«Господи!.. Ты разобьёшь меня...»

17 мая ближе к вечеру пошёл дождь. Одним ростовчанам он принёс долгожданное облегчение, а для других стал непреодолимым препятствием ко встрече с тем, что делит жизнь на до и после…

Я говорю о творчестве Александра Аксинина. Именно его, художника и оригинального мыслителя-мистика, вспоминали в этот вечер в Музее современного изобразительного искусства на Дмитровской (ул. Шаумяна, 51).

На экране сумрачного полупустого зала мелькали чёрно-белые фотографии героев не нашего времени. И среди них (задумчивых и беззаботных, весёлых и хмурых) выделялось одно лицо. Выражение его всегда оставалось неизменным — тихим, безмятежным, наполненным внутренним светом. Это был Александр Аксинин. Человек, который знал что-то такое, что освобождает от суеты и делает счастливым…

В творчестве этого художника реальность плотно перемежается с мистикой, традиционная символика гармонично сочетается с новаторскими решениями, а сложная структура работ заставляет зрителя возвращаться к ним снова и снова. Возвращаться для того, чтобы понять и почувствовать что-то новое о себе, о мире и космосе…

Собственно об этом в дождливый майский вечер беседовали искусствоведы и поклонники творчества мастера. А поводом к воспоминаниям о культовой фигуре 80-х стала презентация альбома-каталога «Метаграфика — Александр Аксинин».

Вот цитата из предисловия: «В названии книги «Метаграфика» отражено уникальное качество творчества Александра Аксинина. Он был не только художником, но и необыкновенно оригинальным мыслителем-мистиком, воплощавшим и фиксировавшим своё понимание мира не только в графических листах, но и в дневниковых записях, которые вёл параллельно изобразительному творчеству, — с таким же перфекционизмом и последовательностью. Метаграфика — это не просто визуализация в графических формах, а форма мышления и размышления, а также самоосознание внутреннего опыта и рефлексия собственного видения — и всё это в одном целостном художественном акте»…

Об Аксинине говорили много, но, слушая рецензии и размышления, я не могла отвести взгляда от выставленных в зале работ. Одна из них притягивала особенно: на белом поле листа среди витиеватых сцеплений и плохо различимых издали символов виднелась маленькая точка. Она была так мала, что казалась надуманной. Однако именно на ней держалась вся композиция. Почему-то мне показалось, что эта крохотная капля и есть аксининский Бог. Тот самый, которого он когда-то, за несколько лет до своей трагической смерти, просил:

«Господи! / Я ведь тот самый драгоценный / Сосуд на столе / И чем дольше длится трапеза / Тем больше мой страх / Что ты разобьёшь меня / Своими неумелыми руками…»