Коньяк из бункера Гитлера

Многие из нас знают о том, что русские пареньки, совсем молоденькие, завышали при возможности свой возраст, чтобы уйти в армию бить врага. Науменко Филипп Фёдорович — из таких истинных патриотов. Впервые он попросился в действующую армию, когда ему ещё и шестнадцати не было. Не взяли. Настаивал — прогоняли. Он приходил помогать на кухне, что называется «мозолил глаза», и в итоге попал в учебный батальон, потом — в связь.

 — Шли мы сюда, к Ростову и Ставрополю, из Астрахани. Я служил тогда в 248-й стрелковой дивизии, — рассказывает Филипп Фёдорович. — Машин у нас не было, в качестве вьючных и тягловых животных использовали быков, лошадей и верблюдов.

 Когда дошли до села Ка­менки, недалеко от Мечёт­ки, наткнулись на колонну немецких танков. В чистом поле, скрыться негде… Тогда погибло очень много людей, две дивизии было разбито. После этого наша 248-я дивизия долгое время была на плохом счету, дескать, позволили себя едва ли не уничтожить. А что мы могли противопоставить танкам, кроме винтовок?

 Долго нас не признавали после этого. Хотя сейчас на Портовой открыт нашей дивизии памятник. Мы Ростов брали на участке от железнодорожного моста до шиферного завода на Верхне-Гниловской. Сложная позиция у нас была, немец ведь на возвышенности, в городе, а мы на льду, на Дону. Нас видно, как на ладони. Когда оттеснили немцев, переночевали в Ростове, где-то в районе Нахаловки, и я тогда впервые за долгое время спал не под открытым небом. А потом сразу ушли в сторону Матвеева Кургана. Пусть нашу дивизию долго не признавали — но мы, те, кто остались в живых, брали Одессу, Кишинёв, Варшаву и в составе Пятой ударной дивизии вошли в Берлин.

 Филипп Фёдорович — свидетель происходившего в столице Германии в первые дни после окончания боевых действий. Об этих днях написано множество книг, существует масса исторических хроник. Однако есть вещи, о которых ни в одной книге не прочесть.

 — Наша часть стояла в Де­бе­р­ице, на окраине, — говорит ветеран. — 2 мая взяли Бер­лин, а 3-го мы уже ходили по Рейхстагу и Канцелярии. Видели Эйзенхауэра, Жукова. 3-го мая в Берлине была и Ли­дия Русланова. Мы все её как заметили — так и опешили, ведь Рус­ланова же! Она стала петь. Микрофона не было, сначала без музыки, потом баянист какой-то подключился. Какой концерт она нам дала! Мужчины плакали. Я думаю, именно в тот момент многие осознали, что всё, война окончена, а мы — выжили, выстояли.

 Вспоминает Филипп Фёдо­рович и забавные моменты – были, оказывается, и такие.

 — С нами до Берлина дошёл аж из Астрахани один верблюд. Яшкой его звали. Ручной был, ласковый… Пока стояли в Дымбелице пасся он в сквере. Солдаты набрали немецких нагрудных крестов, проделали в них дырки, соединили проволокой и повесили эти «гирлянды» Яшке на горбы. А верблюды всегда такие гордые, с таким украшением выглядел он очень смешно. Как-то ехал мимо кто-то из начальства, ругаться стал — зачем вражьих наград на скотину навесили? А мы смотрим — Яшка губами жуёт, плюнуть хочет. Будто не понравилось ему, что его красоты хотят лишить. Позже нас направили служить на остров Рюген, а Яшка остался жить в Берлинском зоопарке.

 Филипп Фёдорович участвовал в историческом параде советских войск в Берлине.

 — Мы долго готовились, репетировали, — делится воспоминаниями бывший военный связист Науменко. — Только музыкантов присутствовало на параде триста человек.

 С исторической точки зрения кульминацией воспоминаний ветерана можно считать следующий эпизод.

 — Мы с товарищами сумели пробраться в бункер Гитлера, — утверждает Филипп Фёдорович. — Нас часовые пропустили, может быть, подумали, что мы тоже носим вещи и документы.
Там ведь, когда мы спустились, десятки человек работали, тщательно всё собирали, до мелочей. Мы поглядели, походили, свернули в какую-то комнату. Смотрим, а там бутылки стоят, продукты лежат — продуктовый склад, значит. Мы свечу на стол поставили, открыли бутылку коньяка, немножко выпили. Я стал собирать в вещмешок сладости, чтоб наших медсестёр угостить. Там, кстати, и русские конфеты были.

 Выйти незаметно не удалось, нас остановили, спрашивают — а что вы вообще тут делаете? Мы честно сказали, что посмотреть зашли. Нас досмотрели и выпроводили. Хотя немного конфет унести всё-таки разрешили.