И мирная жизнь редко течет, как по писаному, военная – тем более. Говорят, что в 8-й Армии Чуйкова и в 5-й Армии Берзарина уже были подготовлены знамена, которые предстояло водрузить на купол последней цитадели гитлеровской Германии: ведь первоначально планировалось, что именно эти формирования будут штурмовать Рейхстаг. Но вышло так, что 21 апреля первыми ворвались в Берлин дивизии 3-й ударной Армии. Они получили приказ продвигаться к Рейхстагу.

     Начальнику армейского клуба – подполковнику Голикову поручили срочно подготовить девять знамен – по числу участвующих в боях дивизий. Он дал команду киномеханикам, и те взялись за работу: сделали древки, покрыли их красной тушью. Полотнище у знамен должно было быть немаленькое – 188 х 92 см, но недостатка в красной материи в Германии не наблюдалось. Красная ткань у немцев была в большом ходу: из нее они шили наперники для перин.

    Настоящее знамя бывает увенчано навершием. Находчивые киномеханики быстро справились и с этой задачей: навершиями этих девяти знамен стали фигурные фрагменты деревянных трофейных карнизов. Внизу каждого древка поставили порядковый номер знамени.

  Обо всем этом нам рассказал ростовчанин, Герой Советского Союза Николай Максимович Фоменко. В те апрельские дни 45-го года он командовал 76-миллимитровой батареей 150-й стрелковой Идрицко-Берлинской дивизии. Этой батарее предстояло расчищать путь пехоте, которая начнет штурм рейхстага.

   - Я был свидетелем того, - говорит Николай Максимович, - как 29 апреля на наблюдательном пункте командира батальона собрали разведчиков и спросили, кто желает принять участие в водружении знамени над рейхстагом?

Все сделали шаг вперед.

  Тогда командир полка назначил знаменщиками Егорова и Контарию, а обеспечить успех их миссии поручил политруку батальона лейтенанту Бересту. На древке переданного им зачехленного знамени стояло «№5».

  Тем, кто видел киноэпопею «Освобождение», памятен, наверно, эпизод: маршал Жуков, услышав по телефону сообщение о ходе последнего штурма, кричит в яростном нетерпении: «Медленно!».

   - В те дни, - рассказывает Николай Максимович, - настроение у нас было приподнятое и всеми владело одножелание: поскорее бы все это закончилось!

 Но такого отчаянного сопротивления, как в Берлине, немцы не оказывали за всю войну.

   …Желающих водрузить Красное знамя над рейхстагом было множество. Об этом мечтали танкисты, и у них на этот случай были приготовлены свои знамена, летчики даже манекен со знаменем сбрасывали на крышу рейхстага! Столько развевалось потом над рейхстагом алых полотнищ, что еще 20 лет спустя спорили бойцы: кто же был самым первым? Да что там 20 лет спустя… На 50-летие Победы Николай Максимович встретил старшину, который уверял, что это он переправился через Шпрею и первым водрузил знамя над рейхстагом. Правда, при более детальном расспросе выяснилось, что знамя он водрузил не на рейхстаге, а на канцелярии Гиммлера.

  …В те апрельские дни многие наши бойцы мастерили себе красные штурмовые флажки. Старший лейтенант Фоменко видел, как первый штурмовой флажок к двери рейхстага пытался прикрепить младший сержант Пятницкий, но пуля сразила его. Этот флажок подхватил сержант Щербина, прикрепил к двери. И этот флажок, и фамилии храбрых сержантов вошли в историю Великой Отечественной.

   А знамя с цифрой пять на древке Егоров и Кантария водружали в тот день – 30 апреля – трижды: сначала – на колонну у правого входа в рейхстаг (это было спустя 55 минут после начала последнего штурма), потом в бойнице второго этажа – как только наши заняли его, и, наконец, поздно вечером – на куполе.

   Николай Максимович Фоменко рассказывает, что когда Егоров и Кантария – чумазые, в изорванном в клочья обмундировании, докладывали командиру полка о выполнении задания, тот в первый момент даже не поверил, что свершилось, и знамя их дивизии отныне стало Знаменем Победы. Потом посмотрел на их кровоточащие, изрезанные об осколки битого стекла руки и сказал: «Сынки, Родина вас никогда не забудет».

   Немцы палили по знамени из орудий, пытались расправиться с этим символом их поражения, но тщетно. На рассвете 2 мая берлинский гарнизон капитулировал.

    Через две недели 150-ю дивизию перевели под Магдебург, на дачу Геринга. Когда бойцы уходили, сняли и свое знамя, а вскоре как боевую реликвию его отправили в Москву.

    Ныне это знамя хранится в Центральном музее Вооруженных Сил. В парадах участвует его копия – правда, с другим, металлическим навершием.

     Век знамени, да еще ставшего боевой реликвией, как правило, дольше человеческого. Давно уже нет в живых лейтенанта Алексея Береста. Он погиб в Ростове, спасая ребенка, оказавшегося на пути несущегося поезда. Михаила Егорова смерть настигла в 80-х годах за рулем новенькой, только что купленной «Волги», которую он перегонял с Горьковского автозавода в родной Смоленск. Мелетон Кантария жил в Грузии, о его кончине однополчане узнали несколько лет назад.

     Каждые два года 247-я московская школа собирает ветеранов бывшей 150-й стрелковой дивизии (такой дивизии больше нет: через два месяца после штурма рейхстага ее расформировали и часть ее подразделений передали в 207-ю дивизию).

    Но завершить рассказ о Знамени Победы и тех, кто его обессмертил, хочется эпизодом 15-летней давности. Тогда полковник запаса Николай Максимович Фоменко в числе 200 донских ветеранов ВОВ получил приглашение участвовать в юбилейных торжествах в честь 40-летия Великой Победы, которые устраивали в Москве. И более того (вот ведь как удивительно порой складывается жизнь): в Параде Победы 1945 года капитан Фоменко к величайшему его огорчению, не смог участвовать по состоянию здоровья. В 1985 г., справившись о его здоровье, специальная комиссия решила, что он может и достоин войти в состав знаменитой группы, которая пронесет Знамя Победы по Красной площади.

     Николай Максимович Фоменко на том параде был ассистентом знаменосца – шагал первым от него, по правую руку (Кантария на том Параде присутствовал в качестве почетного гостя). Этот снимок обошел многие газеты и журналы.