«сгоревший шофер сидел так прямо...»

Читателю «Вечернего Ростова» А. Банникову в 1943 году было шесть лет - почти столько же, сколько и Л. Студенецкой, не забыв­шей мельчайшие детали последней ночи немецкой оккупации Росто­ва. Они жили в разных частях города, но одинаково хорошо помнят, как шли по улицам наши солдаты, как встречали их плачущие от радости горожане...

«Моя мама подошла к одному из солдат, - пишет А. Банников. - Он шел, опираясь на палку. Мама так сильно плакала, что тот солдат на­чал ее утешать: «Да живой я, на­стоящий!» Успокоившись, она поз­вала его к нам в дом: «Сынок, ты воевал, пойдем, я тебя накормлю». Тот в ответ показал на своих това­рищей: «Это они воевали, а меня ранили в первом же бою...»

И еще один эпизод - жуткую сцену смерти - не может забыть наш читатель:

«Это было в 1941 году, после первой бомбардировки Ростова. На Буденновском проспекте, у входа на рынок, стоял грузовик-«полуторка», водитель которого заживо сгорел в кабине. Мне, четырехлетнему маль­чишке, показалось, что он сделан из «жужелки» - остатков сгоревше­го угля, которыми посыпали улицы в гололед. Труп сидел совершенно прямо, не касаясь спинки сиденья. Руки лежали на ободе руля, одна нога упиралась в педаль сцепления, другая - в пол.

Будь я скульптором, обязательно высек бы из коричневого камня фигуру мертвого шофера в кабине сгоревшей машины. И установил бы эту скульптуру как памятник защит­никам Отечества...»