Он был неизлечимо болен Россией

      7 ноября — 70 лет поэту Анатолию Ансимову. Было бы...

     … Он читал стихи во Дворце культуры станицы Кочетовской (на празднике «Закруткинская весна»), вернулся в гостиницу, прилёг отдохнуть. И уже не поднялся… Последние годы он жил со стиснутыми зубами: «И на душе темно и муторно — ноет и болит она…».

      Он был одарённым журналистом, великим тружеником на этой, далеко не злачной ниве. Оставил заметный след в донской журналистике… Но сегодня, когда ему могло бы исполниться 70 лет, — об Ансимове — поэте. В стихах он проявился особенно ярко и искренне.

    В поэзию он вошёл со своим мастерски поставленным голосом. И что немаловажно — зрелой, сложившейся личностью. Об этом он скажет: «Разновидность особого мужества — позже всех остальных зацвести…». Правда, эти слова — о зацветшей акации. Но будь то стихи о себе или о времени, о России, о природе или любви к женщине — грани их подвижны и зачастую едва ощутимы, а второй смысловой слой — обычное явление.

     К чести поэта, мужество и любовь не покидали его не только в стихах, но и в жизни. А она изрядно покрутила и «повыжимала» его, как и других «детей войны». Из этого сплава образуется и особый склад стихов, их протяжённый, ранящий звук. Принимая жизнь обнажённым сердцем, он также откровенно говорит о своём мироощущении в разломе времени: «Признаться стыдно — только что поделаешь? — я не привык жить по чужой указке. Частенько называл разгром — победою и свято верил злой и глупой сказке. Но на обломках рухнувшей империи к своей свободе не привыкнешь сразу. И спотыкаюсь я во мгле безверия и по чужому вновь живу указу…».

     Все утраты, открытия и противоречия времени — это утраты, открытия и противоречия самого поэта. Но при общем гнетущем фоне жизни он умеет философски, с пониманием человека бывалого относиться и к самому времени и даже к тем, кто, совратившись, «сбежали и за морем зерно клюют». Сам же он накрепко впечатался в эту сдобренную кровью пращуров землю, где «шлем славянский не имел забрала, с лицом открытым воин шёл к врагу». И где «лазоревым цветком в закатный час нет-нет и вспыхнет «Пчёлушка златая…».

    Мир, поделённый на «нас» и на «них», мир, поделённый на «русских» и «немцев»… Этот мир безраздельно спаян с детством, неостуженной памятью пронизывает творчество и жизнь поэта. Именно в детстве обнаруживается источник подобного драматизма. Оно оказалось несправедливо кратким. Но… «Неспроста душу тянет в военное детство — там было ей тяжело, но бывало — светло». И этим согревающим душу светлячком мерцала вера в грядущую Победу. «В «непроливайках» плавал синий лёд, и «уточки», стальные наши перья, роняли кляксы и чуть-чуть скрипели. И впереди был сорок пятый год…».

    Отечественная война для поэта, её великие потери, самопожертвование лучших сынов страны ради её свободы — нравственный индикатор дней сегодняшних: «Это нынче твердят нам, что были напрасны все великие жертвы Великой войны. А тогда всё для нас было просто и ясно — мы счастливыми завтра стать были должны…». И подобные строки, оберегающие границы благодарной памяти и просто человеческой совести, вкраплены во многие стихи, будь они непосредственно о войне или мирных днях. Или о России. О России, которую мы потеряли и в которой живём.

     По содержанию стихов, по тоске и боли, заключённой в них, нетрудно догадаться, он ждал и в сердце своём таил надежду на другую Россию — «в одеждах светлых изо льна». (А кто из нас её не хотел и не ждал?!). И вот она явилась. «Боже! Боже! Скажи, ну когда прекратится эта кара твоя за чужие грехи?! Ведь опять, как всегда, на взаимоубийство нас лукаво ведут чужаки-пастухи». И не менее горькое: «Вновь Русь моя во время листопада от дыма задыхается и плачет…» и «Заползает в сердце липкий страх, когда, забыв обычаи святые, не пашет, а торгует на углах всегда мастеровитая Россия». И печальное: «От беды мой народ водкой лечится. Безуспешно, но по традиции». И отчаянное: «И на душе темно и муторно — ноет и болит она».

    Болью саднит в душе и та, и эта Россия. Но поэт прозревает не третью, а единственную, когда «придёт к нам радостей пора» и «всё-таки великой нацией народ российский станет снова…». Откуда же эта вера? Эта вера «приходит из прежних времён и плечо подставляет…» — «Крестьяне — ратники! Вы были опорой для родной земли. И украшали, и кормили, и от набега берегли. Всё-всё отдать ей были рады. И отдавали — до конца. А вам единственной наградой был горький запах чебреца».

    Большинство стихов Анатолия Ансимова создано на высоком накале, что называется, выплеснуто из души. Их публицистическая, гражданская суть не умоляют художественных достоинств. Подкупает афористичность. А вот находка совершенно изумительная: «… И от этого нынче я так одинок, как последний патрон в барабане нагана». Подобных поэтических находок в стихах Ансимова, что рыбы в ячеях сетей в пору весенней путины. Для почитателей поэзии это воистину праздник души.

     В стихах Анатолий Ансимов сумел поймать сам звук своего времени — и это определяет не только форму, но и тональность, и содержание. По чьему-то остроумному выражению, время больших перемен — интересное время, но не дай бог жить в нём!.. Но свою роль в этом времени он не сводил к поиску эффективного лекарства от ударов судьбы. Да это и не дело поэта. Давно подмечено, что поэзия, как и вообще настоящая литература, не целитель, она — сама по себе боль. Единственное утешение — боль очистительная. Но и на это «счастье» может претендовать не всякий, а лишь с выверенным диагнозом: «Неизлечимо болен Россией!». Такая «болезнь» была глубинной сутью Анатолия Дмитриевича Ансимова.

      О себе, о собственной сути, как поэта и человека, наиболее ёмко и убедительно, на мой взгляд, Анатолий Ансимов сказал в коротком стихотворении с прозаическим названием «Моя сберкнижка»:

Я на неё кладу пятак обид,

и редкий рубль удач идёт туда же.

В конце концов — сам вклад

не так уж важен,

важнее, что душа ещё болит.

Иного — не скопил и не собрал.

Не приобрёл. Не выменял. Не выжал.

Но с каждым годом свод небесный

выше,

и дальше самый главный перевал.

      Перевалов у него было — не счесть. Но был и высокий небесный свод, сотворённый из бессонных ночей и терзаний сердца по России-матери.