День первый, день последний

      Она много видела парадов, брусчатка Красной площади. В мае грядёт исторический 60-й парад Великой Победы. В нём примут участие и ростовчане — Михаил Гаврилович Хорев, Дмитрий Михайлович Башмаков, Николай Тимофеевич Шишкин, Сергей Алексеевич Сырцов. Мы попросили их вспомнить день первый и день последний той страшной войны.

       М.Г. Хорев:

   — Я служил тогда в Полоцке командиром артиллерийского взвода. После завтрака между взводами были соревнования: бежали кросс. В 12 часов все собрались в клубе, и только там по радио узнали о случившемся этой ночью. Получается, война шла уже 8 часов, а мы, находясь меньше чем в ста километрах от границы, ничего не знали. Тут же состоялся митинг. Хорошо помню, что не было никакого страха, только уверенность в победе. Кто-то даже крикнул: «Да здравствует берлинское пиво!» Никто не знал тогда, что путь к этому пиву будет так долог и трагичен... После войны в Харькове мы встретились вдевятером, это почти все, кто остался из нашего дивизиона.

      А День Победы застал меня в Будапеште, где я служил в штабе фронта. Спал мёртвым сном после тяжёлой поездки по армиям. Разбудил грохот канонады. Выскочил на улицу, все обнимаются, кричат, поздравляют друг друга. Всё было как во сне, как в песне: «Как, скажи, тебя зовут?» И она ответила: «Победа». А через два дня пробиравшиеся с востока на запад немцы убили двух наших солдат. Это врезалось в память: умереть после Победы — это так несправедливо...

       Д.М. Башмаков:

      – Мы жили в с. Генеральское Родионово-Несветайского района Ростовской области. Телефона тогда у нас не было. Кто-то из сельчан вернулся в тот день из Ростова и сказал, что началась война. Это было горе, помню, как плакали женщины. В тот год я окончил 8 классов. Пошёл работать учётчиком в тракторную бригаду. На фронт ушёл в 1943 году. Миусс-фронт и дальше,  дальше — на Запад. Помню огромное чувство единения в армии. Никакого деления по национальному признаку. Наша  артиллерийская батарея была многонациональна:  русские,  украинцы, узбеки, осетины, грузины, евреи, башкиры. И чувствовали тогда, что мы все свои, наши, Советский народ. Я об этом говорю сегодня, потому что обидно за державу, за нашу нынешнюю национальную рознь.

      В ночь, когда объявили о капитуляции фашистской Германии, находился в небольшом городке Восточной Пруссии Фишхаузене, куда мы пришли после взятия Кёнигсберга. Узнав о Победе, как и все, выскочил на улицу. Началась страшная пальба из всего, что могло стрелять. Я сам лично выпустил 72 патрона из автомата. Ура! Войне конец! Мы живы!

       Н.Т. Шишкин:

    — А мы с семьёй как раз переехали в Каменец-Подольский, на Украину, на строительство сахарного завода. Я учился в 10-м классе, и, так как обучение здесь велось на украинском языке, в школу пошли только младшие сестрёнки. А отец, брат и я — на работу. Я устроился зав. библиотекой в ДК сахарного завода. В 12 часов дня мы слушали речь председателя совнаркома Молотова: «Немецко-фашистские войска перешли границу и бомбят наши города и сёла». Чуть ли не в этот же день военнообязанные отправились в военкомат. Через нашу местность потянулись беженцы из Львовской области. Спустя неделю эвакуировали и наш завод. Помню страшные бомбёжки. Мы прятались под вагонами. На одной из станций слушали речь Сталина. Ехали долго, пока не расселили нас по колхозам на ст. Шкуринская на Кубани. Я 1923 года рождения. Нас долго, как мне казалось, не забирали в армию. Наконец меня послали в Краснодарское пехотное училище, потом командиром отделения я попал под Москву, и начались мои «фронты и войны». Демобилизовался только в 1947 году.

     А День Победы застал меня в Подмосковье. Я в то время был радистом, всю ночь слушал радио. Помню, все обнимались, целовались, ликовали и не могли до конца поверить, что войне конец.

        С.А. Сырцов:

     — В год начала войны я окончил 7 классов, был на каникулах. Пусть пафосно звучит, но был готов к труду и обороне. У меня, как и у многих моих сверстников, были все значки: ГТО, ГСО (готов к санитарной обороне), ПХО (противохимическая оборона), «Ворошиловский стрелок». В этот день с ребятами были на прогулке. О том, что началась война, узнали только в 4 часа вечера. Мы поняли, что всё в нашей жизни перевернулось, учиться нам теперь не придётся, в армию ещё рано, значит, надо работать. Я и стал учётчиком в заготовительной организации. А в тот же день мы пошли в военкомат, и нам поручили разносить повестки. Помню, что люди их уже ждали, те, кому их не принесли, возмущались. На третий день в военкомате было не протолкнуться: пускали только тех, у кого на руках были повестки. Страна действительно жила в едином порыве, с мыслью, что наше дело правое, и мы победим. Меня призвали в 1942 году. В 1944-м я окончил Астраханское военное училище. Операция «Багратион», Прибалтика, Восточная Пруссия — вот мои военные вехи.

       Победа пришла ко мне в Найкурине, это северо-западнее Кёнигсберга, на берегу Балтийского моря. 27 апреля мы вышли из боя. Все уже знали: войне вот-вот конец. И всё равно Победа пришла внезапно. Было 2 часа ночи, когда началась бешеная стрельба. Очень мне запомнилось, как на рассвете к нашему ликованию примкнули немцы и кричали вместе с нами «Гитлер капут!». Эйфория длилась несколько дней. Даже не верилось, что всё уже позади. Кто пережил войну, тот помнит чувство какой-то растерянности. Потому что война длилась так долго, и все так сильно в неё втянулись...

       Я спрашиваю своих собеседников: «Вы поедете на парад Победы-60. А раньше приходилось вам маршировать на Красной площади?»

       — Да, — сказал Николай Тимофеевич, — когда проходил в Москве переподготовку политсостава в 1946 году.

    — Мне маршировать на Красной площади не пришлось, но я видел в марше своего внука после окончания Суворовского, а затем военного училища, — сказал Сергей Алексеевич.

     — Да, — сказал Михаил Гаврилович, — когда учился в Академии им. Фрунзе в 1948-1951 годах, участвовал в парадах на 1 Мая и 7 Ноября. Так что кремлёвская брусчатка знает нашу поступь. Но теперь нас щадят: фронтовики пройдут не на своих, нетвёрдых уже, ногах, а проедут на машинах.