Светлое прошлое

   А хорошо все-таки. Что мне есть что вспомнить. И вот он левый берег Дона, задонская степь… «Как много в этом звуке для сердца моего лилось. Как много в нем отозвалось…» Вот мы с Василием несколько лет назад, в другой жизни едем из летнего душного Ростова на тот берег. Водитель автобуса улыбается. Он уже давно приметил странную пару. Он знает, что скоро увидит нас на той же дороге верхом на красивых ухоженных лошадях.

   От Тачанки пешком через железную дорогу. Там, за свалкой стоит (что я говорю! — когда-то стояла!) частная конюшня где верховодила некая «Баба-Яга» — эксцентричная и немолодая дама, помешанная на экстремальной верховой езде. В 60 лет она лихо носилась на скакунах и периодически ломала конечности, вои конечно.

   Там мы с Василием седлали двух полудиких коней «Гаера» и «Буяна» или иногда кобылку «Басю». Василий прилаживал собственные хромированные щегольские стремена и уздечку с бляшками; брал гибкий короткий хлыст, который я ему подарила.

   И происходил счастливый и торжественный момент — мы выезжали! Он старался ехать на корпус-полтора сзади и сбоку. Просто откровенно любовался мной. Стараясь охватить мня взглядом всю. Он не скрывал своей романтической влюбленности. Хорошо хоть не страдал болезнью словоизвержения, свойственной большинству влюбленных интеллигентов. Да в седле держался на редкость хорошо, что вообще для кабинетных людей его круга вещь немыслимая.

   Меня забавляла его способность с одинаковым знанием дела говорить о ценах на овсе, разгрузке тюков сена и об экзистенциализме. Камю и Сартр соседствовал в его речах с навозом и проблемами расчистки лошадиных копыт. Параллели были неожиданными и совершенно немыслимыми. Он так неподражаемо мог словесно путешествовать во времени, что мне иной раз становилось не по себе. Это был самый интересный человек в моей жизни. А главное, он любил меня. Боже, какая я дура!

   Обычно мы шагом переезжали железнодорожные пути и потом, уже по травке, переходили на рысь. С каким восторгом и изумлением пялились на, двух всадников, встреченные водители и пассажиры автобусов.

   Я знаю почему так людям нравилось наше появление. Это был вызов действительности. Это прорыв из царства скучной обыденности. Это необычно и красиво. Явление одного порядка с «Алыми парусами» Грина. Я когда-то смотрела этот старый наивный фильм.

   Впрочем, наши в Василием прогулки были похожи на другое кино — «Табор уходит в небо». Мы, как герои «Табора» так же катались вместе верхом на фоне заката. Вася пытался поцеловать меня, когда ехал рядом стремя в стремя. «Ты старый и хитрый» — говорила я ему. Но все равно я только ПОЗВОЛЯЛА ему любить себя. Дура. Еще раз, дура. Надо было уехать с ним из Ростова. Как много бы я отдала, чтобы вернуться туда, в то время…

   Мы мчались по обочине рысью. Углублялись в рощицу и скакали по тропинке галопом, потом опять рысью. А дальше начиналась полоса кошмарных ресторанов левого берега, огромных чванливых неуютных ресторанов с дурацкими мельницами из фанерных крыльев.

   Там было много богатых, пьяных и сытых, человекообразных существ. Когда мы медленно ехали шагом мимо, то грубая ресторанная толпа обычно вываливала на улицу. Все шумно умилялись и просили прокатиться. А нам только этого и было надо. Мы начинали катать буржуазных толстяков и их вульгарных девиц, не успевая рассовывать по карманам мятые десятки «на овес». Эти свиньи то и дело вываливались из седла и надоедали требованиями пустить коня в галоп. Через пару часов таких мучений мы оставляли полосу ресторанов и дальше и дальше катались просто в свое удовольствие, уезжая подальше в степь.

   Лошади сразу веселели, понимая что неприятная процедура катания неумелых и пьяных седоков кончилась.

   Долгий степной закат. Мои волосы пропахли полынью и чабрецом. Замолкают птицы. Огни Ростова морем переливаются вдали. Василий целует меня в шею. Ему нравится «запах чистой и здоровой девушки, поднимающийся из-за воротника». Он снова говорит, что я «настоящая красавица». Я много раз слышала это от него во всех мыслимых вариантах. Но все равно не надоело.

   Сейчас я понимаю, что это были самые счастливые часы моей жизни.