Город первого удара

Не надо много времени, чтобы реальные события превратились в мифы и легенды. Так произошло с историей обороны и оккупации Ростова. Наверное, это процесс неизбежный. И все-таки с помощью Владимира Афанасенко, историка, старшего научного сотрудника Ростовского областного музея краеведения, мы хотим напомнить позабытое, познакомить читателей с малоизвестными фактами донских хроник 1941-1942 годов.

-   Владимир Ивано­вич, мой первый вопрос - о Вите Черевичкине. Десятилетиями его числили среди героев, сложили о нем песню, назвали его именем улицу и парк. С детства помню рассказ о том, как этот отважный школьник отправлял голубиной почтой донесения нашим, в Батайск.   И вдруг на страницах одного местного издания появляется версия, согласно которой Черевичкин не герой, а мародер... Можно сегодня достоверно реконструировать ту ситуацию: что же произош­ло тогда, в первые дни первой оккупации Ростова?

-   Ситуация с одной стороны - обыденная, по меркам оккупационного режима, а с другой - страшная. Для ростовчан это было первое столкновение с немотивированной жестокостью оккупантов.  Если верить тем документам, которые были составлены сразу после освобождения города (а не верить им нет основания), история представляется таким образом.

22 ноября, на второй день оккупации, немцы расклеили во всех люд­ных местах требования немедленно истребить голубей. Дело в том, что во время войны и в не­мецкой армии, и в на­шей использовались го­лубиные почтовые станции. Поскольку линия фронта пролегала всего в 400 метрах за ростов­ской набережной, нем­цы опасались, что про­тивник будет переправ­лять разведывательные сообщения с помощью голубей.

Большинство жителей выполнили приказ: от­правили голубей в суп с лапшой. Так же поступи­ла и мама Вити Черевичкина. Но у Вити были еще две голубки редкой для Ростова породы - голубой турман. Турма­ны поднимаются по спи­рали высоко-высоко в небо так, что становятся едва различимой точкой, а потом, кувыркаясь (голова-хвост-голова-хвост) начинают сниже­ние. Когда до земли ос­тается всего 30-50 мет­ров, они выворачивают­ся - и опять ввысь, по спирали. Это очень кра­сивое зрелище.

Витя Черевичкин, ко­торый в то время был уже не школьником, как часто писали, а учащимся ремесленного учили­ща № 15 в Нахичевани, спрятал своих турманов под мышки, надел спе­цовку и отправился к то­варищу. Тот жил на ули­це Майской. Дом был частный. Там Витя думал спрятать голубок.

Уже проходя по Май­ской, он попал в облаву. Охотились не за ним: на параллельной улице ме­стные ребята взрезали брезент немецкой бор­товой машины с продо­вольствием, выбросили оттуда несколько посы­лок. Часовой это заме­тил, открыл стрельбу. Пацаны подхватили груз - и врассыпную. Немцы блокировали этот район, и первый же патруль, ко­торый остановил Витю Черевичкина, обнаружил у него голубей.

Приказ немецким сол­датам был известен: го­лубям тут же оторвали головки. Вид мертвых любимцев разъярил Витю. Он с воплями бро­сился на патруль, одно­му солдату расцарапал лицо, другого ткнул кула­ком. Этот, второй, нанес ему очень сильный удар прикладом.

Район - густонаселен­ный. Когда раздались детские крики, люди ста­ли выглядывать из окон, подворотен. На их глазах немцы, изуродовав лицо Вити прикладом, рас­стреляли его четырьмя выстрелами: два в грудь, два - в лицо. Люди воз­мутились, и немец на сносном русском объяс­нил, что этот мальчишка нарушил приказ. Как на­рушителя приказа его запрещается хоронить, и тот, кто попытается уб­рать труп, будет лежать рядом с ним. Напосле­док немец изрешетил убитого автоматной оче­редью.

Труп Вити Черевички­на и две тушки голубей лежали на обочине чет­веро суток. Когда Ростов освободили, корреспон­денты приподняли Витю, прислонили спиной к стене, вложили в его окоченевшие руки голу­бей и запечатлели это на пленку.

Витя Черевичкин не был разведчиком. Он просто не подчинился оккупационному при­казу, спасая самое до­рогое, что у него было. 3 декабря его похоро­нили вместе с другими жертвами оккупации - Пролетарский район Ростова вообще стал в те дни зоной зверств: там расстреливали и наших раненых, и мирных жителей, очередь за хлебом, детский дом. Более 700 жертв...

-  Многое забывается... Я недавно слыхала от пожилых людей, что вторая оккупация Ростова - это ужас, а в первую, можно сказать, пронесло...  Но почему более других пострадал именно Пролетарский район?

-  Когда наши войска оставляли Ростов, по 29-й линии, прикрывая отступающих, отходил 2-й батальон 230-го полка НКВД. Это была кадровая часть, сопротивление оказывала жестко, нанесла немцам большие потери. И немцы потом отыгрались за это на мирных жителях и беззащитных раненых.

Неделя оккупации явила и примеры величайшего мужества рос­товчан, и предатель­ства, подлости. Доктор Мартирос Атоян, извес­тный нахичеванский врач, друг художника Сарьяна, укрыл в своей клинике 80 бойцов и ко­мандиров: их переоде­ли в гражданское, оформили как постра­давших при обстрелах или обычных пациентов, находящихся на излече­нии. Временный госпи­таль был и в 14-й шко­ле. Но там соседи тут же сообщили о госпитале немцам. Раненых рас­стреливали, сжигали живьем.

Двое разведчиков из ростовского полка на­родного ополчения пря­тались в доме на Пер­вой Советской. Они пе­редавали информацию разведывательного ха­рактера, а получив при­каз о том, что 25-26 ноября наши будут штур­мовать Ростов, начали, так сказать, самостоя­тельные боевые дей­ствия. Они бросили гранату в немецкую машину. Двое немцев были убиты, несколько ранены. Но немцы их тут же блокировали. Расправились с ними. А потом и с жителями этого дома.

Они выгнали на улицу всех жильцов, отсчитали 90 человек (по 10 мир­ных жителей за каждого немца), нескольких ос­тавшихся - в сторону. И получилось так, что 90-й оказалась женщина, мать двоих маленьких детей, а 91-м - ее муж. Этот мужчина обратился к офицеру, руководив­шему карательной опе­рацией, с просьбой по­менять его на жену. Офи­цер продемонстрировал «добросердечие»: жен­щину вытолкнул из строя, мужа поставил на ее место. И 90 ни в чем не повинных ростовчан были расстреляны.

Давно уже идет кам­пания в защиту вермах­та: вермахт, говорят, зверств не чинил. Это всё зондеркоманды, эсэ­совцы... В Ростове мир­ных граждан в первую оккупацию убивали обычные солдаты и офи­церы 1-й немецкой тан­ковой армии.

-  Я слышала от старожилов, что стела на Комсомольской площади Ростова установлена на месте позабытой трагедии: там погибли от взрыва бомбы добровольцы, которые собрались на разгруз­ку угля. Что это был за эпизод?

-  В войну в тех краях действительно была железнодорожная станция «Ростов-гора»,  но информацией об этом конкретном случае я не располагаю. Накануне первой оккупации ничего с неба не падало, потому что немецкой авиации тогда не было, город не бомбили. Причиной тому - погодные условия.

Стоял густой туман. И это облегчило, кстати, немцам прорыв нашей обороны: немецкие тан­ки подъезжали к нашим пушкам незамеченными и выныривали из тумана уже на расстоянии пяти­десяти метров. Наши, большей частью необст­релянные бойцы, не ус­певали даже на это от­реагировать. Танки дави­ли их и ехали дальше.

...Первая, связанная с районом нынешней Ком­сомольской площади, страшная трагедия про­изошла уже во вторую оккупацию. Было это в полдень 25 июля 1942 г. Немцы гнали по Буденновскому проспекту ко­лонну наших военно­пленных. Среди них были морские пехотинцы - из­раненные, измученные жарой и жаждой.

Подъехал командую­щий 1-й танковой арми­ей барон фон Клейст, а с ним - японский воен­ный атташе. Они направ­лялись к набережной, чтобы осмотреть окрес­тности взятого города, путь на Кавказ. При их приближении конвоиры положили колонну плен­ных на землю. Внезапно танк из охраны команду­ющего свернул и про­ехал по живым телам. Им управлял тоже не эсэсовец - обычный механик танковой части...

Число жертв называют разное - от нескольких десятков до 200 человек. Возможно, их останки побросали в воронку на месте нынешней Комсо­мольской площади - к тому времени там много было воронок, куда сно­сили трупы: погибших при обстрелах, скончав­шихся от ран.

- Время отдаляет со­бытия военных дней все дальше и дальше. Возможно ли сегодня обнаружить новые факты из истории Великой Отечественной или нынешние открытия - это переосмысление известного?

-  Я занимаюсь военным периодом, особенно событиями 1941 года, более 30 лет и постоянно убеждаюсь, что подлинная история Великой Отечественной еще не написана.

-  В донской военной истории много белых пятен?

-  Много. Прежде всего - Миус-фронт, 41-й год.