Перебираю «свежие» фотографии и слушаю комментарии на их счет солиста Ростовской областной фи­лармонии, заслуженного артиста России A.M. Гололобова:

- Это я - за роялем, на кото­ром играл Бетховен. За этот инс­трумент садились Лист и Вагнер. Это - клавесин Моцарта...

Для любого человека, приобщен­ного к ценностям мировой культу­ры, эти прикосновения к предме­там, которых касались руки гени­ев, - уже повод для того, чтобы выйти на время из привычного рав­новесия, почувствовать себя хоть на мгновение счастливым.

Наша встреча с Анатолием Митрофановичем проходила пос­ле концерта, который он дал в Ростовской филармонии сразу после возвращения из длитель­ной гастрольной поездки по го­родам Германии и Франции.

Еще осенью, перед отъездом Гололобова за рубеж, «Вечерний Ростов» выступил с несколько грустной публикацией - «Не ухо­ди, побудь со мною...». Тогда, признаться, мы подумали, что Анатолий Митрофанович может не вернуться обратно в Россию, в Ростов...

Ведь ростовские меломаны всегда знали ему цену. И она у этого солиста филармонии, вир­туозного пианиста, замечательно­го композитора, прекрасного аранжировщика, незаурядного ак­компаниатора, всегда была ве­лика. Может, поэтому мы всегда испытывали чувство некоей не­ловкости от того, что музыкант такого уровня существует в Ро­стове на правах «городского та­пера», что ему приходится иг­рать не только в концертных и музейных залах города, но и по школам, детским садам...

Пусть не на родине, а на чуж­бине, пусть не в Ростове, а в далекой Германии, но нашему земляку дали-таки почувствовать не только на словах, но и на деле, какого уровня и ранга он музыкант.

Анатолий Митрофанович рас­сказывал мне на правах старого друга о том, как встречали его в Германии, а потом во Франции, как его немецкие друзья обус­троили ему быт.

- В Германии мне в полное рас­поряжение дали трехэтажный особ­няк. Он размещался в живописней­шем уголке. Стоял на утесе, у под­ножия которого журчал... «бах» (имя великого немецкого композитора И.С. Баха так и переводится - «ру­чей»). За три месяца я дал концер­ты почти что в трех десятках круп­ных немецких городов.

Перед каждым выступлением мне предоставлялось несколько репети­ционных дней. В день концерта я отдыхал, ничем больше не занимал­ся...

Когда оказался во Франции, то, переезжая из города в город, заме­тил, что всюду играю на инструмен­те одной и той же марки - велико­лепном «Стейнвее» такого звучания, на котором разве что в Москве в концертном зале Чайковского играл прежде. Лишь спустя время я по­нял, что все эти дни по пути моего гастрольного турне за мной на спе­циально оборудованном трейлере возят и рояль...

Под Рождество мои немецкие друзья, устроившие мне эту гас­трольную поездку, сочли, что я ус­тал. Приобрели мне путевку на один из австрийских курортов. Знаете, побывав там, я впервые поверил, что рай на земле - возможная ре­альность.

Правда, потом, когда спросил у немецких «хозяев», во сколько им обошлась эта моя поездка в австрий­ские горы, те попросили больше об этом не расспрашивать. Я понял, что земные «эдемы» - удовольствие не из дешевых.

На все мои ропоты по поводу тех беспокойств, что я приношу всем этим милым людям, те отвечали не­изменно: «Вы - король в музыке. Наше дело - обеспечить достойную вас жизнь».

Анатолий Митрофанович рас­сказывал - и я невольно прово­дила параллели между тем, как высоко ценят на Западе лучших наших музыкантов, и той жизнью, которой они живут в Ростове.

Что и говорить, королями у нас ощущают себя со­всем не те, кто этого действитель­но заслуживает - как профессионалы высочайшего клас­са, как таланты, от­меченные Богом.

Впрочем, нет! Я не права. Достаточ­но побывать хоть на одном сольном ростовском концер­те Гололобова, что­бы понять: у этого пианиста существу­ет в Ростове свое собственное музы­кальное «королевст­во». А «подданные» отличаются особой верностью и пре­данностью своему повелителю - пиа­нисту Анатолию Гололобову.