогда молодую писательницу - от выбора пути зависела вся жизнь, возможность реализовать свой творческий потенциал.

Царь в этой сказке решает обвенчать дочь и выбирает ей жениха. Но дочь отказывается, она любит поэта и хочет выйти замуж по любви.

Отец гневается и говорит: *Тебя получит в жены первый встречный». Этим прохожим оказывается лесник. Царь хочет отвести дочь под венец силой, а царица, она на стороне дочери, задумала отравить лесника. Но царь вдруг одумался. В этой драме лесник символизирует природу, как естественную силу бытия.

И когда узнают, что на самом деле это не лесник, а переодетый царевич, все улаживается. Смысл сказки - всем управляет судьба, но и человек должен играть в ней активную роль. Сказка написана разговорным языком - Мариэтта Шагинян не забыла своего юношеского увлечения поэзией.

В Пасхальном номере (1919, 7 апреля, с.2) опубликованы стихи «На Пасху». Время было очень тяжелое, люди теряли веру не только в добро, в силу нравственных начал, но и в обычную нормальную жизнь. И стихи Шагинян поддерживают человека. На фоне мирной пробуждающейся природы слышен призыв поэта к примирению в братоубийственной войне. «Да враг врагу промолвит с «миром»: Ведь я живу! И ты живи!». Эти слова на фоне непримиримой борьбы выглядели диссонансом. В них слышна дальняя перекличка со стихами М. Волошина, который молится и за одних, и за других.

Рассказ «Смерть», опубликованный в этом же номере, делится на четыре части, в каждой из которых раскрывается тема поддержки человека в трудную годину, поддержки, в которой Душа и Бог и являются оплотами «вечной любви». Так намечается еще одна составляющая творчества Шагинян - ее жизнеутверждающий гуманизм.

Этой основной теме подчинены литературно-критические работы Шагинян, хотя она раскрывается уже средствами публицистики. Интересны публикации, посвященные воспитанию детей. Статья «Мальчик и девочки» написана как будто о нашем времени. «Будущее России - эта не Европа, не надо смотреть под ноги англичанам, в спину французам, под каску немцам». Будущее России - это наши дети. И она ставит вопрос: а какие они сейчас? Что читают? Чему учатся? Все у них - с чужого плеча, - говорит писательница. - Они мало что умеют сами. И виноваты в этом мы, т.к. уделяем молодежи мало внимания. «У взрослых выскочил какой-то гвоздик из голов в наш «нервный век». Она говорит о развале школы, приводя примеры работы нахичеванских школ.

К этой публикации тематически и проблемно примыкают размышления о детском чтении. Казалось бы, идет разрушительная война, совсем другие задачи стоят перед Россией, а Шагинян волнуют проблемы нравственного воспитания подростков. Она пишет о значении детской книги в воспитании подрастающего поколения. Где же детская книга? - вопрошает она и рассматривает проблемы книгоиздания, в том числе и выпуск литературы для бедных слоев населения.

Вопросы культуры Мариэтта Шагинян раскрывает в контексте национальных проблем. И вновь постановка острых вопросов, их анализ. Публицистические выводы звучат актуально и современно. В статье «Культура и курятник» она идет от общего к частному, затем на новом витке раздумий - к обобщению. И этот путь логики убеждает читателя. Мысль, аргументы, доказательства «работают» в синтезе. Шагинян говорит о двух уровнях национального сознания: «культуре в курятнике» (зоологической, природной} и высокой культуре народного духа. «Куриный национализм - это порождение племенного сознания, культурный национализм - проявление самосознания народа». Она пишет о нации не только как единение людей одной народности, а как о порождении истории. Национальность определяет не фамилия, а душа! Национальный характер «вскармливается» проникнутостью, единством духовного опыта... Есть русский армянин, русский немец, Собирать людей надо не за шиворот, а... за сердце, не ассимиляцией, а единением» . Эти слова, звучащие когда в братоубийственной войне пропаганда в полную силу использовали националистические (антисемитские, проукраинские, великорусские) шовинистические идеи, несли плодотворное зерно человеколюбия.

Гражданская война, как из ящика Пандоры выпустила «гулять» национализм. Шагинян в статье «Ахпат и Санаин» ищет примирения в разногласиях грузин и армян, как народов-соседей, имеющих общую длинную историю. Ее публицистическое перо - на острие самых злободневных вопросов времени.

Национальные взгляды М. Шагинян строились и провозглашались одновременно и на опыте взаимодействия народов в годы Мировой и Гражданской войн. Она разоблачает довольно широко распространенные настроения среди части русской интеллигенции, о том, что нам нужно учиться у западных стран. Разве это не один из самых болевых вопросов наших дней? Многие тогда призывали учиться у западных союзников. Чему? - спрашивает Шагинян.

И отвечает: надо учиться не вообще - и у англичан, и у французов много недостатков, а нужному, тому, что послужит просвещению и развитию России. Тоже же самое пишет она и о немцах, оккупировавших Ростов и Нахичевань в 1918 году.

Мариэтта Сергеевна хорошо понимает место и роль интеллигенции в жизни России, значение ее слова для просвещенных людей в те трудные времена, поэтому особенно интересны ее мысли о русской интеллигенции. В одной из своих работ (Русская интеллигенция // Приазовский край. - 1918. - 25 ноября, - С.4) она полемизирует с известным ростовским журналистом Лоэнгрином, написавшим статью «Ждущие чуда». Да, - говорит Шагинян. Русская интеллигенция скомпрометирована, у нее нет защитников, но я ее защищаю. Лоэнгрин упрекает интеллигентов, которые занимаются «разговорами, митингами». Шагинян обращается к «господам присяжным-читателям» на этом суде над интеллигенцией утверждает: смысл и назначение интеллигенции - мысль и речь. Цель се работы - умственная деятельность, но она должна быть направлена на наше объединение. Давать направление, «образумлять события», т.е. объяснять их, делать доступными широкой публике, создавая тем самым «идею пути». И не надо хоронить Россию. «Она только переходит из «вчера» в «завтра». Неужели перемена есть смерть?» Под этими мыслями мог бы подписаться любой публицист, любящий свою страну, они - знамя сегодняшнего времени. И это еще раз подтверждает то, что при глубоком рассмотрении и изучении проблем нашего отечества - они бывают близкими в переломные, перестроечные времена, так как их основа мало меняется в современности. Наше интеллигенция XXI века занимается своей «внутренней, гражданской войной», причем либеральные публицисты не видят корней нашего отечества. Идея объединения, обретения общего пути - основная гражданская позиция М. Шагинян проявляется в ее публицистике особенно четко, убедительно, ярко.

В своем дневнике она исследует и состояние литературы, пишет о журнале «Весы», о творчестве Д. Мережковского, своего недавнего кумира, которого она преодолела реализмом, защищает поэта А. Блока, полемизируя со статьей профессора Пресмана о женщинах, размышляет о теории вдохновения, беря себе в союзники Шекспира, Данте, Пушкина... В поле ее зрения попадает и упадок литературы в годы безвременья, когда из жизни ушли великие русские писатели Л. Толстой и А. Чехов, когда журналы, альманахи переполнены «самовлюбленным эстетизмом», эротикой...

В открытом письме о Блоке, о его поэме «Двенадцать», которое дано как ответ литературному критику С. Яблоновскому, Шагинян полемизирует, выявляя опять-таки глубокие корни классического творения великого поэта. С. Яблоновский рассматривает символы поэмы, политизирует ее, тем самым ограничивает смысл и воздействие блоковского поэтического слова. Шагинян пишет: «Двенадцать - это не только «большевистская поэма». Главное у Блока - дух революции, революции, как динамики движения. И Шагинян делает очень важный вывод: «Блок любит Россию больше, чем ее хулители, хотя и хулит Россию».

И вновь высказана актуальнейшая мысль, которая сегодня может быть направлена в адрес либеральной интеллигенции, находящейся в оппозиции и не власти, как она утверждает, а самой России. Их критика без любви к стране разрушительна для нее. Любовь к России допускает любую критику ее недостатков, так как она в таком случае будет «работать» на страну, критика станет конструктивно-созидающей.

В свою очередь и публикации Шагинян вызывали дискуссии. Так, профессор Донского университета Малиновский написал статью «Поэзия и политика» (Приазовский край. - 1918. - 4 ноября. - С. 2), в которой не соглашался с мыслями Шягинян о роли поэзии в обществе.

Интересна статья-некролог М. Шагинян, посвященная оригинальнейшему русскому мыслителю В.В. Розанову. Говоря, что Розанов «загадка для России (можно добавить, что он загадка собственно самой России - В.С.), она улавливает основной нерв его необычайного творчества, которое высоко ценили все современники. Мариэтта Сергеевна обучалась философии в Петербурге, встречалась с Василием Васильевичем. Она очень точно характеризует стилистику этого удивительного писателя – «особенная теплота слова», влажность слога, «ужимчивость» мысли... Каждая его строка - золотая». Она пытается разгадать тайну Розанова и высказывает глубокое и оригинальное предположение, что В.В. Розанов постоянно «смертельно боялся страха смерти».

В контексте нашей книги особый интерес для нас представляет статья- портрет М. Шагинян о М. Сарьяне. В Нахичевани эти два выдающиеся представителя армянского народа, не только встречались, но и подружились. Мариэтта Сергеевна, живо интересовавшаяся новым искусством, философией, поэзией, как мне кажется, дала проникновенное определение сути непростого творчества Мартироса Сергеевича. Она пишет о том, что Нахичевань не понимает Сарьяна. Картин художника в Нахичевани практически нет, они все в крупных культурных центрах страны.

Размышляя об изобразительном искусстве, с присущей ей широтой взгляда на вещи, она подчеркивает, что есть разные направления, течения, манеры, стили в живописи (импрессионизм, символизм, кубизм), но в основе их лежит все-таки реальный мир, т.е. они все и той или иной степени реалистичны, и она просит читателей не путать реализм с натурализмом. Реализм - есть общее в искусстве, но он проявляется в разных формах. Шагинян здесь предвосхищает идеи французского мыслителя Р. Гароди, высказанные им значительно позже в книге «О реализме без берегов», посвященной творчеству Ф. Кафки, П. Пикассо и Сен-Джон Перса.

М. Шагинян старается убедить читателей, в том, что Мартирос Сарьян реалист: «Картины Сарьяна реалистичны, потому что дают не только тело, но и душу изображаемых предметов, их сущностью. Здесь она демонстрирует широкий взгляд на природу современного изобразительного искусства, которая в XX веке сделала огромный «формальный» рывок под воздействием бурного технического века. И она опирается в этой идее на мысли самого Сарьяна о живописи и графике. «Положить жизнь при помощи штриха - удел мастера».

Когда говорят, что Шагинян, прожив долгую жизнь, была свидетелем всех крупнейших событии XX века, то это не совсем точно. Она не была только свидетелем, она жила в этих событиях, которые решали и ее судьбу.

Во время своего пребывания в Нахичевани в 1918-1919 годы Мариэтта Сергеевна пережила очень многое. И все, что происходило в стране создавали условия, давала горячий материал для осмысления крупных проблем, поставленных временем и тех процессов, в которых рождались и развивались эти проблемы. Острейшие вопросы социального бытия времен войны Шагинян ставит в публицистической статье «События и быт» («Приазовский край, - 1918, - 11 ноября, - С. 2).

Говоря о сущности социальности человека, Шагинян подчеркивает значение в ее формирования «быта», т.е. конкретных условий существования личности. Она вспоминает статью З. Гиппиус «Быт и события», в которой та утверждала, что перед войной господствовал быт, событий не было. И Шагинян подхватывает развитие проблемы: а теперь - одни события. «Четыре года назад люди крепко сидели в быте, как птицы в гнездах», Война перевернула жизнь людей. Везде - масса беженцев. Дороговизна, всем руководит голая выгода. «Дом», формирующий человека, перестал быть «обителью», защитой, духовным гнездом. Он стал «кровлей», проходным местом. Война сдвинула человека с места. Дорожание «вещей» обесценивают подлинную суть «вещи» (собственность), вещь стала цениться не как необходимость, она стала товаром. Стал теряться «домашний уют», отсюда - обесценивание дома, как «семейного гнезда», далее - обесценивание семьи. Люди идут в кабаки, клубы, театры, кофейни... Шагинян называет этот процесс, на глазах становящийся массовым «могучим сдвигом в сознании обывателя». Вместо обладания приходит внешнее владение, стяжание. Владению вещью самой по себе для владельца безразлично. Старый быт убивают война и ее последствия и наступает «междубытие». Эти процессы в дальнейшем получили свое продолжение и развитие. XX столетие с его скоростями, передвижениями, «сдвинул» человека. Наблюдения М. Шагинян значительны и основательны. И вновь они актуальны для нашего времени.

В целом публицистика М.С. Шагинян в «Приазовском крае» в контексте Гражданской войны, носила яркий литературный и социальный характер. «Приазовский край» не был реакционной газетой, ее концепция ориентировалась на свободы Февральской революции 1917 года. Не случайно на ее страницах широко отмечалась смерть Г.В. Плеханова, где он был назван «великим учителем» и сама его смерть воспринималась как «национальное горе России». Этот дух буржуазной свободы, который культивировал «Приазовский край» и позволил М. Шагинян ставить и обсуждать злободневные вопросы и литературы, и культуры, и социальной жизни с той глубиной и обнаженностью, которая делала ее размышления современными - они будили общественную мысль. Во времена великих перемен они обнажали корневую суть русских проблем, поэтому, повторим эту важную мысль еще раз, они созвучны нынешней революционной перестройке России.

События Гражданской войны на Дону были осмыслены и отражены М.С. Шагинян в художественном произведении - романе «Перемена». Он был начат во второй половине 1922-го года в Петрограде. Все это время (1917-1922) Мариэтта Сергеевна вела дневник, материалы которого она активно использовала в художественных текстах. Эти элементы легко узнаются: конкретные ситуации, описание того, что происходило в Нахичевани и в Ростове, информация из местных газет, в первую очередь, «Приазовского края». Чего стоят цитирования приказов градоначальника полковника Грекова (Гракова - в романе) - они публиковались на страницах газет.

Первая публикация «Перемены» состоялась еще до окончания работы над романом (полностью книга будет завершена 27 августа 1927 года). Произведение печаталось в одном из самых значительных и популярных журналов того времени - «Красной нови». В последующие годы роман перерабатывался для новых изданий. Можно предположить, что именно исправлялось в нем - времена наступали совсем иные в отличие от начала 20-х годов. В 1947-м к 50-летию советской власти в СССР начала выходить юбилейная серия лучших произведений советской литературы. В 1949-м году «Перемена» вышла в этой серии.

Сравнивая публицистические тексты М. Шагинян времен Гражданской войны, опубликованные в «Приазовском крае» и роман «Перемена» хорошо видно различие стилей. Роман написан телеграфно-экспрессивным стилем, сочетанием трудно сочетаемого, дающего явный эффект динамики и напора. Эта проза (а писали так А. Веселый, Л. Сейфулина и некоторые другие писатели того времени) была реакцией на динамику революции, ее ритмы, эмоции…

Под переменой писательница понимает Революцию, перевернувшую мир. Позже такой образ использует Б. Окуджава, говоря: «Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена...», подразумевая новую, грядущую Перемену всей жизни в России.

Мариэтта Сергеевна рассматривала этот роман как первую свою настоящую, реалистическую вещь о Гражданской войне (книга имеет подзаголовок - «Быль»), быль о войне на Юге страны, написанную «по свежим следам пережитого, по дневнику и газетам». Этот сплав личных впечатлений, заметок очевидцев и газетных фактов общественной жизни и составил «замес» художественной прозы.

«Перемена» стала одной из первых произведений молодой советской литературы, эпохи досоциалистического реализма, но реализм в романе бьет через край. Сплав дневников и газетных публикаций стали основой содержательного видения происходящих событий. М. Шагинян в романе не столько романтик- поэт, сколько сатирик, наблюдающий за поведением людей в меняющихся ситуациях.

Но моя цель - не углубленный анализ этого произведения, мне и читателям, думается, тоже, интересно: как рисует она жизнь Нахичевани в эти смутные времена, - ведь она жила на юге с 1915 по 1920 год и встретила здесь и Февральскую, и Октябрьскую революции.

Важно и то, как понимала сама Мариэтта Сергеевна суть творчества. А она писала: «Творческий акт - не просто воспроизведение наших жизненных наблюдений и чувств. Он даже и не только одна переплавка их из пережитого и написанное. Он прежде всего и главнее всего - преодоление личного материала жизни в нечто абсолютно надличное, общечеловеческое. Модное слово «сублимация» передает только половину творческого акта, психофизиологическую, подобно тому, как дрожжи, вмешиваемые в тесто, не создают хлеб, а лишь помогают тесту взойти. Покоряя себе свои личные эмоции, вводя их тонкой щепоткой, подобно дрожжам, в материал романа, вы помогаете сплаву пережитого «взойти», обрести эмоциональную высоту. Но произведение творчества, создание искусства родится, когда все эго личное, взошедшее в сплаве, будет преодолено вами, преодолено без остатка».

Колоритно начало - картинка обычной провинциальной жизни нахичеванцев, их восприятие Февральской революции как «сюрприза, как снега на голову»: «Из года в год в одноэтажных особнячках предместья Ростова, с лепными карнизами и приспущенными жалюзи на зеркальных окнах, жизнь текла привычным порядком. По вечерам, за полночь, сидели гости и играли в карты. Прислуга на кухне сквозь сон готовила, смотря по сезону, все тот же одинаковый ужин: осенью резались на закуску помидоры и огурцы, делалась «икра» из вареных баклажан, вынимался из банок плачущий белый, пахнувший остро сыр брынза, вспарывалось текущее жиром бронзовое брюхо шамайки: травки всех наименований и запахов, от укропа до белого испанского лука, клались отдельно, опрыснутые водой, на тарелку; и на печи, посыпанной крупным углем, подогревался бараний соус с бобами, - а босые ноги шелестели уже по красному деревянному полу на террасу, где накрывался стол, ставились свечи в стеклянных колпачках от ветра и падали, ушибаясь о них, крупные, пахучие жужелицы. Зимой и весной граненое стекло поблескивало в трюмо, и чинный столовый стол заставлялся холодной закуской, а из темных буфетных комнат, где пахло мускатным орехом, гвоздикой, ванилью и пробками, выносились цветные графинчики».

Эта мерная, привычная жизнь прерывается сообщением из Петрограда о том, что с трона сбросили царя.

События рисуются калейдоскопом смены ситуаций, диалогов, сценок, споров, оценок, которые даны как «окрошка» и через это монтажное коловращение проступает образ времени, Перемены, наполненной тревогами и надеждами «крендельковых людей», которые боялись любых перемен: кто ждал конца света, кто конца советской власти...

Книга действительно документальна - где бы мы еще прочитали о том, как вели себя немцы в Нахичевани и в Ростове, когда они вошли сюда в 1918 году? Как важны для нас картинки именно обычной жизни в этой сумятице умов и душ! «Меж Ростовом и Нахичеванью дорога идет по степи. Слева скверы, летом пыльные, с киосками лимонада, сладких стручков и липкой паточной карамели в бумажках. Днем и вечером в них толпятся солдаты, шарманщики, франтоватые люди прилавка. По воскресеньям усердно гудит здесь марш «Шуми, Марица» и вальс «Дунайские волны». На запрещенье не глядя, налускано семечек по дорожкам несчетно, и дождь их сыплется, как из крана, из неугомонных ртов днем и ночью, заменяя скучную надобность речи.

Справа лежит дважды сжатая степь, уходя к полотну железной дороги, исчертили ее колеи проезжих дорожек. Пылится она постоянно взметаемой из-под колес белой пылью, трещинами покрывается к осени. Как сосок у небрежной кормилицы, и не дает ни влаги, ни тени.

Нет спасенья от духоты июльской ночью! В Темернике над черной, миазмами полною лужей стиснутые друг к дружке законченные стены домишек задыхаются от жары и от страшных вздохов близкой гостьи: холеры».

М. Шагинян упоминает о запрещении лузгать семечки на улицах города. Она имеет в виду приказ коменданта Нахичевани «стройного и рыжеусого в краснооколышевой фуражке господина лейтенанта фон Вальтера», который гласил: «о немедленной ликвидации торговками подсолнухами своих предприятий. Чтоб отныне они на углах с корзинками свежепожаренных подсолнухов, также и семечек тыквенных и арбузных, стаканчиками не продавали, не сидели. И чтоб обыватели подсолнухами между зубов не щелкали, и не выплевывали и по улицам не сорили. А кто насорит – оштрафуют»

Тогда весь город потешался над приказами ростовского градоначальника Грекова. И было над чем. Вот образчик его «творчества»: «Швейцары! Я вашу братию знаю. Вы там стоите себе при дверях, норовя содрать чаевые. Я понимаю, что без часовых вашему брату скука собачья. Однако кто вас поставил в такое при дверях положение? Кому вы обязаны всем? - Городу и городскому начальству. Поэтому требую раз навсегда: швейцар, сократи свою независимость. Если ты грамотен - читай ежесуточно постановления и следи при дверях, кто оные нарушает. Неграмотен - проси грамотного разок-другой прочесть тебе вслух. Такой манеркой у нас заведется лишний порядок на улицах, а порядком, всем известно, нас бог обидел».

Мозаичная картина поведения людей, их реакций на происходящее, пронизана поступь Перемены, которая словно распахнула двери в необъятную ширь горизонта…» Динамичный, бурлящие революционными события, кипящий страстями, роман заканчивается апофеозом: «Жить, чтоб делать, чтобы познавать, чтоб бороться. Жить, чтоб взошли на земле семена окрыленной мечты человечества о справедливости. Жить, чтоб своими руками, из камня и стали, строить то, что мерещилось в думах, записано в книгах. Как в храм бесконечных возможностей стал входить человек, возвращаясь к себе самому, гражданину нового мира.

...Скоро, скоро, все страны станут свободными! И музыка, музыка, музыка пройдет по все улицам мира, с барабанщиками, отбивающими Перемену:

Зорю утреннюю играем тебе, Человечество!».

Мариэтта Сергеевна в своем многоликом творчестве создала свой образ времени XX века. Несколько раз выходили ее собрания сочинений. Она была лауреатом Сталинской (Государственной) премии (1951), Ленинской премии (1972), Героем Социалистического Труда (1976) членом-корреспондентом Академии наук Армянской ССР (1950), кавалером 10 орденов СССР, многих медалей. Ее произведения переведены на многие языки мира.