ОБ ЭТОМ НЕ ЛЮБИЛИ ГОВОРИТЬ

Страшное слово «концлагерь» связано для нас прежде всего с чужими, дальними краями: Польша, Прибалтика, Германия. О действовавших там лагерях смерти сняты многочисленные телесюжеты и художественные фильмы, написаны книги.

И МАЛО КТО уже помнит, что концентрационные ла­геря были в Великую Оте­чественную и на террито­рии Ростовской области, и даже в самом Ростове.

Об этой странице донс­кой военной истории наш разговор со старшим науч­ным сотрудником Ростовс­кого областного музея краеведения Владимиром Афанасенко.

-  Владимир Иванович, а почему, кстати, так редко затрагивают в рассказах о войне эту тему?

-  Наверно, потому, что свидетелей тех событий здесь не осталось: среди жителей Ростовской области бывших узников донских немецких концлагерей нет.

Большинство жителей Ростовской области задер­живались в них только на период установления лич­ности и регистрации. Это было связано с особой ок­купационной политикой, разработанной немецким политическим руковод­ством для традиционных казачьих территорий и Се­верного Кавказа.

Напомню, что гитлеров­ский план «Ост» предус­матривал истребление де­сятков миллионов граждан Советского Союза для расчищения жизненного про­странства, необходимого арийской расе. Согласно этому плану уничтожению подлежали евреи, цыгане, значительная часть славян, люди, прожившие при со­ветской власти 24 года. Оставшиеся рассматрива­лись в качестве рабочей силы, которая должна была трудиться на благо Третье­го рейха.

В отношении юного по­коления существовала программа, подобная той, что была когда-то в Османской империи. Смысл этой программы заключался в том, чтобы детей отнять от родителей и вырастить из них беспощадных прислуж­ников рейха.

Этот план был долго­срочный. А немцы уже с первых дней оккупации нуждались в силе, которая помогла бы установить и закрепить «новый поря­док». Гитлер сделал став­ку на казаков, зная, какие обиды незаслуженно пре­терпели они от советской власти.

Немецкое командова­ние разработало особые инструкции по обращению с гражданским населением Дона, Кубани, Терека. По­скольку для многих каза­ков, перешедших на сторо­ну немцев, эта война была продолжением гражданс­кой, а в те годы казаки во­евали под лозунгом «За Советы без коммунистов». Немцы не стали распускать колхозы, сменили только вывески. Вместо предсе­дателя колхоза - станич­ный атаман, староста и т.д.

Заигрывали они и с во­еннопленными из местных. Летом 1942 г. более 80 ты­сяч солдат, воевавших на территории нашей облас­ти, оказались в плену. Од­нако солдат из местного, казачьего населения почти сразу же отпустили по до­мам.

В начале войны подоб­ным образом немцы посту­пали в Прибалтике, в За­падной Белоруссии и на Западной Украине с та­мошними военнопленны­ми, если, конечно, они не относились к категориям, подлежавшим немедлен­ному уничтожению, - то есть если не были еврея­ми, коммунистами, цыга­нами и т.д. После такого отсева в сортировочных лагерях оставались только

уроженцы других террито­рий.

-Донские концлагеря были такими же лагерями  смерти,   как  Освенцим или Бухенвальд?

-Планомерного истребления узников здесь не было.   Но   обращение   с ними было настолько варварским, что обрекало людей на быстрое истощение и гибель.

Немцы эти лагеря назы­вали трудовыми. Один из таких был возле села Дубовского. Пленные строили до­роги и полевые аэродромы. Там не было ни бараков, ни пункта приготовления пищи, ни источника воды. Удиви­тельно ли, что ежедневно умирало до ста человек.

Сходной была судьба и узников Морозовского ла­геря. Да и в других лагерях условия были ужасные. Кроме того, жизнь узников нередко зависела от ду­шевных качеств, или, точ­нее, от садистских наклон­ностей или отсутствия та­ковых, охранников. Причем - рядовых.

Командные посты зани­мали немцы, а вот в под­чинении у них были и каза­ки, выходцы с Северного Кавказа, украинцы, латы­ши. Как это ни горько, но большинство случаев не­мотивированной жестокос­ти в отношении узников и бессмысленных убийств - как раз на их совести.

Самым жутким концлаге­рем на Дону был Гросс-Ла­зарет № 192, или Большой Лазарет - накопитель боль­ных и раненых - то есть не­трудоспособных военно­пленных. Он располагался на территории Ростовского артиллерийского училища.

Туда свозили и тифоз­ных, и туберкулезных, об­мороженных - каких боль­ных там только не было... Порой их число достигало 30 тысяч человек.

Вопреки названию - Большой Лазарет - в этом лагере также отсутствова­ла налаженная система врачебной помощи, не было необходимого коли­чества лекарств, медицин­ских инструментов.

Людей косили болезни. Смертность - до 100-150 человек в сутки.

Гибель больных еще и ускоряли изуверскими спо­собами. К примеру, в тече­ние недели в жару их кор­мили селедкой, а воды не давали. Больные умирали мучительной смертью, схо­дили с ума.

Филиал Большого Лаза­рета был также на выезде из Ростова, в районе Та­ганрогского шоссе. Там вырыли котлован и к нему свозили трупы. Их засыпа­ли известью, сверху сбра­сывали другие трупы, сно­ва засыпали известью. Но это - в жару. Зимой обхо­дились землей. Этот кон­вейер работал в течение всего периода оккупации.

-  Немцы   пытались уничтожить свидетелей своих злодеяний? Какую судьбу уготовили они узникам донских концлагерей,  когда поняли,  что
наступление наших войск неотвратимо?

- Они мало заботились о том, чтобы скрыть следы своего бесчеловечного обращения с пленными.

В том же Дубовском ла­гере, отступая, немцы ос­тавили пять тысяч трупов, едва-едва присыпанных землей.

Многих, трудоспособ­ных еще узников донских лагерей они эвакуировали по железной дороге в дру­гие места, вплоть до самой Германии. Когда наша Вторая  Гвардейская армия в янва­ре сорок третьего вошла в Дубовское, немцев там уже трое суток как не было.

Узников, которые по со­стоянию здоровья не под­лежали эвакуации, немцы уничтожать не стали. Почти все эти люди и так были обречены на верную смерть. Из 1800 человек спасти удалось лишь еди­ницы - до такой степени люди были истощены.

Но операции по освобож­дению военнопленных про­водили и партизанские, ди­версионные группы, кото­рые действовали в Ростове, Таганроге, Каменске. Толь­ко ростовский отряд имени Сталина путем налетов на рабочие команды освобо­дил около 700 человек.

 Были у партизан и целе­вые операции, когда стави­лась задача освободить конкретное лицо.

...Военком 31-й Сталин­градской дивизии полковой комиссар Василий Хомутов уже в силу своего воинско­го звания подлежал рас­стрелу. Но в сортировочном лагере никто его не выдал, он назвался другим именем и попал в трудовой лагерь. Оттуда в ходе спецоперации и вызволили его ростовские партизаны. Он стал у них одним из командиров, до­жил до Победы.

-  А остальные 700 ос­вобожденных - что было с ними?

-  В отряды вливались немногие. И не потому, что не хотели больше воевать. Во-первых,  партизанам требовались бойцы, знакомые со взрывным делом,
радиотехникой, имевшие навыки системного наблюдения. А во-вторых, большинство освобожденных нуждалось в лечении и уходе. Их прятали по домам, подпольным госпиталям, регистрировали в бургомистратах как местных жите­лей. Ведь среди тех, кто выдавал  такие справки, были и люди, которые использовали каждую возможность помочь соотече­ственникам.

-  За что,  наверно,  и поплатились, уже после освобождения...

-  Отмотали сроки  как прислужники фашистов.

Могу рассказать о слу­чае, который произошел в сорок третьем на моей ма­лой родине - в Сальске. Отец моего одноклассника - Саши Шестерко - был при немцах старостой.

Когда наши освободили Сальск, ею как прислужни­ка фашистов должны были казнить на сходе населе­ния. Но население не побо­ялось выступить в его за­щиту.

Три месяца шли допро­сы, но особисты НКВД так и не смогли отыскать за­цепку, чтобы впаять Шес­терко хоть несколько лет лагерей. Люди свидетель­ствовали, как он себя му­жественно вел, спасая земляков в период оккупа­ции.

Медали Шестерко не дали. Но зато и не посади­ли. Тоже удача - по тем временам.

-  Но к советским сол­датам,   оказавшимся   в плену,  власть,  насколько мне известно, относи­лась   немногим  лучше, чем к пособникам оккупационного режима...

-  Войн без пленных не бывает. На Западе за достойное, мужественное поведение в плену ордена давали. У нас - сроки, а вдобавок к ним - поражение в правах.

Эта страница Bеликой Отечественной потому еще, может быть, не очень хорошо изучена, что воспоминания, рас­сказы о плене советские люди не считали заслужи­вающими внимания, а по­бывавшие в плену всеми правдами и неправдами старались скрыть этот факт биографии. Даже от близких.

Когда-то в СССР на каждом шагу встречал граждан лозунг: «Никто не забыт, ничто не забыто», и даже школьник знал, что это - о героях и событиях Вели­кой Отечественной.

Но парадный лозунг и тогда был не больше чем красивая фраза. Теперь он и сам позабыт.

Встречаясь с историками, свидетелями тех, воен­ных лет, я все больше утверждаюсь в мысли, что пол­ная история Великой Отечественной будет написана еще не скоро. Вроде и немало знаем мы о ней, но сколько еще неизученного, неисследованного, утаен­ного, позабытого...