Леонид ГРИГОРЬЯН, поэт:

—     Я коренной ростовчанин. Большинство моих книжек вышло здесь. Ростов я нежно и преданно люблю. Я довольно часто бывал в Москве, Ереване, Питере, Харькове и Дюссельдорфе. Но всякий раз через день-другой меня неудержимо тянуло в Ростов. Здесь живут (увы, в большинстве своём жили) мои лучшие друзья. Короче, Ростов — это мои пенаты. В целом я люблю своих сограждан — пусть они порой грубоваты, даже хамоваты, зато как-то по-особенному сердечны.

БОГ ПОЗВОЛИЛ: ГОВОРИ

Как и полагается поэту – он им родился. И его поэтический голос зазвучал настолько заметно и сильно, что рекомендации в Союз писателей ему дают Фазиль Искандер, Давид Самойлов, Арсений Тарковский. За его творчеством следили – отзываясь на каждую новую его книгу – Б. Окуджава и Е. Евтушенко. Это не преувеличение. Окуджава – пока был жив; Евтушенко – пока не уехал. Именно Евтушенко, кстати, помог Григорьяну впервые опубликоваться в центральной печати. А затем печать уже сама искала и ждала его стихов – «Новый мир» и «Дон», «Звезда» и «Знамя», «Нева» и «Москва», «Дружба народов» и «Юность», «Литературная Россия» и «Литературная Армения», и немецкие «Грани», и американский «Новый журнал»…

И 15 поэтических сборников.

В предисловии к одному из первых (73-й год, Москва) Лев Озеров заметил: «Этому поэту нужен читатель прежде всего вдумчивый». Возразим: такой читатель нужен всякому поэту. И более того: всякий истинный поэт мечтает именно о таком читателе. Это не значит, что текст адресован уму, а не сердцу. Это значит, что автор ждёт от читателя той же работы, которую проделал сам, – «душа обязана трудиться».

Этим силён Григорьян, этим отличен от многих – увы, молодых, приходящих на смену.

Прозрачная горьковатая мудрость его строки завораживает.

Григорьяновский стих, очень простой по форме и лёгкий по ритму, заставляет читать себя вновь и вновь. Не потому, что непонятен. А потому, что хочется повторить.

В нём слышится что-то очень верное. Неопровержимое. И при этом – удивляющее.

Для стремящихся поднять планку Григорьян остаётся критерием.

Процитируем абзац из официального текста:

«…Более 30 лет возглавляя кафедру латинского языка в Ростовском мединституте и являясь не только поэтом, но и высококлассным переводчиком, он вносит свой вклад в международные культурные связи. Благодаря именно Л. Григорьяну российский читатель смог познакомиться с рядом неизвестных до того у нас произведений таких корифеев европейской культуры, как Ж.-П. Сартр и А. Камю…».

Переводы – можно сказать, его хобби. Побочная продукция. Не основной литературный труд.

Но и эта побочная продукция – максимального уровня. С просьбой перевести Сартра к Григорьяну приезжали из академического харьковского издательства. Разрешения напечатать фрагменты до выхода книги запросил журнал «Нева».

Однажды он решил навсегда прекратить писать. Звучит забавно, да, но у поэтов бывают такие минуты. И даже часы и годы. Потому что поэты живут острее. Радуются – фейерверком, а печалятся – самосокрушающе. Тем более, когда жизнь вокруг не светлеет. Подобно магу Просперо из шекспировской «Бури», он попытался сломать волшебную палочку своего таланта. Он больше не видел в ней необходимости:

Лягу в два, а встану в три,

Гляну в окна, закурю.

Бог позволит: говори –

Ничего не говорю.

Но нет над талантом власти. Ни у кого. И у того даже нет, кто им владеет.

И мы вновь услышали его голос. И продолжаем слышать. И слушать.

Потому что он – из тех, кому позволили говорить.