Ты помнишь, коллега, дороги газетные?..

Бесценным даром судьбы считаю те далекие семидесятые, годы, когда посчастливилось мне работать в ростовской "молодежке". И, наверное, не только потому, что в ней творили когда-то, дерзали, мечтали ставшие потом классиками литературы, нашей легендой - Николай Погодин, Александр Фадеев, Вера Панова.

В газете отразилась вся наша эпоха, да в ней, в конце концов, прошла и наша молодость. "Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя" - это и про нас тоже…

Пять лет назад, когда праздновалось 80-летие "молодежки", была опубликована в газете фотография редакционного коллектива семидесятых. Не все, конечно, были в тот день на месте (кто - в командировке, а кто на учебе или в отпуске… Дело для газеты обычное).

Но те, кто на ней увековечен, думается, помнят, по какому поводу тогда дружно уселись мы перед бесстрастным объективом.

"Молодежка" выдавала замуж свою сотрудницу, то бишь меня, автора этих строк.

Адрес жениха был неблизкий - древний город Тобольск, что на Тюменщине.

Билет на самолет был уже в кармане, упакован в небогатый мой багаж и подарок от коллектива - тяжеленная керамическая пивная кружка с медалью на бренчащей цепочке и памятным посвящением от соратников по перу. На медали, оседлав пивную бочку, счастливо ухмылялся всему белому свету чубатый донской казак.

Сувенир сей дарился по традиции всем с прозрачным намеком: не забывать родной коллектив, помнить, откуда выпорхнул.

Но Сибирь есть Сибирь. На календаре еще не оторвали последний августовский денек, как на Тюменщине завыло, замело, завьюжило…

Далекая Тюмень долго не принимала, и задержка с вылетом вызвала очередные шутки, подначивания собратьев по перу. У нас это любили.

Кому-то в голову пришла примета: дескать, долго в Тобольске невеста не задержится. (Как в воду глядели!).

- Но не горюй, - сказали мне напоследок в утешение. - Считай, что отправляем тебя в продолжительную командировку. Пиши, ждем материалы…

На новом месте я отчаянно скучала. Да и как тут не заскучать, когда, к примеру, получила от Любы Шибаевой письмо со рвущей душу шальной весточкой: "…А в степу за Дубовкой тюльпаны режутся. Дикая смородина лист выкидывает. Частники выезжают на сев морковки. Лук в землю тыкают… У вас там бывают скворцы? Я как услышу за окном скворцов, так будто мне и не 30, а… 20? 10? Если б можно, я б тебе нарисовала, как они пересвистывают, и вообще…".

В Тобольске скворцов не было, а был обычный многоснежный март. Зима навалилась и не уступала. И была "стройка века" - Тобольский нефтекомплекс. О чем взахлеб я регулярно сообщала в редакцию.

Слава Бондаренко, замредактора, добросовестно откликался: "…И мы читали твое письмо хором и все тебе кланялись.

Материал твой думаем опубликовать… а о Ермаке - ждем…

Всего доброго тебе и теплого в твоей холодной Ойкумене".

Тобольск постепенно меня затягивал, и было чем: могилы декабристов… домик Ершова- сказочника с его "Коньком-горбунком"… дом, в котором держали в затворе последнего русского императора, Николая второго с домочадцами… словно игрушечный, резной деревянный местный театр-теремок, по преданию, выстроенный декабристами. И главное - богатейший архив в прекрасном Софийском соборе. А архитектура! А церкви!

Потом пришла из Ростова и такая сногсшибательная новость: "Наконец-то выбили две кооперативные квартиры. Одну отдали Люде Трясоруковой, другую - для тебя придержали. Приезжай!". Молодых газетчиков жильем не баловали.

Тут же все бросила и примчалась, но уже с другой фамилией и сыном-первенцем.

"Блудной" дочери родной коллектив вновь раскрыл добрые объятия…

Снова была любимая работа. Работа, рядом - все свои, близкие и привычные. Не омрачало даже то, что жэковские "жуки" пытались было "зажилить" мою квартиру (с первым вносом я подзадержалась). И энергичная и кипучая наша Татьяна Бондарева, редакционный библиотекарь и стенографист, она же и бессменное наше профсоюзное начальство, помнится, пошла с "шапкой по кругу", по соседним газетам… Первый взнос мной благополучно был внесен.

А потом "по-студенчески", вскладчину праздновали мы мое новоселье. И развеселившийся наш Константин Федорович все грозился в тот вечер, что повыбросит к чертовой матери из своей квартиры лишнее, чтоб было просторно, много света и воздуха, но мало - мебели… Как у меня.

Я об этом подробно рассказываю потому, что была в коллективе удивительная аура, что всегда были наши доверчивые души и тощие кошельки - нараспашку. Потому и работалось и жилось нам безумно интересно и весело, без зазнайства и чванства.

И как хорошо, что традиции эти славные не умирают.

Не так давно, года два-три назад, помогали мы одному своему коллеге - собирать архивные справки, подтверждения и прочую чепуху, никому, кроме чинуш, не нужную, чтоб "удостоверить", что действительно - бывший сотрудник "Комсомольца".

Наши потуги в добывании справок тогда ускорила ныне здравствующий редактор Вера Николаевна Южанская, никому не перепоручая и ни на кого не перекладывая этого дела.

Но вернемся к "Комсомольцу". Старшие нас по-доброму опекали и учили писать, тщательно вышелушивая из груды событий главное. Учили оперативности, жертвенности "ради нескольких строчек в газете". Не без того, что порой жестковато, "мордой об асфальт", как в таких случаях с горечью шутил наш хохмач и остряк Петя Подоляко.

Были среди "стариков" и эстеты, тонко чувствовавшие слово и как смертельную обиду расценивавшие наши грамматические опечатки.

На всю жизнь запомнила "раздрай" дежурного по номеру Юры Губатова, который споткнулся об мой "ляпсус": вместо "яства" брякнула в своей рукописи - "явства".

А Толя Анисимов терпеливо учил, как искать в биографии героя газетного материала какую-нибудь "интригу", "изюминку", чтоб рельефнее вылепить, через поступки, характер человека, показать внутренний его мир. И мы жадно глотали, как кукушата, все, что так щедро и настойчиво вдалбливали в нас наши старшие товарищи.

Учили нас не только газетному мастерству, но и жизни - тоже. Особенно неистощим в этом бывал Луганский.

По своей безалаберности и беспечности мы редко когда, к примеру, закрывали двери кабинетов, оставляя надолго без присмотра и хозяйского догляду плащи, шубейки, сумки и даже зарплату в кошельках. Пока однажды не обожглись.

Душеспасительные беседы? Отеческие увещевания? Не помогло бы. Для нас нашли способ позабавнее…

…В один прекрасный день, ближе к вечеру, из кабинетов враз исчезла наша одежда. Хватились мы лишь собираясь домой. Запаниковали, забегали, в милицию стали звонить… Гурьбой бросились к вернувшемуся с совещания редактору и прямо в коридоре сбивчиво принялись плакаться в "жилетку". Константин Федорович, сочувственно кивая нам, терпеливо слушал и поддакивал. И только тогда пригласил к себе. "Пропажа"… лежала в редакторском кабинете… Пристыженные и жалкие в запоздалом раскаивании, молча разбирали мы свои вещички.

Беспомощные и не умеющие за себя постоять, со временем мы взрослели, мужали, крепли. Даже становились порой нахальными и по-журналистски пробивными, особенно если требовали интересы газеты, да и интересы любого стоящего дела.

Сошлюсь лишь на один случай из собственной практики. Забегая вперед, скажу, как, будучи уже редактором мясниковской райгазеты, безуспешно и долго добивалась разрешения распространять издание наше и в Ростове, в армянской диаспоре. Все ссылались на давно устаревшую, довоенных лет, инструкцию. Пришлось поступить по-партизански, побывав на приеме в столице, у министра связи.

Министр поудивлялся такой прыткости новоиспеченного редактора, но принял хорошо и тут же дал "добро". Правда, за своеволие и дерзость, за "инициативу" меня потом местное начальство крепко наказало. Но это уже неинтересно, главное - дело было сделано.

Вот такую "закваску" получали мы в "Комсомольце".

Специфика молодежного издания такова, что настает и такой момент, когда уступаешь свое место молодым. И это закономерно, хоть и немножечко грустно.

Пришло время, и нам на смену заступили они, крепкие и задорные, в большинстве своем талантливые парни и девчата. Это Леша Прийма, Сережа Агафонов, Люда Калинина, Сережа Васильев, Оля Никитина, Вера Петрякова и многие, многие другие, кому "Комсомолец" стал так же дорог, как и нам, тем, что из семидесятых.

Всем им - мой горячий пламенный привет с пожеланием удачи и благополучия.

Перед теми, кто не дожил до этого юбилея, низко склоним, собратья, наши головы.

…Нина Евтина, Неля Егорова, Ваня Брюховецкий, Боря Бобровский, Толя Анисимов, Володя Тыртышный, незабвенный наш Костя Луганский, Саша Шарафетдинов... Всем им, ушедшим в бессрочную и последнюю свою командировку, Светлая Память.