61 год назад, летом 1937-го, сталинский палач №1 Н.В. Ежов подписал «Оперативный приказ 00447». В нем было написано: «С 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисовет­ских элементов и уголовников... чтобы раз и навсегда покончить с их подрывной работой против основ советского государства».

И вот страшные итоги того ежовского распоряжения: в 1937 году за «контрреволюционные преступления» было арестовано 936750, в 1938-м - 638509 человек. Среди этих несчастных людей оказался и наш земляк М.С. Айланджаев...

Сейчас Михаилу Семеновичу - 92 года. Он не по возрасту крепкий старик и до сих пор здоровается так, что после рукопожатия ноет ладонь.  Вот только глаза перестали видеть...

Но слепота Михаила Семеновича будто обострила его память. Мой собеседник отлично помнит многие события гражданской войны, 30-х годов, развернувшиеся на Дону. Трагедия его жизни черной нитью вплетена в историю нашей страны.

В свои 14 лет Миша мог свободно побороть взрослого мужчину, поэтому его без лишних вопросов записали в третью роту Ростовско­го полка, состоявшую из жителей Нахичевани. Да и в подпольной работе он успел к началу 1920 года отличиться - расклеивал в городе большевистские листовки. Вооружили паренька кавалерийским карабином (трехлинейка была «выше» ростом), отсыпали несколько горстей патронов...

Полк вошел в 42-ю стрелковую дивизию, которой командовал зна­менитый Гай. Эта дивизия по приказу Троцкого действовала в инте­ресах 1-й Конной армии Буденного.

25 февраля в районе Среднего Егорлыка сошлись крупные группи­ровки белой и красной кавалерии.

«страшный взгляд сталина до сих пор чувствую...»

«БУДЕННЫЙ С ВОРОШИЛОВЫМ? ВСТРЕЧАЛСЯ И С НИМИ...»

-  Бои тогда были очень тяже­лые, - сказал Айланджаев корреспонденту «Вечернего Ростова». - Я и Коля Соловьев (мой нахичеванский друг) воевали в группе, прикрывавшей    штаб    дивизии. Комдива  Гая  ранили,  он только разрешил себя перевязать – из цепи не ушел... И вскоре вторую пулю «схватил», сознание потерял. Мы Гая вчетвером на себе в тыл отволокли - на шинели. Ну да как его потом Сталин за те подвиги «отблагодарил»,   вы,   наверное, знаете...   (Гай   Дмитриевич   был объявлен врагом народа и расстрелян 11 декабря 1937 года).

Кумирами Миши тогда стали Буденный и Ворошилов. Встре­чался с ними молодой боец час­то, не раз видел в деле. «Пер­вый красный кавалерист» запомнился ему дерзким человеком и себе на уме.

-  Ворошилов,   спрашиваете? Красноречив...  На митингах вы­ступал - заслушивались все! Любил нас о жизни расспрашивать, обещал после победы над беляками   прекрасное   будущее.   Да только до сих пор тот его рай не наступил.

ПАРТИЯ ГОВОРИЛА   «НАДО» -КОМСОМОЛ БРАЛ ПОД КОЗЫРЕК

В конце 1932-го партия при­нялась насаждать на деревне по­литические отделы - для «всеоб­щей социализации села». Пред­ложили Михаилу Айланджаеву стать помощником начпо по ком­сомольской работе.

Подобные назначения осущес­твлялись только через ЦК ВКП(б). Группу будущих политотдельцев из Ростова-на-Дону принял Кага­нович.

Лазарь Моисеевич долго рас­суждал о кулацком саботаже, о голоде на деревне, организован­ном «мироедами». Призывал к ре­шительности и жестокости против врагов партии и народа. «Лучше лягнуть, чем отступить...», - ска­зал он. В этот момент в кабинет неслышно вошел Сталин. «Здрав­ствуйте», - тихо произнес генсек и уставился на них своими чер­ными немигающими глазами.

-  Дело прошлое, но его страш­ный взгляд я и сейчас чувствую на себе... - вспоминает Михаил Семенович. - Давящий, простреливающий насквозь... Мы под ним обалдели,  как  под гипнозом. А Сталин постоял минуту и вышел.

Отправили Айланджаева в сви­новодческий совхоз «Марксист», который находился неподалеку от станицы Вознесенской Матвеево-Курганского района.

Однажды Михаил поехал на молочно-товарную ферму, чтобы по­говорить с комсомольцами. Смот­рит - заведующий с лопатой в руках у ямы стоит.

-  Спросил его, что делать собрался. - Да вот, отвечает, жду, когда третий умрет. Двоих в яму положил, третий никак не отойдет.  А  закапывать   еще  живого неудобно...

Сельчане сотнями гибли от голода. Однако ни одного кулака Михаил в окрестностях «Марксис­та» так и не встретил.

ПОПЛАТИЛСЯ ЗА ВОЖДЕЙ В САПОГАХ И БОТИНКАХ

В 1936 году партия в очеред­ной раз сказала Айланджаеву «надо» - и отправила на армейс­кую службу в 74-ю Таманскую стрелковую дивизию. Стал он по­литруком роты, а через год был объявлен врагом народа.

- Поехал я в Ростов - в от­пуск. Идем мы с другом по горо­ду и возле Темерницкого моста на доске объявлений видим фо­тографию Ленина со Сталиным. Владимир Ильич - в ботиночках изображен, Иосиф - в сапогах. А ниже печатными буквами выведе­но: «Сталин всегда в сапогах, по­тому что идет напролом по лю­бой грязи. Ленин носил туфли и грязь обходил...»

Эту листовку кто-то повесил «в честь» краевой партконференции, которая в тот день проводилась в Ростове и была посвящена «борь­бе за чистоту партийных рядов».

Вернувшись в часть, политрук на свою беду вспомнил о лис­товке на политзанятии. Дескать, вот на какие каверзы идут контр­революционеры!

За эти слова его поместили под домашний арест, потом отправи­ли в Краснодар - в особый от­дел корпуса.

На первом же допросе следо­ватель предложил подробно опи­сать, как он занимался вражес­кой пропагандой. Получив отказ, хотел ударить по лицу...

- Я его сразу предупредил, чтобы рук не распускал. Объяс­нил: быка за рога на землю кла­ду и его калекой на всю жизнь сделаю. Тот отвязался. Вернулся в камеру, полную избитых людей, без единого синяка.

Военный трибунал приговорил бывшего политрука 8-й роты к восьми годам лишения свободы и трем годам поражения в пра­вах - за «контрреволюционную, троцкистскую агитацию по раз­ложению Красной армии». Пе­чально знаменитая статья 58, пункт 10 Уголовного кодекса того времени...

Спросил Михаила Семеновича напоследок:

-  Столько в вашей жизни всего было! А было ли обыкновенное человеческое счастье?

Он долго молчал, потом покачал седой головой:

—     Наверное, все-таки нет. Такого счастья, как в книгах пишут, я не видал.

В комнату, где мы разговаривали, влетела Нина - младшая правнучка Михаила Семеновича. Погладила его по руке, довер­чиво прижалась...

Наш проклятый век уходит, унося с собой бездну человечес­ких бед и горестей. Может, этой девочке в XXI столетии пове­зет больше?