Итак, перед нами за «межой» - Нахичевань. Но мы направимся туда в следующий раз. Еще один день нам предстоит  провести в Ростове. И вот почему. Если сто лет назад, в канун 1800 года, свои жилые строения обитатели форштадтов стремились расположить поближе к Дону, то теперь ростовские  кварталы шагнули за Генеральную балку, в бывшей степи рождались слободки, хутора, поселения, ставшие окраинами нового города. И наше знакомство с Ростовом конца прошлого  века будет неполным, если мы не увидим их. И начнем со старейшей - откуда по сути наш город «есть пошел».

     От парка Николаевской больницы через Большую Садовую спустимся к Дону - к знаменитой Богатяновке. Ее название рождено расположенным здесь Богатым Источником, или Бога­тым Колодезем, окрещенным так, как вы помните, еще Петром Великим. С тех пор селились здесь вольные люди, делали свое жилье, как хотели и как позволяли обстоятельства.

       Известно, что в день закладки крепости святого Димитрия Ростовского, когда с судов, стоявших на рейде на Дону и Темернике, гремел салют в честь торжества, праздновала и Богатяновка - «у всех живущих иллюминовано было в окнах». И вскоре крепостные батареи уже надежно прикрывали от напа­дения врагов и родник с поселком, и таможню, и порт.

      «Соединялись Богатый Колодезь и крепость как обычной до­рогой, так и подземным ходом, по которому свободно шла лошадь с водовозкой либо пороховой кладью». (См. В. Сидоров, «Энциклопедия старого Ростова и Нахичевани-на-Дону», т. 2, 1994 г.)

     Но и появление крепости на застройку поселка никакого вли­яния не оказало: долгое время он оставался кучкой глиняных хат, крытых камышом, здесь не было ни улиц, ни переулков.

      «В конце восьмидесятых годов городская дума наконец ре­шила провести «урегулирование» Богатого Источника. Но дела­ла она это с величайшей экономией денег - стоит ли много тратить на голытьбу? Пробили улицы, переулки, прорыли по­середине Крепостного и Покровского канавы для стока воды, поставили фонари на перекрестах и спохватились: не слишком ли? И постепенно начали урезать, — так, что черев несколько лет от «урегулирования» почти и следа не осталось»» (См. С. Швецов, «В старом Ростове», Ростиздат, 1971 г.)

      Свидетельство тому находим и в свежем номере «Приазовс­кого края», вышедшем в августе 1900 года, как раз во время нашего путешествия по Ростову. Корреспондент этой газеты перед нами побывал на Богатяновке и теперь сообщал, что еще в недавние времена здесь каждый угол квартала освещал­ся двумя фонарями, но теперь городская управа нашла, что фонарей слишком много и оставила по одному. «Если к этому прибавить еще то обстоятельство, - пишет газета, - что фонарщик, желая получить выгоду на керосине, никогда не пуска­ет в фонарях полного пламени, и они мигают, как свечка, то можно сказать, нисколько не преувеличивая, что Богатый Ис­точник освещается исключительно лунью».

        Сточные канавы к этому времени заплыли грязью, посереди­не улиц и переулков образовались рытвины, так что во многих местах стало невозможно ни проехать, ни пройти

      Не лучше, а может, еще хуже, чем на Боготяновке, обстояло дело с благоустройством другой окраины – Нового поселения, в обиходе известного как «Нахаловка».

    У этого поселка – не в пример Боготяновке – совсем небольшая история: всего-то лет двадцать назад за Таганрогским проспектом, как рассказывают, за одну ночь неожиданно даже для городской полиции выросло несколько наскоро сложенных доми­шек. Самозастрой! Ведь земля здесь для жилья не предназначалась, участков никто не покупал - и на тебе, целый поселок!

      «На место происшествия для учинения суда и расправы яви­лись власти. К их удивлению, обосновавшийся на пустыре люд не испугался, а, наоборот, вышел с хлебом-солью и пригласил на новоселье.

     В ответ было топанье ногами, обещание «бараньего рога» и «кузькиной матери»... Однако на крайние обуздывающие меры начальство все же не решилось. Поразмыслив, дума образова­ла комиссию «по урегулированию», уравняла нахаловцев в «пра­вах» с другими жителями по внесению налогов и предоставила им самим о себе заботиться.

      Жителей Нахаловки мелкие уколы не смущали. Народ тут се­лился тертый, жизнью мятый - рабочие Главных мастерских Вла­дикавказской железной дороги и всякие прочие «чугунщики» (так называли рабочих железной дороги, «чугунки». - БЛ.), рабо­чие табачных фабрик и мастерских, драгили, портовые грузчики.

         Благонамеренный ростовский обыватель так и считал, что место, где раскинулась Нахаловка, специально для нее пред­назначено самим Богом...

      Обосновавшись, Нахаловка повела точно такой же образ жиз­ни, как и другие ее сестры-окраины: без ночного освещения, в грязи и бездорожье, в пьянстве. А вскоре она стала и одним из очагов крамолы - здесь преобладающей была рабочая про­слойка». (См. С. Швецов, «На высоком Донском берегу», Ростиздат, 1982 г.)

         И все-таки подлинным «рабочим городом в городе» был Темерник. Уже в его постепенно изменявшемся названии отрази­лась непростая история этого поселения, выросшего во многом тоже самозастройкой: Бессовестная слободка - Затемерницкое поселение - Темерник.

       «На диковинном косогоре поселок напоминал галерку, навис­шую над партером-городом. Да это и была галерка - место, куда состоятельные люди не шли, а беднота втискивалась до отказа. Шутка сказать - с изумлением подсчитали управские чиновники к концу прошлого века - до тридцати тысячи человек набилось в темерницкие хибарки!

        Как они там жили, оставалось загадкой их бытия». (См. С. Швецов, «В старом Ростове», Ростиздат, 1971 г.)

        Конечно, беспокойное темерницкое соседство для ростовских городских верхов было предметом особых забот. Но что прика­жете делать, если жизнь накрепко связала город и окраину общей пуповиной экономической необходимости? Так интерес­но ставил вопрос С. Швецов в упоминавшейся выше книге и сам же отвечал: «Весь промышленный и ремесленный Ростов питала неиссякающая жилистая сила рабочего Темерника. Каж­дое утро, подымаемый «кормильцами—гудками, поселок вы­плескивал на свои улицы тысячи спешащих на работу людей... Сотнями ручейков растекалась по всему Ростову, начавшись на Темернике, чернокартузная рабочая река».

        Мы еще вернемся к рабочим Темерника, когда будем знако­миться с промышленностью Ростова на рубежах веков. А пока возьмем в руки карту города 1902 года и, по ней ориентиру­ясь, попробуем попасть из Темерника северными окраинами в противоположную часть города.

       Для этого нам можно пройти по железнодорожному мосту через Темерник, затем, миновав сад Максимова и целый ряд кладбищ - старое и новое еврейские, христианское - выйти на Скобелевскую улицу (ныне Красноармейская).

       Слева от нас расположены кварталы уже упоминавшегося Но­вого поселения, но за Николаевским переулком (ныне Семашко) жилые кварталы на Скобелевской идут только по правой сторо­не. Слева - сенной базар, рядам еще одно христианское клад­бище, за которым раскинулось просторное поле ипподрома.

      Отсюда мы выходим к Банковскому хутору, до недавнего вре­мени носившему наименование Николаевского, так как сели­лись тут в свое время отставные солдаты, служившие при Ни­колае I. Сами жители называли хутор более точно - Собачий и объясняли это так:

      «Жизнь собачья. Больше пятисот домов у нас, а до сих пор не знаем ни фонаря, ни городового, ни стражника. Налоги и повинности платим исправно, а получаем за это дулю. Чем же мы хуже других? Что живем не в каменных палатах, а в деревянных домах да мазанках? Так ведь но газового освещения просим, не мостовой - о ней мы и думать не смеем... Хоть пару-тройку керосиновых фонарей, да охрану какую - больно уж жулики обижают...» (См. С. Швецов, «В старом Ростове», Ростиздат, 1971 г.)

По Нахичеванскому переулку спускаемся от Скобелевской в сторону Большой Садовой. Миновав улицы Сенную (ныне Горь­кого), Пушкинскую, Малосадовую, выходим к уже знакомому парку Николаевской больницы. Помните? Отсюда мы начали свое нынешнее путешествие по окраинам Ростова. И вот теперь нас ждет Нахичевань...