О каждом их вылете сообщал Левитан

     Гвардии лейтенант штурман Алексей Иванович Климов в период с 23 мая 1943 г. по 9 апреля 1945 г. совершил 101 ночной боевой вылет на бомбардировщике ДБ-ЗФ (ИЛ-4) в составе 20-го Гвардейского авиационного Севастопольского полка дальнего действия. О каждой бомбёжке глубоких тылов противника советскими лётчиками авиации дальнего действия (АДД) сообщало Совинформбюро. А. Климов участвовал в бомбардировках Хельсинки, Будапешта, Таллина, Констанцы, Севастополя, Львова, Бреста, Бреслау, Кёнигсберга, совершал боевые вылеты, связанные с защитой блокадного Ленинграда. За успешное выполнение заданий командования награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, медалями «За оборону Ленинграда», «За взятие Будапешта», «За Победу над Германией». Эти весенние дни так напоминают ветеранам такие же тёплые, ласковые в том далёком победном мае. 60 лет прошло, а всё, как вчера... С Алексеем Ивановичем Климовым беседует наш корреспондент:

      — Как оно появилось в вашей жизни, военное небо?

    — О небе я мечтал всегда. Кто же в те годы о нём не мечтал! Высота, крылья, скорость, романтика — после десятилетки я твёрдо решил связать свою жизнь с авиацией. Перед самым окончанием школы, летом 1940 года, к нам в Белореченск приехал военный лётчик с предложением поступить в Краснодарское военно-авиационное училище штурманов. И, конечно же, я с радостью поехал. Не думали мы тогда о войне, вернее, о том, что грянет она так скоро, и мы окажемся так близко от неё: в начале 1941 года наше училище перебазировали под Брянск, в село Олсуфьево. О том, что война началась, узнали мы утром в воскресенье, 22 июня, в своём общежитии. Растерянность — вот первое было чувство. И сменилось оно сразу другим: защитить Родину — наш долг. В этот же день нам объяснили: чтобы сделать это как следует, мы будем продолжать учёбу. В следующее воскресенье мы совершали учебные полёты, когда три немецких самолёта разбомбили четырёхэтажное здание нашего училища. Жертв не было. Впервые мы почувствовали свою незащищённость. Ночь провели в лесу... Через несколько месяцев эвакуировались, сперва под Липецк, затем под Куйбышев. Службе в авиации дальнего действия — длительным ночным полётам — я учился четыре месяца в городе Карши Туркменской ССР. Я счёл, что это престижно — нанести врагу в глубочайшем тылу как можно больше вреда и приблизить этим победу. Так мы в то время пояснили бы смысл слова «престиж», если бы оно было у нас в ходу. Личный престиж был неразрывен с престижем Родины.

      После Карши я приехал в Рязань, в 226-й бомбардировочный полк АДД. Свой первый полёт — на Рославль — совершил 23 мая 1943 года. Он длился три часа. Экипаж свою боевую задачу выполнил, разбомбив железнодорожную станцию. Вернулся из этого полёта с сознанием честно исполненного долга. И таких полётов в дальнейшем у меня было ещё ровно сто. С огромной теплотой вспоминаю своих боевых товарищей — Худолеева, Щелкунова, Героев Советского Союза Левчука, Паращенко, Соляника, Гришу Никитина, Андрея Калькаева. И особенно Бориса Шестернина, тоже Героя Советского Союза. Уроженец Ленинграда, умный, культурный, грамотный, он очень много дал мне, простому парню из провинции. Ему поручались самые ответственные полёты с фотосъёмкой поражённой цели для определения степени нанесённых поражений. Утром, после окончания полётов, мы садились завтракать и выпивали свои фронтовые сто граммов. Это не было ни роскошью, ни баловством. По показаниям медиков, именно это количество алкоголя было необходимо для снятия стресса и крепкого сна.

      — И помянуть не вернувшихся...

   — К счастью, потерь у нас не было. Немцы не имели ночных истребителей, а огонь зенитных батарей противника мы поражали своими бомбовыми ударами.

     — Военная ваша работа была очень тяжёлой. Вы всё время находились под наблюдением медиков. А как вас кормили?

     — У нас была так называемая пятая норма, самая высококалорийная: первое обязательно с мясом, второе — соответственно, овощи, фрукты, витамины и всё такое, икра — и чёрная, и, чаще, красная, шоколад. Офицерская форма отличная, что очень немаловажно, мы же все молодые были, видные, часто ходили в театры (практически во всех городах) и очень любили танцы.

      — С девушками дружили...

      — Девушки были очень красивые — и наши, и за границей, особенно в Польше.

      — И ни в одну вы не влюбились?

     — Я, как вы поняли, человек очень ответственный. Решил, что, пока не кончится война, о семье и думать не буду. Уж если жениться, то с полной уверенностью, что смогу создать жене и детям все условия, обезопасить их со всех сторон.

      — Где же встретили вы день Победы?

    — В Польше, в городе Люблине. Помню этот импровизированный фейерверк, всеобщее ликование, радость. Нас, освободителей, очень тепло поздравили поляки, накрыли столы, угощали вином. Из армии я уволился в 1946 году, мы стояли уже в Полтаве.

      — И профессией овладели самой мирной...

    — Да, окончил Ростовский институт сельхозмашиностроения, работал главным инженером проекта в НИИ «Гипростройдормаш», затем инженером АЧХ РИНХа, ремонтировал, строил, созидал.

      — Созрели для женитьбы только к 1952 году...

      — Да, в 30 лет. Увидел свою Веру и понял, что это на всю жизнь. С тех пор не расстаёмся.