Слово о Леониде

Леонид — сын льва. Или подобный льву.

Много ходит Леонидов, совсем на львов не похожих. Но львы всё-таки есть. Про одного из них — несколько моих строк. В связи с тем, что на днях ему исполнится 80.

Его зовут Леонид Григорьевич ГРИГОРЬЯН, и он поэт. Однако он известен не только как поэт. Все наши донские врачи — и уйма не наших — в своё время робели и даже слегка тряслись, стоя под дверью, за которой он их ждал. Тридцать лет в ростовском мединституте он преподавал латынь.

От латыни до французского путь недолог, и он переводил Камю и Сартра. С заказами на эти переводы к нему приезжали из других городов, а петербургские журналы боролись за право напечатать хотя бы их фрагменты.

Но главное в том, что он Поэт. И, как бывает у настоящих поэтов, с драматичной литературной судьбой.

Уже признанному всей отечественной словесностью, ему в родном Ростове регулярно отказывали в приёме в Союз писателей, несмотря на рекомендации А. Тарковского, Д. Самойлова, Ф. Искандера. Несмотря на то, что за него подавали голос Евтушенко и Окуджава. И долго можно перечислять знаменитых, которые почитали необходимостью прислать ему свою очередную книгу: Кайсын Кулиев и Владимир Рецептер, Александр Кушнер и Борис Чичибабин, Олег Чухонцев и Татьяна Бек, Лев Озеров и Игорь Дедков и, опять же, Искандер, Самойлов, Окуджава… Книжки же самого Григорьяна имели малый тираж и жили, как в войну: «прочти и передай товарищу». А бывало, что и не жили. В литературе тоже есть аборты. Одна из его книг была уничтожена на складе, так и не попав к читателю, — по приказу тогдашней власти.

Что же такое он писал? Чего не должен был прочесть советский человек?

Да ничего такого он не писал. Он не вписывался.

Он не был диссидентом, не хулил порядки и не «лягал устои». Поэт — это иное. Он просто писал стихи высокого класса, если так можно выразиться по отношению к стихам. И его уровень контрастировал с местным — неприятным для местного образом.

Это понятно и даже нормально. Естественное противоречие высоты с равниной.

Конечно, он не один. Высокие в мастерстве поэты, помимо Григорьяна, у нас и были, и продолжают быть. И в немалом числе. Дон на поэзию щедр. Да штука в том, что местный уровень определялся — задавался и контролировался — отнюдь не мастерами. И в Союзе писателей было отказано отнюдь не только Григорьяну.

Но есть что-то, что Григорьяна всё-таки отличает.

В аннотации к только что вышедшему первому тому его двухтомника (наконец-то!) читаем: «Высокая поэтическая культура, философская глубина, эмоциональность…». Всё так (разумеется); но хотя этого уже достаточно, чтобы стать весьма заметным в профессиональной среде, Григорьян стоит выше. В его стихах нет ни хлёсткости, ни бойкости, ни лозунговой призывности. Вместо этого в них есть мужество и независимость. Львиные качества.

Они позволяют говорить негромко, но очень слышно. И оставляют сказанные слова на долгое время. И они всегда отпугивали и раздражали тех, кто требовал от поэзии подчинённости, кто видел в ней прикладную функцию.

Поэт в быту — такой же человек. Сомнения, страхи, слабости и страсти. Но, в отличие от обычного человека, поэт в быту живёт как бы вторым планом. Его подлинное движение, его жизнь, он сам — в строчках, в строчках. И каковы они, таков и он.

С Днём рождения, Леонид!