Пианист держит в памяти тысячи прикосновений…

Для того, чтобы попасть на первый тур в Японию, музыканту нужно послать на прослушивание аудиокассету и пройти отбор. Но есть ряд конкурсов, лауреаты которых попадают на конкурс им. Чайковского без предварительного отбора. В 2003 году Юля выиграла конкурс имени Юдиной в Санкт-Петербурге, что автоматически стало приглашением на первый тур конкурса Чайковского.

Юля Чаплина уже стала героиней не одного журналистского интервью. Чтобы не идти по стопам своих коллег, я решила проникнуть в «творческую лабораторию» исполнительницы. Как происходит работа над музыкальным образом? Что делает пианист, чтобы справиться с волнением? Обстановка располагала к теме: звуки настраиваемых инструментов, обрывки музыкальных фраз… Наша встреча происходила в консерватории.

— Юля, была настроенность на победу?

— Мне кажется, что чем меньше надеешься, тем лучше будет. Когда приезжаешь за первой премией — это почти гарантия, что ты её не получишь. Когда едешь просто поиграть, то получаются какие-то очень хорошие результаты.

— В одном из интервью вы сказали, что бываете рады, если на 50% удаётся воплотить замысел. А что собой представляет этот замысел?

— У исполнителя перед тем, как выйти на сцену, складывается в голове чёткая картина, как нужно играть: тысячи прикосновений — подушечка, ноготь; пластика — кисть, плечо; оттенки форте и пьяно, педаль, какие-то соотношения, балансы… Но когда выступаешь на сцене, никогда не можешь знать заранее, что у тебя получится, а что нет. Есть масса непредвиденных обстоятельств. Сам инструмент, акустика зала… За них ты в принципе не отвечаешь, но стараешься, чтобы всё было сделано так, как подготовлено до этого.

— Вам шестнадцать лет, но у вас, если так можно выразиться, богатое конкурсное прошлое. Наверное, есть какие-то наработанные приёмы, помогающие справляться с волнением?

— У меня нет каких-то особенных способов. Единственное — я стараюсь настроить себя, что проигрыш — это не конец света. Что жизнь будет продолжаться. И если у меня что-то не получится, это не значит, что мир остановился.

— Япония — такая экзотическая страна, что невольно тянет о ней расспрашивать. Что больше всего запомнилось?

— Чайная церемония, наверное. Можно сказать, что я присутствовала на настоящей чайной церемонии. Японцы не каждый раз, когда собираются пить чай, обряжаются в кимоно и так далее. Собственно говоря, сам процесс одевания занимает часа три. Очень много, если по-русски выразиться, «халатов», которые надеваются под кимоно.

— И у вас хватило терпения?

— Это было приятно. Вокруг тебя постоянно что-то подбирается: во-первых, идёт выбор цветовой гаммы, пояса — где-то 16 штук я насчитала в общей сложности. И понимаете, вот, допустим, этот бант сзади — всё подгоняется совершенно детально, никаких небрежностей. Но это у них менталитет такой — они живут по распорядку дня. Если им позвонишь и скажешь: «Давайте сегодня поедем куда-нибудь», это катастрофа! За неделю или как минимум за пять дней. Всё по плану, чётко.

Конкурс проходил в городе Курашики с полумиллионным населением. Что поразило Юлю, в этом маленьком городке оборудовано пять огромных концертных залов с прекрасной акустикой. Для сравнения — на более чем миллионный Ростов таких залов всего два…

— Японская публика отличается от нашей?

— Да, она более образованна, профессиональна. Хочется сказать, что у нас очень многие люди приходят на концерты в филармонию только потому, что приезжает артист с именем. Это проблема Ростова. Что касается японской публики, она не гонится ни за каким именем, а просто хочет послушать музыку и оценить её уровень.

Тем не менее на одном из концертов в Ростове Юля рассказала, отвечая на вопросы зрителей, что условия для пианистов были не самыми благоприятными. Репетировать разрешалось не более трёх часов (за рубежом считают, что играть больше — вредно). На то, чтобы разыграться на концертном рояле — для пианиста это обязательно — давалось 40 секунд; над душой стоял японец с секундомером. Жить пришлось в гостинице японского типа, где из мебели — только столик высотой до колен и татами. «И японская пища для русского человека очень непривычна», — жаловалась Юля.

— Возвращаясь к музыке, есть ли у вас кумиры среди исполнителей? Возникает ли желание кому-то подражать, на кого-то равняться?

— Желания подражать не должно быть. Если ты будешь таким, как кто-то уже был, зачем это нужно? Мои любимые исполнители — Рихтер и Гилельс. Вы знаете, часто шли споры, кто из них лучше. Я считаю, что эти споры не имеют смысла, потому что каждый из них велик.

— А любимый композитор?

— О-о, много. Могу сказать, что романтическая музыка мне даётся легче. Я имею в виду Шопена, Шумана, из русских — Чайковского, Рахманинова. Над другими надо больше работать в плане понимания. А вообще, каждый раз то произведение, над которым работаешь, становится самым любимым. И тот композитор… Через ужасное преодоление это происходит. Что-то идущее, может быть, от композитора, от стиля, от эпохи, какие-то личностные переживания, которые содержатся в его письмах… Всё собирается и перерабатывается, чтобы выдать своё.

Первый конкурс Юля выиграла в семь лет. Далее, в 1997 году заняла первое место на конкурсе им. Павла Луценко в Харькове. Побеждала на конкурсах во Франции (Париж), Андорре, на Украине (Киев). С музыкальными «экспедициями» Юлия объездила почти всю Европу. Больше всего, по её собственному признанию, полюбила Италию за фантастически яркое солнце и южную вспыльчивость итальянцев.

— Благодаря конкурсу им. Чайковского, можно так сказать, я создала себе уровень, ниже которого мне нельзя опускаться. В этом плане тот концерт, который был по возвращении из Японии в большом зале в Ростове, заставил очень волноваться. Мне казалось, в зале оценивали — ну, тянет она на первую премию, или так, повезло? Я надеюсь, что оставила благоприятное впечатление. По крайней мере, старалась