ОБ ЭТОМ НЕ ЛЮБИЛИ ГОВОРИТЬ
Страшное слово «концлагерь» связано для нас прежде всего с чужими, дальними краями: Польша, Прибалтика, Германия. О действовавших там лагерях смерти сняты многочисленные телесюжеты и художественные фильмы, написаны книги.
И МАЛО КТО уже помнит, что концентрационные лагеря были в Великую Отечественную и на территории Ростовской области, и даже в самом Ростове.
Об этой странице донской военной истории наш разговор со старшим научным сотрудником Ростовского областного музея краеведения Владимиром Афанасенко.
- Владимир Иванович, а почему, кстати, так редко затрагивают в рассказах о войне эту тему?
- Наверно, потому, что свидетелей тех событий здесь не осталось: среди жителей Ростовской области бывших узников донских немецких концлагерей нет.
Большинство жителей Ростовской области задерживались в них только на период установления личности и регистрации. Это было связано с особой оккупационной политикой, разработанной немецким политическим руководством для традиционных казачьих территорий и Северного Кавказа.
Напомню, что гитлеровский план «Ост» предусматривал истребление десятков миллионов граждан Советского Союза для расчищения жизненного пространства, необходимого арийской расе. Согласно этому плану уничтожению подлежали евреи, цыгане, значительная часть славян, люди, прожившие при советской власти 24 года. Оставшиеся рассматривались в качестве рабочей силы, которая должна была трудиться на благо Третьего рейха.
В отношении юного поколения существовала программа, подобная той, что была когда-то в Османской империи. Смысл этой программы заключался в том, чтобы детей отнять от родителей и вырастить из них беспощадных прислужников рейха.
Этот план был долгосрочный. А немцы уже с первых дней оккупации нуждались в силе, которая помогла бы установить и закрепить «новый порядок». Гитлер сделал ставку на казаков, зная, какие обиды незаслуженно претерпели они от советской власти.
Немецкое командование разработало особые инструкции по обращению с гражданским населением Дона, Кубани, Терека. Поскольку для многих казаков, перешедших на сторону немцев, эта война была продолжением гражданской, а в те годы казаки воевали под лозунгом «За Советы без коммунистов». Немцы не стали распускать колхозы, сменили только вывески. Вместо председателя колхоза - станичный атаман, староста и т.д.
Заигрывали они и с военнопленными из местных. Летом 1942 г. более 80 тысяч солдат, воевавших на территории нашей области, оказались в плену. Однако солдат из местного, казачьего населения почти сразу же отпустили по домам.
В начале войны подобным образом немцы поступали в Прибалтике, в Западной Белоруссии и на Западной Украине с тамошними военнопленными, если, конечно, они не относились к категориям, подлежавшим немедленному уничтожению, - то есть если не были евреями, коммунистами, цыганами и т.д. После такого отсева в сортировочных лагерях оставались только
уроженцы других территорий.
-Донские концлагеря были такими же лагерями смерти, как Освенцим или Бухенвальд?
-Планомерного истребления узников здесь не было. Но обращение с ними было настолько варварским, что обрекало людей на быстрое истощение и гибель.
Немцы эти лагеря называли трудовыми. Один из таких был возле села Дубовского. Пленные строили дороги и полевые аэродромы. Там не было ни бараков, ни пункта приготовления пищи, ни источника воды. Удивительно ли, что ежедневно умирало до ста человек.
Сходной была судьба и узников Морозовского лагеря. Да и в других лагерях условия были ужасные. Кроме того, жизнь узников нередко зависела от душевных качеств, или, точнее, от садистских наклонностей или отсутствия таковых, охранников. Причем - рядовых.
Командные посты занимали немцы, а вот в подчинении у них были и казаки, выходцы с Северного Кавказа, украинцы, латыши. Как это ни горько, но большинство случаев немотивированной жестокости в отношении узников и бессмысленных убийств - как раз на их совести.
Самым жутким концлагерем на Дону был Гросс-Лазарет № 192, или Большой Лазарет - накопитель больных и раненых - то есть нетрудоспособных военнопленных. Он располагался на территории Ростовского артиллерийского училища.
Туда свозили и тифозных, и туберкулезных, обмороженных - каких больных там только не было... Порой их число достигало 30 тысяч человек.
Вопреки названию - Большой Лазарет - в этом лагере также отсутствовала налаженная система врачебной помощи, не было необходимого количества лекарств, медицинских инструментов.
Людей косили болезни. Смертность - до 100-150 человек в сутки.
Гибель больных еще и ускоряли изуверскими способами. К примеру, в течение недели в жару их кормили селедкой, а воды не давали. Больные умирали мучительной смертью, сходили с ума.
Филиал Большого Лазарета был также на выезде из Ростова, в районе Таганрогского шоссе. Там вырыли котлован и к нему свозили трупы. Их засыпали известью, сверху сбрасывали другие трупы, снова засыпали известью. Но это - в жару. Зимой обходились землей. Этот конвейер работал в течение всего периода оккупации.
- Немцы пытались уничтожить свидетелей своих злодеяний? Какую судьбу уготовили они узникам донских концлагерей, когда поняли, что наступление наших войск неотвратимо?
- Они мало заботились о том, чтобы скрыть следы своего бесчеловечного обращения с пленными.
В том же Дубовском лагере, отступая, немцы оставили пять тысяч трупов, едва-едва присыпанных землей.
Многих, трудоспособных еще узников донских лагерей они эвакуировали по железной дороге в другие места, вплоть до самой Германии. Когда наша Вторая Гвардейская армия в январе сорок третьего вошла в Дубовское, немцев там уже трое суток как не было.
Узников, которые по состоянию здоровья не подлежали эвакуации, немцы уничтожать не стали. Почти все эти люди и так были обречены на верную смерть. Из 1800 человек спасти удалось лишь единицы - до такой степени люди были истощены.
Но операции по освобождению военнопленных проводили и партизанские, диверсионные группы, которые действовали в Ростове, Таганроге, Каменске. Только ростовский отряд имени Сталина путем налетов на рабочие команды освободил около 700 человек.
Были у партизан и целевые операции, когда ставилась задача освободить конкретное лицо.
...Военком 31-й Сталинградской дивизии полковой комиссар Василий Хомутов уже в силу своего воинского звания подлежал расстрелу. Но в сортировочном лагере никто его не выдал, он назвался другим именем и попал в трудовой лагерь. Оттуда в ходе спецоперации и вызволили его ростовские партизаны. Он стал у них одним из командиров, дожил до Победы.
- А остальные 700 освобожденных - что было с ними?
- В отряды вливались немногие. И не потому, что не хотели больше воевать. Во-первых, партизанам требовались бойцы, знакомые со взрывным делом, радиотехникой, имевшие навыки системного наблюдения. А во-вторых, большинство освобожденных нуждалось в лечении и уходе. Их прятали по домам, подпольным госпиталям, регистрировали в бургомистратах как местных жителей. Ведь среди тех, кто выдавал такие справки, были и люди, которые использовали каждую возможность помочь соотечественникам.
- За что, наверно, и поплатились, уже после освобождения...
- Отмотали сроки как прислужники фашистов.
Могу рассказать о случае, который произошел в сорок третьем на моей малой родине - в Сальске. Отец моего одноклассника - Саши Шестерко - был при немцах старостой.
Когда наши освободили Сальск, ею как прислужника фашистов должны были казнить на сходе населения. Но население не побоялось выступить в его защиту.
Три месяца шли допросы, но особисты НКВД так и не смогли отыскать зацепку, чтобы впаять Шестерко хоть несколько лет лагерей. Люди свидетельствовали, как он себя мужественно вел, спасая земляков в период оккупации.
Медали Шестерко не дали. Но зато и не посадили. Тоже удача - по тем временам.
- Но к советским солдатам, оказавшимся в плену, власть, насколько мне известно, относилась немногим лучше, чем к пособникам оккупационного режима...
- Войн без пленных не бывает. На Западе за достойное, мужественное поведение в плену ордена давали. У нас - сроки, а вдобавок к ним - поражение в правах.
Эта страница Bеликой Отечественной потому еще, может быть, не очень хорошо изучена, что воспоминания, рассказы о плене советские люди не считали заслуживающими внимания, а побывавшие в плену всеми правдами и неправдами старались скрыть этот факт биографии. Даже от близких.
Когда-то в СССР на каждом шагу встречал граждан лозунг: «Никто не забыт, ничто не забыто», и даже школьник знал, что это - о героях и событиях Великой Отечественной.
Но парадный лозунг и тогда был не больше чем красивая фраза. Теперь он и сам позабыт.
Встречаясь с историками, свидетелями тех, военных лет, я все больше утверждаюсь в мысли, что полная история Великой Отечественной будет написана еще не скоро. Вроде и немало знаем мы о ней, но сколько еще неизученного, неисследованного, утаенного, позабытого...
18 марта 2005г., НВ.
|