НАХИЧЕВАНЬ В СУДЬБЕ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ НИНЫ БЕРБЕРОВОЙ

     Известная писательница с мировым именем Нина Берберова (1901–1993) родилась в Нахичевани-на-Дону. Она, кстати, оставила интересные воспоминания о Нахичевани. Родилась Нина Берберова в очень уважаемой в городе семье.

     Ее дедушка Иван Минасович (Минаевич) Берберов получил отличное медицинское образование в Париже. В Нахичевани его ценили и уважали как доктора. Иван Минасович был образованным человеком. Именно он привил своей внучке Нине любовь к европейской культуре, литературе и искусству. Как вспоминала Берберова, у ее деда была трость, которую он купил в Париже. У этой трости был набалдашник из слоновой кости, и в нем была дырочка. Нина смотрела в эту дырочку и видела там Париж, но без Эйфелевой башни. Ведь когда ее дедушка учился в Париже, Эйфелеву башню еще не построили. А трость он купил в магазине у Шарвиля.

     Семья Берберовых в Нахичевани жила на углу Софиевской улицы (ныне Первомайской) и 18-й линии. Дедушка Нины Берберовой имел семь сыновей и одну дочь. Надо сказать, что в те годы нахичеванские семьи были многодетны. Но каждому ребенку родители старались дать достойное образование. Всех своих сыновей Иван Минасович Берберов отправил учиться в Москву в Лазаревский институт восточных языков. После его окончания они все поступили в Московский университет, получили профессии врачей, адвокатов, математиков, журналистов, банкиров. Из семи сыновей Ивана Минасовича отец Нины Берберовой был третьим, окончил физико-математический факультет Московского университета, стал чиновником в Министерстве финансов в Петербурге, был в чине статского советника. По воспоминаниям Нины Берберовой, отец ее был высокого роста, худощав и очень умен. Она его очень любила, любила его глаза, его сильные руки, его запах, в котором смешивались аромат сигары с одеколоном. Она отмечала, что отец не одобрял ее раннюю самостоятельность, но не знал, как себя вести.

     О своем происхождении Нина Берберова пишет: «Я несу как дар судьбы то обстоятельство, что две крови – армянская, южная, и русская, северная, слились во мне и во многом с детства обусловили меня. Эта противоположность, как и целый ряд других противоположностей и даже противоречий, которые я видела и знала в себе, постепенно перестали быть для меня причиной конфликтов: я стала ощущать их как соединение полярностей и сознательно стала радоваться себе как «шву». Дед мой со стороны отца, Иван Минаевич Берберов, был потомком тех безымянных армян, которые в силу сложного исторического процесса в середине восемнадцатого века оказались на южном берегу Крыма…» Далее Берберова описывает, как крымские армяне оказались на берегах Дона, как основали и обустроили здесь армянский город Нахичеван и пять армянских сел вокруг, затем вновь возвращается к своим корням. «Дела армян на новом месте пошли завидно хорошо. Деда Ивана Минаевича его отец (видимо, имевший средства) послал в конце 1850-х годов учиться медицине в Париж… Из Парижа дед вернулся врачом, женился, имел семь сыновей и одну дочь и стал известен в округе как доктор-бессребреник, образованнейший из людей своего поколения, обитателей этого – не губернского и не уездного, но какого-то особого, не похожего на другие южнорусские центры – городка. Из семи его сыновей мой отец, Николай Иванович, был третьим. Все мальчики были постепенно высланы в Москву учиться в Лазаревском институте восточных языков… После Лазаревского института все постепенно выходили в университет. Меня всегда восхищала в детстве та симметрия, с которой они каждые два года… сдавали государственные экзамены и выходили в люди стройным рядом всевозможных профессий, словно на подбор: врач, адвокат, математик, журналист, банкир и т. д. И на семейной группе они стояли плечом к плечу: один в штатском, двое других в университетских мундирах, трое в курточках Лазаревского института и один – на коленях у бабушки, в кружевном воротничке, все… рослые, прямые, красивые, старшие – с черными бородами и огненными глазами, младшие – с серьезными лицами, большеглазые и мрачные».

     С особой любовью пишет Нина Берберова о своем дедушке: «Дедушка Иван Минаевич жил на другом конце России… Это был первый европеец, с которым я столкнулась в жизни… В черном с иголочки сюртуке и белом атласном галстуке, надушенный, расчесанный, он появлялся к утреннему чаю и окидывал быстрым, до самой смерти острым взглядом стол, который ломился балыка, ветчины… колбас, сыров со слезой – он окидывал все это пронзительным взглядом и пил свой стакан чаю с лимоном и сухарем, так как приблизительно в это именно время у него начался, как говорилось в доме, «бзик» касательно того, что чем меньше есть, тем лучше… «Общество», к которому всю свою жизнь принадлежал дед, было общество армянское».

     Берберова пишет в автобиографическом романе не только о своих армянских корнях. Ведь ее мама, Н.И. Караулова, была дочерью тверского помещика и земского деятеля. «Разницу двух пород я оценила очень рано: лет восьми я поняла, что происхожу из двух различных, хотя и не враждебных миров… С армянской стороны был целый ряд характеров своеобразных и жизней и судеб оригинальнейших. Эта необщность, как я поняла позднее, была заложена в самих людях, в их жизненной энергии, в их могучих желаниях, в их постоянном сознании, что ничего не делается само и что каждый день есть особый день. У них была горячая кровь, сильные страсти, среди них были отъявленные картежники… и передовые люди, боровшиеся за идеи, им дорогие, именами которых были позже названы ули-цы городов свободной Армении (в 1917 году); среди них были женолюбы, донжуаны… Они бушевали в жизни еще, может быть, и потому, что предки их не спали на боку под портретами царей при зажженной лампаде, но продвигались веками от персидской границы к месопотамской границе, по берегам Черного моря, чтобы возродиться у устья Дона и стать через сто лет аристократией города – денежной и интеллектуальной…»

     Говоря о материнской родне, Берберова в «Курсиве…» вспоминает: «В очень русской, очень православной, очень патриархальной семье брак моей матери с моим отцом был воспринят как удар, от которого оправились не скоро. Армянская вера отца казалась чем-то чужим, а сам он – почти иностранцем, южный темперамент внушал опасение; неизвестно откуда пришедший человек, тем не менее, не был отвергнут. Оба любили друг друга, и любили всю жизнь и не расставались никогда, пока не развела их смерть. Если семья моей матери с трудом примирилась с тем, что она вышла замуж за «чужестранца», то для семьи моего отца это было гораздо сложнее: принять в семью русскую, отцу иметь от нее русских детей – это считалось изменой Армении. Но, конечно, ни та, ни другая сторона запрета не наложила. Свадьба состоялась в январе 1900 года…»

     Учась в гимназии, Нина увлеклась произведениями Уайльда, Ибсена, Бодлера, Ницше. Очень любила А. Ахматову. В 1919–1920 годах Нина Берберова часто ходила в городскую нахичеванскую библиотеку, где с удовольствием читала произведения А. Белого. Вообще, воспоминания Нины Берберовой весьма интересны. Например, она рассказывала, как ей пришлось видеть известного художника Мартироса Сарьяна, который нес с Нахичеванского базара большую рыбу, схватив ее за жабры, для того чтобы писать с нее натюрморт, обложив ее луком и морковью. Берберова вспоминает и о том, как она видела писательницу Мариэтту Шагинян в самодельных шлепанцах и какой-то «куцавейке», видавшей лучшие времена, задумчиво проходившую под окнами семейного дома писательницы, прижав к груди огромную кость, имевшую такой вид, будто ее уже кто-то обглодал.

     Это был очень интересный период в истории Нахичевани. Например, в бывшем баптистском молельном доме (а в Нахичевани был и такой дом) собирались поэты, художники, музыканты, композиторы. Поэты и художники в те годы в Нахичевани тоже были разные. В этот дом приходили поклонники имажинистов, ничевоков, футуристов и т.д. Здесь бывала и Берберова. В этот период времени в Ростове и Нахичевани было голодно, холодно, неуютно и небезопасно. Вскоре семья Берберовых переезжает в Петербург. Здесь Нина знакомится с выдающимися поэтами Серебряного века, Николаем Гумилевым, Владиславом Ходасевичем, Корнеем Чуковским и Анной Ахматовой. Вскоре она выходит замуж за известного поэта В.Ф. Ходасевича. В 1922 году она вместе с мужем уезжает из России. Живет в Германии, затем в Праге, Венеции, Риме. Как вспоминала Берберова, они с Ходасевичем жили у М. Горького, дружили с ним. Затем они с мужем перебрались в Париж.

     В Париже они развелись. Но до самой смерти Ходасевича у них были хорошие дружеские отношения. В эмиграции Берберова дружила и часто встречалась с видными деятелями русской культуры: И.А. Буниным, Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус и другими. Интересно, что она одна из первых, кто высоко оценил творчество Набокова. Она говорила, что появление его оправдывает существование всей литературной эмиграции.

     В 1950 году Нина Берберова переезжает в США. Она выучила английский язык, работала в Нью-Йорке, затем преподавала русский язык в Йельском университете. Являлась профессором литературы.

     Нина Берберова оставила интересные воспоминания о председателе Временного правительства России А.Ф. Керенском, с которым ей приходилось общаться не раз. Она писала, что он ей всегда казался человеком малой воли, но огромного хотения, слабой способности  убеждать и безумного упрямства, большой самоуверенности и небольшого интеллекта.

     Нина Берберова в годы перестройки стала известна и в СССР. Наиболее популярны в нашей стране ее книги «Курсив мой», «Люди и ложи», «Железная женщина». Считается, что Нина Берберова написала одну из лучших книг о русских масонах. Она так и называется: «Люди и ложи. Русские масоны XX века».

     Именем Нины Берберовой названа площадь (фр. Place Nina Berberova) во французском городе Арль, где располагается издательство «Actes Sud», постоянным автором которого она была.