КОРОТКИЙ РОМАН С РОСТОВОМ

Много лет тому назад Юрий Иванович Еремин, бывший главный режиссер Ростовского драматического театра (бла­годаря которому коллектив был удостоен почётного звания «академический»), познакомился в Москве с Р.Я. Пляттом. И чтобы как-то особо расположить его к себе, сообщил, что они оба работали в театре Ростова-на-Дону, только в разные периоды. На что Плятт достаточно резко восклик­нул: «О, не напоминайте мне об этом!» И как бы поставил точку в еще не начавшейся беседе. Юрий Иванович уди­вился, но продолжил. «Ростислав Янович, в Ростове же период работы театра под руко­водством Ю. А. Завадского име­нуют не иначе как «золотым»! О ваших ролях, созданных в этот период, вспоминают только с восторгом». После таких комплиментов Плятт растаял и пояснил: «Годы работы в ростовской драме оставили в моей памяти два противоположных ощу­щения. С одной стороны, я впервые, именно там, ис­пытал первый «роман» с ролью. С другой стороны, мы с моими коллегами сильно стра­дали от огре­хов акустики, коими греши­ла ростовская сцена».

Эта беседа запомнилась и всплыла в памяти после появления но­вой редакции книги   Р.Я. Плятта «Без эпилога», где он достаточно много внимания уделяет нашему городу.

«Родился я в Ростове по адресу Пушкинская, д. 150, - пишет в ней Плятт. - В дальнейшем помню себя в Кисловодске, который по совету врачей был предписан моей матери. И когда в 1936 году в Москве возникли разговоры о переезде театра-студии Ю. А. Завадского в Ростов, в труппе решили, что причастен к этой интриге я, как единственный ростовчанин на всю труппу. И кое кто стал поглядывать на меня с опаской, дескать: «Ну, парень, ты даешь!..» Но когда переехали, то все увидели, что я воспринимаю город как новый для себя наравне со всеми, то подозрения рассеялись. Жили мы в спецдоме для актеров, выстроенном в парке при театре». Далее Плятт це­лую главу посвящает своей любимейшей роли, которую создал на ростовской сцене: «В спектакле «Дни нашей молодости» я сыграл роль резко отрицательную. Некоего фон Ранкена. Странного человека со сложным характером. Но, как ни странно, я этого мерзавца любил нежно, как своего ребенка. Объясняется это тем, что именно тогда впервые почувствовал, как глубоко влез в «шкуру» роли. И мне показалось, что впервые (а в то время я уже десять лет работал на профессиональной сцене) этот фон Ранкен принес мне ощущение полного слияния с образом. Это был в моей жизни первый "роман с ролью"».

    И тут же он с определенной долей юмора подчеркивает, что был одним из тех, кто открыто заявил вслух претензии к акустике зрительного зала театра имени Горького. Ведь когда в 1935 году построили новое здание для рос­товской драмы, публично уверяли всех, что изъянов у уникального здания нет (и быть не может), что было далеко от истины. Главным недостатком зала (2200 мест) был звук - гуляющий, свободный и неподвластный актерам.

    Им приходилось форсировать напрягать голосовые связки, не разговаривать, а попросту излагать текст на более чем повышенных тонах. «Помню как мы боролись с акус­тикой - пишет в своей книге. Р Плятт. - Для того, чтобы состоялся диалог двух актеров стоявших на противопо­ложных концах огромной сцены и не кричавших друг другу, а нормально говоривших, додумались вот до чего: тот кто кончал свою реплику, подавал каким-либо жестом сигнал партнеру, что пора говорить ему. Жест всегда был виден, а текст далеко не всегда слышен, вот и нашли «выход». Когда мы уже обжились и дело дошло до «капустников», я организовал комический хор. В те годы я уже баловался веселыми стишками и написал для этого хора вокальный номер, который назывался так: «Советская популярная массовая песня об архитектуре сцены Ростовского драматического театра имени М. Горького». И там пелись на мотив «Широка страна моя родная» такие слова:

     Широки партера пол и стены…

     Рампы как велосипедный трек,

     Мы другой такой не знаем сцены,

     Где так плохо слышен человек!!!

    Р.Я. Плятт был одним из первых, кто покинул труппу театра и вернулся в столицу. Но несмотря на «критические» воспоминания, он приезжал на гастроли в Ростов уже после воины с театром имени Моссовета, в котором рабо­тал все свое последнее время. Приветствовал и поддер­живал своих ростовских коллег. Сохранилась телеграмма, которую столичный мэтр прислал в 1963 году в театр, который был реконструирован после взрыва во время вои­ны: «…С этим я, прежде всего, поздравляю моих товари­щей артистов. Я знаю, как ждали они этого момента. Зна­ли бы вы, как я радуюсь за вас. Поздравляю и всех ростовских зрителей! Поздравляю и себя - ведь я как никак тоже ростовчанин!»