«ЕСЛИ ЖИВ БУДУ, Я НА ДОН ПРИДУ»

В Старочеркасске открыт музей к 40-летию возвращения казаков-некрасовцев в Россию.

«Казачья Турция»: три века на чужбине

Открытие музея некрасовцев и приуроченный к этому фольклорный казачий праздник в Старочеркасске – событие для нас знаковое. Казаки-некрасовцы – явление в истории совершенно уникальное. В течение более чем 250 лет они смогли сохранить уклад, традиции, костюмы и язык донского казачества начала XVIII века. Игнат Некрасов был другом и сподвижником атамана Кондратия Булавина, поднявшего казаков Верхнего Дона и «новоприходцев» (беглых крестьян из Центральной России) на защиту вольностей и свобод против императора Петра Первого. После разгрома восстания и гибели Булавина около восьми тысяч казаков под предводительством Некрасова ушли за турецкую границу на Кубань. Затем продвижение русских войск в Приазовье заставило некрасовцев в 1740 году с разрешения турецкого султана переселиться на Дунай, а в 1775 году большинство некрасовцев, или Игнат-казаков (как они стали называть себя после смерти Некрасова в 1737 году), выкупили земли вокруг озера Майнос в азиатской Турции, где и жили замкнутой общиной свыше 250 лет, пока большая их часть не возвратилась в 1962 году в Советскую Россию (несколько сотен предпочли уехать в США и Канаду).

Советское правительство поселило некрасовцев не на их родных донских землях, а на Ставрополье, с тем чтобы вернувшиеся казаки помогли Хрущёву осваивать целинные земли.

И лишь сейчас, почти через триста лет со дня «некрасовского исхода» и через 40 лет после возвращения «турецких казаков», память о гордом сыне Дона запечатлена в первой столице донского казачества – Старочеркасске, где в эти выходные открылся музей казаков-некрасовцев.

Возвращение на родину

К полудню Атаманское подворье Старочеркасска – место фольклорного праздника, посвящённого открытию музея, – было полно народа. Сюда съехалось множество казачьих ансамблей со всей Ростовской области, посчитавших за великую честь приветствовать своих сородичей. Мне посчастливилось встретиться и побеседовать с несколькими казаками и казачками из некрасовской общины. В том числе – с дочерьми атамана Игнат-казаков Василия Порфирьевича Саничева, который привёл изгнанников на родную землю. Агафья Миронова и Мария Береснева покинули Турцию маленькими девочками, но до сих пор прекрасно помнят и отца, и все события, связанные с возвращением.

«Некрасовцы с малых лет воспитывались в любви к России и с надеждой на возвращение, – рассказала Агафья Васильевна. – Но Игнат Некрасов завещал: «При царе в Россию не возвертаться». Правда, в 1912 году первая волна некрасовцев по разрешению царского правительства всё-таки приехала в Россию. Но этих людей было мало, и им запретили селиться выше Кубани. После 1917 года впервые у некрасовцев появились надежды на возвращение. Но в России началось расказачивание, и наоборот, именно к нам в Турцию стали прибывать казаки из Советов.

По-настоящему занялся переселением наш отец, Василий Порфирьевич. Он был последним атаманом некрасовцев, избранным в 1955 году. К нему и пришли казаки всем миром. Он был одним из самых грамотных людей, учителем. Сперва отец боялся брать на себя такую ответственность. Но во сне явилась ему Богородица и обещала свою поддержку».

Саничев несколько лет вёл переговоры с правительством СССР через посольство Советского Союза в Турции. И вот 20 сентября 1962 года советский теплоход «Грузия» с 999 казаками на борту отплыл из Турции. В Новороссийск прибыла уже тысяча некрасовцев: в дороге родился мальчик, которого назвали Семёном.

С ним, с Семёном Бабаёвым, мы тоже познакомились здесь же, на празднике. Живёт он в поселке Бургун-Моджары на Ставрополье. Вообще же некрасовских поселений в России три. Кроме Бургун-Моджар, это посёлок Новокумский там же, на Ставропольщине, и Некрасовский на Кубани (где селились возвращенцы первой, «царской» волны). По словам многих старых некрасовцев, сейчас они для молодёжи – «как достопримечательность». Хотя первое время по возвращении в Россию они строго соблюдали все традиции, все свои церковные обряды (некрасовцы – староверы, бежавшие ещё и от «никонианской ереси»). Однако местное население, воспитанное в советских атеистических и интернациональных традициях, смотрело на пришлецов как на дикарей, подсмеивалось и даже издевалось над ними. И некрасовцы стали отходить от суровых заветов Игната (где была предусмотрена и публичная порка за непочтение к родителям, и закапывание в землю по шею неверной жены, и многое другое). «Нет, какие-то традиции сохраняются, – рассказал Семён Харитонович. – Особенно вера. Мы хоть и старообрядцы, но не слишком строгого толка. В нашу церковь приходят креститься, венчаться, молиться и местные жители. Мы же все христиане, чего делить-то? Много смешанных браков, много молодёжи разъезжается. Я сам женат на русской…» – «А вы разделяете русских и казаков?» Бабаев смеется: «Нет, это оговорка. Я имел в виду – не на некрасовке. Знаю, что нынче многие казаки хотят писать свою национальность отдельно от русских. У нас не так. Мы столько веков стремились в Россию, что ощущаем себя именно русскими. Хотя и казаками тоже».

История, которая поёт

Ленточку на входе в музей перерезали маленький казачок-некрасовец Серёжа и министр культуры Ростовской области Светлана Васильева. С огромным любопытством входили Игнат-казаки в здание музея, где в трёх залах рассказана история их предков. Собирала экспозицию заведующая отделом Старочеркасского музея Татьяна Ямнова, а оформил – заслуженный художник России Пётр Ибалаков. В экспозиции есть экземпляры редкие. Например, мундир солдата Преображенского полка (князь Василий Долгорукий, майор этого полка, жестоко подавил восстание Булавина). Книга «Апостол», изданная в 1635 году. Икона с изображением протопопа Аввакума. Уникальна перевязка XVII века, расшитая цветными каменьями: когда девочек водят на причастие в церковь, такую перевязь повязывают поверх платка.

Есть и экспонаты более современные. Например, фотография урока в турецкой школе, где учились девочки из некрасовской общины. С 1930 года учёба в турецких школах стала для казачьих детей обязательной, равно как для мужчин – служба в турецкой армии. Здесь же – завет для таких казаков: «В своих не стрелять, палить через головы» и фото 1942 года – некрасовец в форме турецкого солдата в строю. «Ой, это же Тимоня!» – воскликнула одна из старушек, увидев фотографию. Один из самых дорогих для некрасовцев экспонатов – рукописная книга, написанная Василием Саничевым в 1956 году для обучения казачьих детей русскому языку. Многие некрасовцы плакали, проходя по музейным залам…

Но центральным событием всё же стало выступление Игнат-казаков на сцене Атаманского подворья. Надо сказать, что отличие некрасовцев от традиционных донцов бросается в глаза. Во-первых, необычная восточная яркость и пестрота одежды казачек. Это – наследство турецкого влияния, ведь материю приходилось покупать на базарах азиатской Турции. Во-вторых, не казачий, а исконно русский покрой одежды, близкий к костюму Центральной России. Сказалось то, что большинство ушедших с Игнатом казаков составляли беглые крестьяне-«новоприходцы» (придя на Дон, царские войска устроили за ними настоящую охоту), а также старообрядцы, бежавшие на Дон от никонианства.

То же самое можно сказать и о песнях некрасовцев. В основе своей это исторические песни, знаменные распевы, духовные стихи:

В окияне-море камень ляжит

На камене – церква стоит.

А у той церквы – престол стоит.

На престоле – книга ляжит.

Книга ляжит – Евангелия.

Читают ее два ангелия.

Два ангелия, три архангелия.

Песенное наследие некрасовцев чрезвычайно богато. Специалисты Московской консерватории записали более 350 песен Игнат-казаков. Среди них есть и песни на турецком языке, влияния которого не избежали некрасовцы, несмотря на трёхвековые попытки жить обособленно на озере Майнос. Причём, начиная петь по-турецки, некрасовцы переходили на русский язык: все песни обязательно переводились. Речь не только о песнях, но даже о музыкальных инструментах: во время выступления в Старочеркасске некрасовцы использовали даже… итальянскую губную гармонику!

В одной из песен некрасовцев гордый атаман укоряет царя:

Чрез тебе иду во неволюшку,

Во неволюшку, во Туретчину.

Помирать буду – я и там спомру.

Если жив буду – я на Дон приду.

Самому Игнату не довелось вернуться на родину. Но после нескольких столетий скитаний на чужбине вернулись его соратники, сохранив традиции, культуру и память о своем гордом предводителе. Теперь эта память увековечена в Некрасовском музее.