Первая прогулка по Ростову двести лет назад, на рубеже XVIII и XIX столетий, дала нам самые разнообразные впечат­ления, заставила снова обратиться в архивы, взяться за книги, многие из которых давно уже стали редкостью.

      Мы видели и в крепости святого Димитрия Ростовского, и в ее форштадтах, и в Нахичевани (трех составных частях буду­щего Ростова-на-Дону) людей нескольких национальностей. Так уже в ту пору было положено начало строительству общего дома разных народов, которым в конце концов стал наш род­ной город.

     Общеизвестно, что национальный идеал красоты люди во­площают в женщине. И то, что века спустя поэт сформулиро­вал чеканно: «Ростовчанки - женщины всемирной красоты», — закладывалось в те годы, когда на Дону происходило причуд­ливое смешение народов.

      Каким же было население будущего Ростова? Оно не могло быть многочисленным. Ведь в первые годы XIX века большин­ство городов Российской империи имело 1000-5000 жителей, таких в стране насчитывалось 374. И только в 14 городах про­живало свыше 20 тысяч человек. Мы сейчас увидим, что Рос­тов (суммарно) со времени основания был не в числе послед­них.

      Гарнизон крепости святого Димитрия Ростовского составлял около пяти тысяч солдат и офицеров. В основном это были русские служивые, хотя на строительство ежегодно присылали несколько сотен солдат из украинских полков. И многие из них затем осели здесь навсегда. Как уже упоминалось, в кавалерии крепости нес службу и отряд калмыков, которые, как и казаки-доломаны, проживали в Доломановском форштадте.

      Население в форштадтах пестрое - русские, украинцы, гре­ки, армяне, персы; семьи служилых, торговцев, работный люд.

    Поселок, образовавшийся из форштадтов, был, как уже упо­миналось, «камышовым» - строения каменные наперечет, жи­лища в основном из дерева и камыша.

«Всего-то жителей в нем до назначения его уездным горо­дом было лишь 1788 душ, - отмечал А. Ильин в своей «Исто­рии города Ростова-на-Дону» (1909 г.). - Но рос этот поселок с поразительной быстротой. О том, как быстро заселялась эта местность, лучшим свидетельством может служить число церк­вей, бывших в крепости... Из указа Новороссийской духовной консистории за 1800 г. видно, что в конце XVIII столетия были следующие церкви: Соборная, Покровская (ныне существую­щая), Казанская, Николаевская, Рождество-Богородичная (в то время называвшаяся купеческою, старый собор) и Всесвятская. Нельзя допустить мысли, что устройство этих церквей было вызвано без особой нужды, ибо здесь селился народ простой, не денежный, для которого каждая копейка была дорога».

      Наблюдение весьма красноречивое и верное!

   Известно, что среди казаков было немало беглых из цент­ральной России, а основную часть солдат крепости составляли крепостные крестьяне. Но в свободное от службы время они здесь имели возможность видеть жизнь людей, свободных от крепостной зависимости.

Эту особенность нового города чуть позже нашего пребывания в форштадтах увидел и подчеркнул французский инженер и путешественник Омер де Гелль: «Смешанное население, со­стоящее из русских, греков и казаков, совершенно не походит на холодных, рассчитывающих свои действия, дисциплинированных совсем на военный образец русских… Влияние долгое время бывшего свободным населения отразилось даже на канцелярских чиновниках. Вы не встретите здесь того высокомерия и самодовольства, которые отличают в России эту мелкую аристократию… Здесь полное смешение национальностей вкусов, идей... Это таинственное влияние, которое казаки оказы­вают на русских, стоит того, чтобы на него обратить внима­ние...» (См.В. Сидоров. «Энциклопедия старого Ростова и Нахичевани-на-Дону», т. 4.)

    К этому времени крепость, одной из задач которой и было сдерживание казаков в государственной узде, уже полностью обстроилась, раскинулась широко. Кроме «казенных зданий», в ней размещаются дома купцов и духовных лиц, 27 лавок, 4 харчевни, два питейных дома. Всей этой «сферой обслужива­ния» пользуются не только постоянные жители крепости, но и население форштадтов. Ведь его бытовыми проблемами зани­маться коменданту цитадели недосуг, он отвечает только за дела в крепости, хотя она теперь и значится центром Ростовс­кого уезда.

А вот Нахичевань, в силу объективных причин, заселялась и застраивалась по-иному.

   «Известно, что в Южном крае страны рост населения в зна­чительной мере обеспечивался за счет безземельных крестьян, прибывающих из центральных губерний России, которые нахо­дили здесь работу и обосновывались в богатом землями бас­сейне Дона. Существование автономии армянской колонии... препятствовало обоснованию в армянском округе пришлых из­вне людей. В земельном вопросе донские армяне рьяно защи­щали свои права, старались сохранить свои угодья неизменны­ми и запрещали селиться на своих традиционных землях всем приезжим, в том числе и армянам, прибывшим из других мест». (См. В.Б. Бархударян. «История армянской колонии Но­вая Нахичевань», Ереван, 1996 г.)

   Таким образом, увеличение населения Нахичевани шло только за счет естественного прироста и окрестных армянских сел, но все же довольно быстро. Если при заселении Нахичевани здесь было три тысячи жителей, то в 1797 году уже 5311 человек. Автономия армянской колонии не позволяла вербовать рабочих извне, но с другой стороны армянские крестьяне обладали соб­ственными наделами, были свободны от крепостной зависимо­сти, что, конечно, было не по нраву самым богатым и влия­тельным нахичеванцам - они пытались закрепостить крестьян, искали возможность узаконить это. В 1798 году Иосиф Аргутинский с негодованием писал из Петербурга одному из духовных руководителей Новой Нахичевани о том, что богачи колонии пытаются по примеру русских помещиков закрепостить свобод­ных земледельцев, нарушая тем самым ряд положений грамо­ты Екатерины II.

    За несколько лет до описываемого времени Дон посетил из­вестный русский естествоиспытатель, географ и путешествен­ник академик Петр Симон Паллас. Он так писал о Нахичевани: «Большая часть жителей живет в хорошеньких каменных до­мишках, крытых черепицею... Дома поставлены довольно дале­ко друг от друга и снабжены всеми необходимыми удобства­ми». Далее Паллас описывает, как выглядят деревянные дома: «они обмазаны глиной, покрыты черепицей и, таким образом, гарантированы от огня». (См. В. Гаврилова, С. Дудник. «Из ис­тории армянских поселений на Дону» в сб. «Богатый колодезь», Ростиздат, 1991 г.)

      Как известно, жителям крепости и форштадтов, а затем и Нахичевани было запрещено заниматься хлебопашеством и ско­товодством - это было обязанностью крестьян окрестных сел, прежде всего армянских. Оттуда и поступали в крепость и го­рода продукты питания. И постепенно Нахичевань становится главным производителем и поставщиком, как мы бы сейчас ска­зали, всевозможных товаров народного потребления, а также широко развитой сферы услуг. Об этом мы поговорим подроб­нее при рассказе об экономике города тех лет. Сейчас же толь­ко сошлемся на свидетельство уже знакомого нам академика Палласа: «Большая часть его жителей состоит из купцов и ре­месленников, в числе коих есть кожевники, портные, кузнецы, ткачи, столяры, горшечники и т.д.; булочники пекут отличный ржаной и пшеничный хлеб...»

    Так, на рубеже XVIII и XIX веков, всего за несколько лет до того, как император Александр 1 назовет Ростовом город, ро­дившийся у крепости святого Димитрия Ростовского, на донс­ком берегу сложилось весьма своеобразное сообщество людей разных национальностей. Было оно довольно велико - в кре­пости и ее форштадтах вместе с городом Нахичеванью прожи­вало почти 15 тысяч жителей.

     Это были наши не так уж далекие предки. Именно они в постоянном ратном и мирном труде выработали в себе и своих детях, внуках, правнуках черты характера, по которым ростов­чан узнают везде, - трудолюбие и предприимчивость, отвага до безрассудства в достижении поставленной цели, хитринка и ловкость, верность любви и дружбе. А еще - широта души и неистребимый юмор, без чего жить просто невозможно!