Нахичеванские дворы

Ох, уж эти довоенные нахичеванские дворы!

    Малонаселенные, с одноэтажными флигельками и квартирками, утопающие в зелени. Настоящее раздолье для детей! У каждого соседа - беседка или веранда. И обязательно - с кроватью. Летом все спят во дворе.

      Днем дети превращали кровати то в "ледокол "Челюскин", то в "самолет" Чкалова, то просто в трамвайный "вагон". В зарослях бурьяна и конопли, в густых кустах сирени можно было прятаться, играя в жмурки или казака-разбойника. На самой ровной поверхности двора расчерчивались "классики" с обозначением "рай" и "ад".

    На калитке висел один почтовый ящик для всех жильцов, и каждый сосед, проходя мимо, заглядывал в него и спешил сообщить кому пришла почта. Где-то в сторонке - сложенная из кирпича печурка, на которой летом готовили обеды, распространяя аппетитные запахи на весь двор. Многие пользовались и примусами на общей кухне.

     Теплыми летними вечерами соседи собирались за столом и при свете одинокой электрической лампочки шумно и весело играли в лото или карты. А дети, которых уже уложили спать, потихоньку рассказывали друг другу разные страшные истории. Спать не хотелось. От одной  кровати к другой через ветви акаций и тютен протягивались  тонкие шнурки и привязывались к руке для того, чтобы во время выдуманной "опасности" можно было  поднять тревогу, дергая шнурок и будя друг друга.

   Но вскоре действительно пришла опасность, которой не ждали. Докатился фронт до Ростова. В город вошли гитлеровцы.

     Как улитки, соседи попрятались в свои квартиры; прикрылся "форпост", объединяющий детей по выходным дням. Все затихло и рассеялось.

     Новые власти устанавливали новые порядки, Был введен комендантский час. Вывешивались и оглашались разные указы. Один из них - о сборе евреев в гетто.

    Потом их расстреляли в Змиевской балке. Единственная в городе тюрьма пополнялась ежедневно коммунистами, которые также впоследствии были расстреляны. В города стала выходить газета "Голос Ростова". Было предупреждение о том, что за одного убитого фашистского солдата будет расстреляно 50 мирных жителей, а за одного офицера - 100 человек.

    Оккупанты ходили по дворам в гимнастерках и шортах, с оружием через плечо. Они пристреливали собак, которые выли по ночам так, что наводили на гитлеровцев ужас.

    Тетя Поля

    Иногда немецкие или румынские офицеры заходили в наш двор в поисках квартиры, на постой. Каждого встречала тетя Поля, так как ее квартира была у самого входа. Приветливо улыбаясь и приглашая заходить, тетя Поля тут  же сообщала, что на постое уже есть немецкий офицер. Это сразу отпугивало румын.

    А когда заходили немцы, тетя Поля также встречала их широкой улыбкой и сразу показывала им комнату, которая еще недавно была общей кухней - закопченую примусами, со следами тараканов. В нее только что вселилась молодая женщина Груня с маленьким ребенком.

    Немцы плевались и выскакивали, а тетя Поля, уже рискуя, зазывала показать еще какую-нибудь квартиру, но это был классический трюк.

    После комнаты Груни они, насмехаясь над гостеприимством, спешно покидали двор.

   Такое "гостеприимство" тетя Поля пускала в ход весь период немецкой оккупации, тем самым спасая соседей от постояльцев.

    Как-то во двор зашли словаки-офицеры и попросили ведро воды, чтобы умыться. Тетя Поля поливала им из кружки, а офицеры на ломаном русском пытались объяснить, что они - славяне, и русские - их братья. Тетя Поля, опять рискуя, спросила, зачем де они воюют с братьями? "Нас мобилизовали" - отвечали те. Моя мама, которая постоянно находилась рядом с тетей Полей, так же рискуя, спросила: "А что ж вы нашим не сдадитесь?" "Сдались бы, да догнать ваших не можем".

     И они весело рассмеялись.

  Однажды староста, некий Попов, привел румынского офицера в нашу квартиру на постой. Мама выразила недовольство, а офицер, глядя на фотографию моего отца, спросил у мамы кто это. Мама сказала: "Муж". Последовал вопрос: "Где он?" Она ответила: "Там же, где сейчас все". Он погладил меня по голове и сказал, что ребенку надо масло, уж очень худенькая. Я задиристо спросила, почему его привели в нашу квартиру? "Что, разве румынский офицер должен жить только на квартире советского офицера?" (Мой папа был в то время в звании капитана). Мой неожиданный вопрос испугал маму, но, уходя, офицер сказал: "До свидания, добрая пани". Это было что-то новое.

  Однако на постой он так и не встал. Вечером пришли румынские солдаты, забрали кровать и постель, предназначенную офицеру, и сказали, что это - для офицерской казармы, так как в России все партизаны: и девушки, и хозяйки.

    Но через пару дней офицер зашел к нам и спросил у мамы: "Добрая пани, я хочу "на Руманию" послать посылку, где можно купить чай?" Мама отвела его к тете Поле. Тетя Поля  где-то доставала чай, расфасовывала его и продавала. Ведь надо было как-то выживать. Она осталась с дочерью моего возраста, муж ее и сын были на фронте. Потом он еще заходил к тете Поле и покупал у нее водку. Как-то он спросил у мамы: "Добрая пани, мне нужен сарай, но чтобы никто об этом не знал".

    И мама снова повела его к тете Поле, но потайного сарая в нашем дворе не нашлось. А на следующий день у нас появился следователь с румынским переводчиком. Он допрашивал маму и тетю Полю: зачем приходил офицер? Они сказали о водке, о чае, но про сарай - ни слова. Следователь, злясь, через  переводчика гаркнул, что всех русских надо расстреливать.

    А еще переводчик заметил, что плохо дело, офицер-то оказался коммунистом. После допроса мы того офицера больше не видели. А, вспоминая его, произносили: "Где ты теперь, добрый пан?"

     Я до сих пор жалею, почему я сразу после войны не обратилась в румынскую прессу с просьбой найти офицера, которого арестовали в оккупированном Ростове...

    Как-то, возвращаясь с базара, тетя Поля крикнула моей маме через весь двор: "Мадам Федотова, есть хорошая новость - наши с  американцами заключили договор. Вот теперь попрут немцев!" Тетя Поля всегда называла маму "мадам Федотова", наверное, потому, что у мамы было два крепдешиновых платья и муж-инженер.

      Во время радостного сообщения тети Поли во дворе, кроме мамы, никого не было, никто вроде бы не должен был слышать их разговора, но через два дня маме пришла повестка явиться в комендатуру. И тут тетя Поля проявила себя хорошим психологом. Она наказала маме, чтобы в комендатуре та отрицала свою дружбу и разговоры с тетей Полей, ведь у них ничего общего нет, потому как у тети Поли муж - столяр, а у мамы - инженер.

      Этот допрос сыграл, видимо, решающую роль, и тетю Полю оставили в покое.

   А второго февраля немцы начали покидать Ростов. 14 февраля мы с тетей Полей  встречали первых наших красноармейцев и остолбенели от того, что на плечах у них были погоны, а не петлицы.

      Тетя Поля вскликнула: "Ребята, вы наши или белые?"

      - Наши, наши, - ответили бойцы, - у нас другая форма и называют нас солдатами.

     Наше удивление объяснялось просто: отступавшая в начале войны советская армия казалась такой убогой, жалкой, потрепанной... А теперь мы были радостно удивлены, когда встретили наших бойцов – русских богатырей в белых полушубках, бодрых, здоровых, веселых. Мы с тетей Полей плакали от счастья, уткнувшись мокрыми носами и плечи наших освободителей.