Коричнево-серый мир

В арт-галерее «М» проходит выставка художника Валерия Ивановича Кульченко. Она продолжает проект «Ученики Т.Ф. Теряева».

Кульченко — художник тонкого колористического дарования. Он один из лидеров «сурового стиля» 1970-х годов. Был открыт народным художником СССР, вице-президентом Российской академии художеств Таиром Салаховым на отборе произведений для первой всесоюзной молодёжной выставки «Молодость страны». Его лучшие работы закупило Министерство культуры СССР, они награждены дипломами и премиями правительства.

На выставке собраны его работы за последние 40 лет. Картины Валерия Ивановича по-хорошему страшны, это просто картины ужаса! Вот спрашивает его подвыпивший коллега:

— Почему такие притушенные тона?

— Да нет у меня на это ответа!

Кто-то подсказывает, что жизнь такая…

Картины с невнятными цветами на чёрном небе, противогаз на манекене.

А вот «Любовь и атом» — люди обнимаются за перекошенной лодкой на фоне, надо думать, Атоммаша. Чудовищно искривлённая земля, собачья будка, обречённая на цепную жизнь собака. «Осенняя пора» — натюрморт с кофейником, вилки, ложки, всё какое-то кривое. «Академическая дача» — жутко там отдыхать. «Алиса и мегафон» — телебашня и собака за забором. Всё как-то сине-, серо- и коричнево-чёрно. Катера-буксиры, мы их на Дону «бычками» называем. Трио катеров грустят, ржавея на берегу. Пытаюсь понять внутренний мир художника. Автопортрет на фоне горы Аю-Даг — человек в тёмно-зелёной рубашке в окне. Похоже, конец света на Аю-Даге. Цветы и фрукты, две сушёные рыбы на бечёвке — это просто знак донских художников, они без этого не могут жить. Пейзажи с бутылками, фруктами, цветами и рубелем-палкой для проглажки белья на Дону.  «Осень патриарха» — человек грустно сидит за мольбертом. Ловлю себя на мысли. Вот стоял как-то в лондонском музее перед какой-то огромной фламандской картиной. Её, наверное, всю жизнь рисовали. Чудовищно красиво и точно, как на цветном фото стоишь, будто сам там на лужайке. И вроде бы никакого искусства, просто изображение реальности. А тут ты в мире кривых чёрных сараев, в небе луна, как пятно клея, собаки плачут, коровы поют хором. Жуть берёт! Серые дворики, опять две рыбы, где же пиво? Коричневый сруб, во дворе собака… «Мастерская» — пилы в воздухе парят, кругом пустыня; вечер в степи, опять собака тоскливая. И вот, наконец, нечто совсем «красное» — «Ильин день»: Бог в небе «красный» на тачанке скачет и поливает чем-то Илью. И совсем шедевр — здесь сараи чёрные и луна в небе куском сыра, называется «Время золотых холмов».