Жил-был сапожник один

Таких, как Николай ВАЛИЦКИЙ, раньше гордо именовали людьми труда, теперь же — с лёгким налётом брезгливости — работягами. Но Николая Григорьевича это мало волнует. Он круглые сутки сидит в своей мастерской: колдует над заморскими каблуками или в очередной раз придумывает, как допотопные сапоги сделать трендом этого сезона.

Хорошей обуви сегодня нет

За свою жизнь сапожник чинил добротные ботинки высоких начальников и стоптанные боты заслуженных пенсионерок, утончённые туфельки от-кутюр и вызывающие ботфорты ночных бабочек. Поэтому, увидев на моих ногах сланцы, сапожник произнёс:

— Тебе другая обувь нужна. Но не каблуки, их тебе носить будет трудно... — задумался он, — а танкетка. Только когда выбирать будешь — надави на каблук со всей силы, а лучше мужика какого попроси надавить, и внимательно посмотри, морщинит подошва или нет. Если хоть чуточку есть, всё — откладывай. Твоё тело такая обувь не выносит...

Видя меня впервые, дядя Коля, как называют сапожника в округе, попал в самую точку. Танкетку я, действительно, люблю, и совсем недавно попалась на том, что купила некачественную пару — каблук собрался в гармошку в первый же день.

— А вообще обуви сейчас нет, — задумчиво добавил дядя Коля.

— Как нет? Да на каждом углу по магазину. Любые модели от 300 рублей до 30 тысяч — только выбирай, — со знанием дела убеждала я.

— Нет обуви. А то, что я ремонтирую, — это не обувь, а... Даже слово неприличное подобрать не могу, хоть и сапожник, — схохмил Николай Григорьевич. — Вот смотри, красивые туфли? — дядя Коля достал из-под стола пару гламурных босоножек. — Красивые, в стразах, в камнях модных. Видно, что хозяйка за них не три копейки отдала. Но вся ценность этой обуви в бижутерии. Сделаны туфли неправильно, не по ГОСТу. Нога в них будет болеть да и рассыплются они по дороге. Разве ж это обувь?! То ли дело раньше...

До и после великой страны

Раньше — это в 1972 году, когда Николай Валицкий устроился работать гравёром на элитную тогда обувную фабрику, что располагалась на 9-й линии. Элитной она считалась потому, что обслуживала работников ЦК и прочих советских небожителей. Причём обувь на этой фабрике делали ничуть не хуже (а часто и лучше) заграничной.

— А шили-то как? Приходила к нам, допустим, жена большого начальника. Приносила фото кинозвезды в ультрамодных сапогах. Мол, мне нужны точно такие, — вспоминает Николай Григорьевич. — Наши модельеры снимали мерки и садились за работу.

Результат, как правило, превосходил ожидания, поэтому количество клиентов фабрики неуклонно росло. Качеству материала тоже сегодняшняя обувная индустрия может позавидовать. С кожевенного завода, что тогда располагался на улице Нижегородской, привозили кожу самой лучшей выделки, стельки пропитывались специальным влагоотталкивающим составом, а над вопросом дизайна трудились лучшие мастера Ростова. Глядя на то, как рождается красивая и прочная обувь, молодой гравёр Валицкий тоже проникся уважением к сапожному делу: начал с замены набоек, потом обучился всему технологическому процессу. А после грянула перестройка. Элитная фабрика стала стране не нужна.

— Хорошо, что к тому времени я был уже опытным сапожником. И если раньше чинил обувь для своих, то теперь решил зарабатывать на жизнь сам. Ведь какие бы перевороты наверху не были, обувщики нужны всегда. Поменял несколько мест работы и вот лет десять назад купил себе заброшенный ларёк — с тех пор я здесь.

А чем я не художник?

Впрочем, ларёк сапожника, как и сам его хозяин, очень отличаются от подобных мастерских. Здесь тебе и выставка необычных фигурок, и инсталляции на тему любви и верности (манекен с рогами), и жестяные гравюры, которые свидетельствуют о художественном таланте дяди Коли.

— Так что ж вы художником не стали? — удивилась я.

— А чем я не художник? Разве для этого обязательно картины писать? Вот недавно пришла ко мне дама — сапоги возле обогревателя лежали и обожглись. А сапоги хорошие, дорогие. Выбрасывать жалко. Вот тут мой художественный талант и пригодился — из кусочков крокодиловой кожи сделал такие накладки, что заказчица ахнула. Или вот кусочек выдран на обуви, допустим. Что делать? Покупаем в ларьке дешёвые клипсы или гребешок для волос, разбираем, прикрепляем — и получается тренд сезона, так ведь сегодня говорят? — хитро подмигивает дядя Коля. — А последней работой я вообще горжусь: высверлил на каблуках сердечки и выложил их крохотными стразиками. Правда, переживал, как хозяйка воспримет эти изменения, потому что это ведь была полностью моя инициатива. Подарок, так сказать, к набойкам. Но она молодец — оценила.

— А есть такие, кто не ценят?

— Конечно. Вот недавно чинил девушке туфли. Гляжу, стелька стёрлась совсем. Я и заменил. Просто так, от чистого сердца. Так она меня отчитала за своеволие и сказала, что денег платить не будет. Но я ведь и не просил. Такие теперь пошли люди.

— Значит, раньше были другие?

— Раньше человек не позволил бы себе принести в починку грязную обувь, а сегодня несут с кусками прошлогодней глины и на просьбу помыть сапоги — удивляются. Мол, вы чините, вы и мойте. Изменилась страна, изменились и люди...

Шерше ля фам

За сорок лет, которые Николай Григорьевич работает сапожником, через его руки прошли тысячи пар обуви, а через сердце он пропустил сотни житейских историй. Многие из них оставили в душе дяди Коли свой след, но одна из последних особенно тревожит сапожника.

Прошлой зимой на пороге мастерской появилась девушка в шикарной шубе. В руках у неё были пакеты с семью парами дорогой осенне-зимней обуви. Слово за слово, выяснилось, что девушка работает юристом, недавно купила квартиру на Каменке, недалеко от сапожной мастерской. Оформив заказ, Николай Григорьевич дал даме визитку и принялся за работу. Но спустя положенный срок заказчица так и не появилась. Прошёл месяц, другой, третий...

— До сих пор о ней ни слуху ни духу. Может, случилось что? — волнуется дядя Коля. — Ну не могла же она просто забыть всю свою обувь? Телефона её у меня, к сожалению, нет, адреса тоже. Вот думаю, если кто из её родных прочтёт эту историю, то придёт ко мне на улицу Немировича-Данченко, 76/3, и расскажет, что случилось. А то я уже бог весть что себе надумал...

Эпоха прохиндеев

Ещё тревожит Николая Валицкого собственное будущее. С расцветом торговли экономобувью к услугам сапожника прибегают всё реже. Оно и понятно — зачем чинить туфли стоимостью пятьсот рублей, когда можно купить новые? Поэтому в клиентской базе дяди Коли сегодня преимущественно состоятельные люди, которые носят брендовую обувь.

— И что, дорогая обувь действительно стоит отданных за неё денег?

— Не всегда. Конечно, бывает и хорошая, а бывает такого качества, за которое в советское время обувщику бы лет семь впаяли, — рассуждает сапожник. — Вот как-то принесла девочка сапоги итальянские, а у них пятка на каблук села. Я ей говорю, с чего ты решила, что эти сапоги итальянские? Она сказала, что так написано на них, к тому же стоят они семь тысяч. Ну и зря, говорю. Такие сапоги могли сделать в ближайшей подворотне, а лейбл наклеить — дело трёх минут. Сейчас время такое — никому верить нельзя. Эпоха прохиндеев!

Дядя Коля опять окунулся в воспоминания, как вдруг в мастерской появилась миловидная пожилая женщина.

— Коля, ну хватит уже, — по её хозяйскому тону я поняла, что это жена Николая Валицкого Валентина. — Нельзя тебе нервничать и долго сидеть в одном положении. И уже обращаясь ко мне, добавила: — Позвоночник у него больной — четыре операции перенёс и ещё одну надо. А случилось это из-за доброты его. Решил помочь людям — спилить мешающую ветку. Молодым недосуг, а ему, как всегда, всё надо — полез на дерево, сорвался и упал. Полтора года дома лежал, и вот только два года как начал работать. Напрягаться ему нельзя, а жить же как-то надо. Вот и корпим потихоньку... два инвалида.

Уходя из мастерской, я остановилась на пороге и долго осматривала обитель сапожника. Молотки, пинцеты, клещи, разномастные гвоздики — всё здесь носило отпечаток другого времени и другой страны. Страны, где словосочетание «рабочий человек» звучало гордо, где мысли и чувства были чистыми, а главным мерилом человеческих ценностей была совесть. Той страны, которой больше нет. Страны нашего детства...