День Победы: каким он был 65 лет назад

Что вспоминают о 9 мая 1945 года те, кто приближал этот день, ждал его и ликовал вместе со всей страной, когда услышал о капитуляции Германии

Уже давно День Победы превратился в отгламуренное мероприятие, на котором власти и различные организации поднимают себе рейтинг. Помпезные парады, вручение ветеранам подарков, раздача ленточек, которые мелькают потом на разных частях тела у молодежи, вылизанная история войны — это все теперь именуется Днем Победы. Не пора ли все-таки вспомнить, а тем, кто не помнит – узнать, чья это Победа?

Все авторы воспоминаний-участники войны получили приглашения на специальное праздничное мероприятие для ветеранов от партнера рубрики — ростовского клуба «Бас Бочка».

Анатолий Филиппович Корольченко, десантник. В мае 1945 — старший адъютант батальона, старший лейтенант:

В первых числах мая, пройдя Австрию, наша часть подошла к чехословацкой границе. В батальон прибыл командир полка и нас, офицеров, собрал. Поставил задачу: выдвинуться к вечеру на северную окраину чехословацкого городка Зноймо. По дороге не задерживаться, сбивать немецкие заслоны, а при сильном сопротивлении обходить и упрямо двигаться вперед. Тогда мы и узнали, что в Праге восстание, и надо спешить на помощь. Подогнали «студебеккеры», батальон погрузился, и мы поехали. На границе нас обстреляли, а дорога была завалена деревьями. Спешившись, вступили в бой. Не было слышно команды: «В атаку!», нельзя было понять, кто первым бросился к лесной опушке, откуда стреляли. Рядом со мной упал боец, потом еще один, словно споткнувшись, повалился на землю…

Рано утром мы продолжили путь, но уже пешком. Машины по неизвестной причине отозвали. Правее нас, по другой дороге, двигалась колонна артиллеристов. Вдруг от них послышались крики, а затем и выстрелы. Мы остановились и заняли оборону. Комбат послал бойцов узнать, что там у соседей. Первое, что подумали – пушкарей атаковал противник. Выстрелы слились в один поток.

Тут мы обратили внимание что бойцы-артиллеристы палят в воздух и не прячутся. Один из солдат, посланных комбатом, бежал по полю, кричал и махал руками, но из-за выстрелов мы не могли понять, что он кричит. Услышали слово «победа», удивились, а комбат выдал: «Какая на… победа, толком объясни что там!» Он, запыхавшийся, сбиваясь от волнения, начал говорить, что Германия капитулировала, сегодня ночью подписан договор, а немецкие войска повсеместно сдают оружие. Скажу честно, что мы с комбатом и ротными еще несколько секунд стояли, как пришибленные, и только удивленно смотрели друг на друга.

Вскоре прибыл на «виллисе» командир полка. Полковник был человеком, даже по военным меркам, суровым. Никогда я не видел, чтобы он улыбался, в бою крепкое слово из его уст было нормой, был скор на расправу с провинившимся. Его боялись все офицеры полка. Короче, как тогда говорили, был крут нравом. А тут, в расстегнутом кителе, радовался вместе с нами, подбрасывая в воздух фуражку и разряжая магазин в небо. Он только успевал отвечать на расспросы.

На карте я поставил последнюю отметку расположения нашего батальона и написал: «9.5.45. Победа! Конец войне!» Я нарушил приказ и карту эту не сдал, а сохранил на память, но позднее при переезде она пропала. Жаль.

А вечером произошла встреча, которая сильно испортила мне настроение. Незнакомая девушка в форме окликнула меня:

— Товарищ старший лейтенант, вы меня не узнаете?

Лицо мне было знакомо, но вспомнить ее я не мог. Она сказала, что мы встречались 8 марта под Будапештом, в Моноре. Тогда нас пригласили девушки из армейского госпиталя. Она весь вечер общалась с моим другом Володей Порубилкиным. Было видно, что они друг другу понравились, но вот обменяться адресами не смогли. Неожиданно сыграли тревогу и мы выступили. Она искала нашу часть, а потом узнав, что мы стоим рядом, прибежала повидать Володю. А он, мой друг, выживший в Сталинграде и на Карельском фронте, погиб на окраине венгерского села Кенез за месяц до конца войны.

Правильно поется в песне, что этот праздник — со слезами на глазах, и слезы эти были не всегда слезами радости.

Александр Павлович Иваницкий, инженерная разведка 4-й танковой армии. В мае 1945 года — курсант танкового училища:

В конце войны я был направлен на обучение в Сталинградское танковое училище, которое находилось в Харькове. Мы уже чувствовали, что вот-вот все закончится. День, как и положено по распорядку, закончился отбоем. Мы легли спать, а часа в два ночи дневальный как заорет: «Рота, подъем! Победа!» Тут и началось веселье: объятья, слезы, поцелуи, поздравления. Почти все курсанты были фронтовиками.

Утром был митинг, и после нас всех отпустили до вечера в увольнение.

Ирина Васильевна Пришельцева (Зубив), жительница Ростова. В мае 1945 года — школьница:

Мы жили в коммуналке. Ночью никто не спал. Все ждали. И вот рано утром кто-то крикнул в коридоре: «Победа!» Я вскочила с кровати, в темноте влезла в какую-то обувь, и мы вместе с сестрой побежали по Энгельса от Театральной площади до Ворошиловского. Почему мы туда бежали, я объяснить не могу. Это был какой-то порыв. Желание оказаться в центре города, так сильно обезображенного войной, среди его людей толкало нас вперед. На пересечении Энгельса и Ворошиловского была огромная толпа народа. Видимо, оказаться там было желанием не только нашим. Казалось, что в это утро, а на часах было часа четыре или пять утра, собрался весь город. Актер ростовского драмтеатра, грузный такой мужчина, забрался в будку постового милиционера, кричал «Ура!» и поздравлял горожан. Все ликовали искренне и не пытались скрыть свои эмоции.

Владимир Филиппович Лавреньтьев, танкодесантник. В мае 1945 года — рядовой танкового корпуса:

Победу я смог отметить только 12 мая. А 9 мая не до радости было. Мы еще воевали против власовцев западнее Праги. Было их там две дивизии, которые рвались, чтоб сдаться англичанам. Вот мы их и «утюжили». Приближение победы мы чувствовали, и когда объявили о падении Берлина, то поняли, что капитуляция — дело нескольких дней. Но солдаты еще гибли. А потом, 12 мая, бой закончился.

Мы смогли отдохнуть и скромно, по солдатски, отпраздновать нашу Победу. Даже не подозревали тогда, что нас ждет другая война. Дальше был эшелон, война с Японией и окончание уже Второй мировой войны, которое я встретил в Порт-Артуре.

Там наша танковая часть провела парад в честь доблести русского оружия рядом с русским кладбищем, на котором лежали защитники Порт-Артура в 1905 году. Смотритель, полковник царской императорской армии, рассказал нам, что японцы приезжали из академии и давали клятву императору, обещая сражаться так же мужественно, как русские защитники Порт-Артура.

Этот полковник попросил у нашего командира разрешения поцеловать наше знамя корпуса. И вот он в мундире с царскими орденами опустился на колени перед знаменем и плача благодарил Бога, что тот ему позволил дожить до этого дня и увидеть мощь русской армии.

Так что у меня два Дня Победы: 9 мая и 2 августа.

Леонард Александрович Пестряков, пехотинец. Рядовой 10-й гвардейской стрелковой дивизии. В мае 1945 года — студент РИСХМа:

После тяжелого ранения в 1944 году меня комиссовали, и я вернулся в Ростов. Считаю, что мне очень повезло. У рядового пехотинца шансов выжить на фронте было мало. Поэт-фронтовик Константин Ваншенкин правильно сказал, что простых солдат на земле гораздо меньше, чем под землей.

О капитуляции Германии узнал из радиообращения. Потом, отметив дома, пошел гулять со своей тогда еще будущей женой по городу. Кажется, что была солнечная погода, хотя, наверное, просто настроение было светлое, вот и вспоминается сейчас, что был яркий день.

Алексей Степанович Опрышко, командир танка, лейтенант. В мае 1945 года находился в Ташкентском госпитале.

К концу войны я после тяжелых ранений больше года скитался по госпиталям. Надоело все жутко. Но в госпитале было одно хорошее правило: почти все были одеты в пижаму и за редким исключением никто своими званиями не кичился.

Разговаривали на равных и о многом. Главное - Сталина не трогать, а остальных можно критиковать.

Вот и в День Победы сидели на лавке, дышали воздухом и разговаривали с вновь прибывшими, узнавая последние новости и слушая обычный солдатский треп. Тут из окна нам стали кричать, что все, конец войне. Мы рванули к радиоточке, а там уже битком. Казалось что с кроватей повскакивали даже те, кто ходить не мог. Думаю не стоит говорить, что следующие сутки госпиталь стоял на ушах, а дисциплина сильно пошатнулась от спиртного и безудержной радости. Но все было в рамках приличия. Врачи меня отпустили домой только в 1946 году. Анна Васильевна Матвеева, медсестра.

В мае 1945 года — лейтенант эвакогоспиталя № 3717 первого Прибалтийского фронта:

К концу войны наш госпиталь находился в Шяуляе. Апрель запомнился сплошным потоком раненых, которых доставляли из Кенигсберга. Я с подругой жила на частной квартире. Ночью нас разбудила хозяйка. Везде стрельба. Думаем, наверное, немец где-то прорвался, и снова пойдет поток раненых. Мы быстро собрались и побежали в госпиталь, который был рядом. Все раненые, которые могли ходить, вывалили на улицу. Обнимаются, нас обнимают, кричат: «Сестрички, победа!» В общем, праздник был, но война на этом не закончилась: добивали немецкие части и власовцев. Были, естественно, потери и у нас.

Уже после войны я узнала, что наши войска освободили из концлагеря, который находился в нескольких десятках километров от нас, моих родных. Вскоре нас погрузили в эшелоны, и мы поехали на Родину, на расформирование. Мы готовились к мирной жизни. Везде только и говорили, кто чем будет заниматься. Многие солдаты писали домой: «Ждите, едем с победой». Но нас «по зеленой улице» отправили на Дальний Восток. А там — снова война, кровь, потери. Так что война для меня и многих закончилась значительно позднее дня Победы, в Корее, где я встретила своего будущего мужа. Там и свадьбу сыграли.