ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

Несколько лет назад произошла скандальная история с ансамблем Донских казаков. Поехали донцы попеть, поплясать в Америку, и половина из них решила с гастролей не возвращаться. Как сложились судьбы беглецов, почему пришлось им так поступить, рассказывает бывший певец ансамбля Алексей Григорьев, который был в числе оставшихся на чужбине, но потом раскаялся и вернулся на Родину.

7С:— Алексей, что же случилось в том роковом году, вы выбрали свободу?

— Нам тогда казалось, что мы выбрали достойную жизнь. Судите сами: казалось бы, прекрасный академический ансамбль был у нас, солидная организация, а зарплата нищенская. У меня ещё какая-то машинка была — «жигулёнок» старенький, я подрабатывал на ней и на работу ездил. А был у нас такой Витя Котов, так он пешком через весь город ходил на репетиции, потому что денег даже на общественный транспорт у него не было. Нормальное положение? И вот так это копилось, копилось, а потом и выплеснулось во время гастролей... Конечно, эти гастроли были не первые, мы объездили уйму стран, ансамбль-то знаменитый.

7С:— А командировочные в валюте получали?

— Суточные. Это были сущие гроши, поэтому, чтобы прокормиться, мы везли с собой сковородки, кипятильники, крупы. А валюту экономили для покупок. Недовольство жизнью нарастало, а тут начали приходить к нам после концертов русские гости, рассказывать о своей жизни, о том, какими способами они остались. Мы сначала слушали просто из любопытства, потом началось брожение умов, пошла цепная реакция и настал момент, когда наконец не выдержали и соблазнились. 32 человека решили остаться.

7С:— А по какому принципу произошло разделение?

— Да, в общем, самые решительные остались, самые смелые. Много и семейных было, у меня тоже семья — жена и двое детишек. Конечно, некоторые из филармонии обиделись на нас. Но в основном все же понимали нашу ситуацию, видели, что мы от безнадёги пошли на такой поступок. А вообще мне очень нелегко было решиться. Только представьте, каково это — позвонить домой и сказать: не ждите меня, родные, я остаюсь. Тем более непонятно, как на чужбине судьба сложится. Ну и у оставшихся планы были разные, кто-то решил насовсем закрепиться, кто-то — поработать несколько лет. Мы — группа из трёх певцов, двух балалаечников и баяниста — решили остаться в Нью-Йорке. Работали поначалу в ресторане «Русский Самовар», который образовали Бродский, Барышников и Роман Каплан. Мы до этого, когда приезжали с гастролями, всегда заходили в этот ресторан, поэтому нас там знали. И в этот раз созвонились с Капланом, он сказал: приходите, ребятки, я вам дам крышу, поработаете у меня. Нашли квартиру в Бруклине, обставили её бесплатно.

7С:— Как так бесплатно?

— А так, по пятницам нужно только пройти по улицам и собрать то, что выбрасывается. Таким образом, мы обзавелись чудной мебелью, в каждой комнате поставили по телевизору «Сони», по видеомагнитофону, не последних моделей, конечно, но в отличном состоянии. Даже один совершенно новый CD-плейер нашли, у которого только одна кнопочка запала и его уже выбросили.

7С:— А в мусорных баках не приходилось вам рыться, может, и еду хорошую выбрасывают?

— Ну это ни к чему, еда там и без того дешёвая, на 100 долларов в месяц можно очень прилично питаться, с мясом и всякими витаминами. Прокормить себя легко, но надо же за квартиру платить, откладывать что-то. Поэтому, кроме как в «Самоваре», мы подрабатывали в других ресторанах, в розенбаумовском «Санкт-Петербурге», например. Играли и пели на разных вечеринках, днях рождения и тому подобном. Но всё равно приходилось искать что-то более надёжное и постоянное, связанное с физическим трудом. Поначалу невозможно было никуда устроиться. Когда я звонил по объявлениям, первый вопрос со стороны работодателя был: «А вы имеете американский опыт работы?». И после моего отрицательного ответа разговор заканчивался.

После очередного вопроса об американском опыте я предложил нанимателю взять меня на неделю бесплатно и посмотреть, как я справлюсь с работой. Он согласился и через неделю принял меня на 6 долларов в час. Через неделю доллар добавил за ударный труд. Потом за сверхурочную работу стал доплачивать, за выход в уик-энды. В общей сложности тысячи полторы в месяц я выколачивал. После тысячи рублей, которые платили в нашем ансамбле, это были сказочные деньги, конечно. Но очень тяжело они давались, недаром среди эмигрантов ходила шутка, что Америка — это колония с усиленным питанием. Работа по 12 часов с вдыханием вредных паров и несколькими 15-минутными перерывами на кофе-тайм.

7С:— Вдыхая вредные пары, вы о своём голосе не думали, ведь это тоже капитал?

— Я думал только о том, чтобы выжить и не опуститься на дно, больше ничего меня не заботило. Все оставшиеся казаки занялись физическим трудом. Конечно, если предоставлялась возможность попеть, поплясать, они её использовали, но мало было таких возможностей. Что говорить, если с нами в ресторане работал пианист Саша Избица, который был концертмейстером Кировского оперного театра, высочайший профессионал. Но всё, чего он смог добиться в Нью-Йорке — это петь в кабаке песенки Вертинского. Самым большим успехом для нескольких оставшихся танцоров нашего ансамбля стал контракт с Диснейлендом на три месяца. Но это уже недавно произошло, по истечении пяти лет после приезда в Америку, а в основном все наши казаки работают шофёрами такси или грузовых фургонов.

7С:— Говорят, что первый год эмигрантов жуткие депрессии давят?

— Да, первые три года очень тяжело, свихнуться можно. Потом наступает адаптация. Но, может быть, дело не только в этом, потому что очень многие жители крупных американских городов постоянно употребляют транквилизаторы и антидепрессанты. Жизнь американца похожа на напряжённую гонку, в которой нельзя терять темп, а чужак, да ещё и нелегально работающий, участвует в этой гонке с дополнительным грузом на плечах и в случае травмы не рассчитывает даже на медицинскую помощь. Когда я во время работы повредил ногу, то, хромая, с дикими болями всё равно продолжал трудиться. К врачу без страховки обратиться не мог, хозяину до моих проблем дела, естественно, не было, хоть травма и производственная. Хорошо, один американец знакомый помог, договорился со своим доктором, чтобы тот меня принял по его страховке. А то, наверное, без ноги бы остался в конце концов. Но, впрочем, все эти трудности я вынес, не они заставили меня вернуться на Родину.

7С:— А что же, неужели ностальгия?

— Хотите верьте, хотите нет, но именно она. В последнее время, когда жизнь уже стала как-то налаживаться, стал я замечать странные вещи. То вдруг ветерок весенний пахнёт чабрецом, то покажется, что голоса жены и дочери слышу за спиной. Обернусь — нет никого… Стишки всё время в голову лезли, которые в школе учил:

Зарумянилась вишня и слива,

Налилась золотистая рожь.

И, как море, волнуется нива,

И в траве на лугах не пройдёшь…

Выйдешь, бывало, на берег этого самого Гудзона, вспомнишь Дон, вспомнишь, какую рыбку мы в нём ловили да какая ушица ароматная из неё варилась, и выть хочется от тоски.

Дальше — больше: заметил, что доллары заработанные перестали радовать, смотрю на чёрно-зелёную купюру как на болото, ряской затянутое… А тут ещё болгарин Костадин, с которым я работал в магазине, подливает масла в огонь:

— Лёша, как тебе Америка?

— Никак, — говорю.

Он обрадовался:

— И мне никак! Так что мы тут делаем?

А мы как раз вылезли перекурить и погреться из морозильной камеры, в которой лёд кололи. И он мне говорит:

— Не знаю, зачем я здесь, я у себя в Пловдиве служил в хорошей фирме заместителем директора по сбыту, а здесь лёд колю. Мне, когда виза пришла, все вокруг завидовали: «А Костадин поехал на Америка…». А я здесь лёд колю. Поехали домой!

Я подумал и говорю: «Поехали». А тут как раз дочка позвонила, сказала, что замуж собирается. Ну, я и вернулся, как раз на свадьбу…