Воинское звание: ученик девятого класса

Судьба ветерана Великой Отечественной войны Петра НИКИТИНА, история его семьи неразрывно связана с Ростовом. Стоит войти в его квартиру — и сразу становится ясно, что хозяева здесь с особенной любовью и волнением души относятся к родному краю. И дело, пожалуй, не только во множестве картин с донскими пейзажами, развешанных на стенах, но и в интонациях голоса, которые меняются, когда Пётр Стефанович говорит о любимом городе. 69 лет назад в 1941 году мой собеседник сражался за освобождение Ростова от фашистских захватчиков. Эпизоды того далёкого времени навсегда врезались в его память.

Буланчик и Вороная

— Пётр Стефанович, в каком воинском звании вы начинали воевать?

— Звание у меня было простое: ученик девятого класса. Дело в том, что 22 июня 1941 года я как раз закончил девятый класс. Тогда я жил в Белой Калитве, мне было 17 лет. В июле я поступил в военное училище РАУ-1. Начались учебные будни: строевой устав, конно-верховая подготовка, так как артиллерия училища была на конной тяге.

— А вы уже умели ездить верхом?

— Да, у отца ведь было своё хозяйство, две лошади: Буланчик и Вороная. Так что лошадей я любил с детства. Хорошо помню, как война подходила к Ростову. Мы ощутили её приближение вместе с появлением разведывательных вражеских самолётов. Завязывались воздушные бои, вступала в действие зенитная артиллерия. В середине сентября, в тот день я был дневальным на конюшне, ночью я услышал шум и говор, и выскочил на улицу. Я увидел, что курсанты выходят в полной экипировке через западные ворота училища и строятся в походный боевой порядок. Из конюшен разобрали лошадей, из артпарка — орудия. Училище отправили на фронт.

— И куда же распределили вас, в ту пору 17-летнего паренька?

— Наутро был создан кавалерийский эскадрон, в который вошёл и я. Эскадрон передали штабу СКВО Юго-Западного фронта. Перед нами поставили несколько задач: охранять штаб, поддерживать связь с частями, находившимися в разных населённых пунктах области. А ещё мы стояли в почётном карауле у кабинета начальника штаба. Так началась моя основная служба. Частенько я скакал по открытой степи с донесениями в места дислокации наших подразделений — в Новочеркасск, Морской Чулек, Большие и Малые Салы, Красный Крым... Авиация противника свирепствовала, скачешь и прислушиваешься, не появится ли гул вражеского самолёта. На всякий случай ищешь какое-либо укрытие: овраг, балку... Я трижды попадал под обстрел немецкого истребителя. Лётчик, увидев, что скачет по степи боец в шинели с карабином за спиной, моментально снижался и давал по мне пулемётную очередь.

Рыли противотанковые рвы

— Вы были очевидцем того, как Ростов готовился к обороне...

— Очень сложное время. Казалось, вся атмосфера пропитана напряжённостью. Горожане рыли противотанковые рвы, устанавливали металлические ежи и железобетонные противотанковые пирамиды.

Уничтожались продовольственные запасы на складах и в магазинах. Формировалось народное ополчение. Народ волновался, не зная чего ждать от следующего дня. У кого-то в домах вино лилось рекой — что скрывать, было и такое. Где-то слышались взрывы хранилищ с горючим, взрывали сотни тонн, чтобы они не достались врагу.

— Что вам запомнилось во время освобождения Ростова?

— О том, как это происходило, написано множество книг, вряд ли я расскажу что-то новое. 21 ноября войска вермахта вошли в город. 1-й батальон дивизии СС прорвался к железнодорожному мосту и захватил его. Через неделю, 28 ноября, наши войска отбили город. Мы тоже вместе с другими частями находились на левом берегу Дона и вели обстрел. У меня это время в памяти связано с бесконечной стрельбой из самых разных видов оружия. К тому же наш эскадрон разбомбили, и погибло очень много лошадей. Было грустно и от этого, и от того, что народу тоже полегло немало, ведь за Ростов сражались отчаянно. Новые поколения должны помнить, что освобождение Ростова в 1941 году стало первой значительной победой Красной Армии в самый тяжёлый начальный период войны, когда враг теснил нас со всех сторон. Однако здесь противник понёс большие потери. Дивизия Клейна потеряла около 70-ти процентов личного состава и вооружения, став небоеспособной.

В 18 лет командир взвода

— Как в дальнейшем сложилась ваша судьба?

— В конце 1941 года меня по приказу прямо с фронта направили в училище. Проучились мы пять месяцев, получили звание лейтенантов и снова на фронт. Вот так я стал командиром взвода в 18 лет. Но долго повоевать мне не пришлось — в битве под Сталинградом я попал в плен. После меня переводили из одного концлагеря в другой. Был в Польше, в Западной Германии в крупнейшем лагере для военнопленных, в котором находилось свыше 12 тысяч человек.

— Кто помог вашему освобождению? Вы бежали?

— Не совсем так. В 1945 году открылся второй фронт, и в конце войны немцы уже не знали, что делать с военнопленными. Дважды в наш концлагерь приезжали эсэсовцы с приказом всех расстрелять. Но комендант не подчинился приказу. Из его слов стало понятно, что он переживает: мол, пленные немцы погибнут в России, надо их обменять на нас. Однажды нам дали по буханке хлеба, банке консервов на несколько человек и вывели из лагеря. Странный это был поход: мы шли в одну сторону, а нам навстречу вели военнопленных туда, откуда мы пришли. Стало ясно, что наши конвоиры в панике. Дело в том, что с одной стороны надвигался Западный фронт, с другой — нажимали союзники, американцы.

— Какие моменты из того времени помнятся ярче всего?

— Как мы остановились на отдых возле речки, и в этот момент появились самолёты союзников. Американцы сообразили, что внизу пленные — возможно, поняли по нашей робе с буквами SU (Советский Союз). Они стали на бреющем полёте бить из пулемётов у нас над головами. Нашей охране этого было достаточно, чтобы она разбежалась, ведь рядом были горы, лес.

Потом я бежал по какому-то оврагу по камням вдоль ручья. Глядь, а сверху мне машут друзья по лагерю, зовут уходить в лес. В то время по лесу ходили гитлеровцы с белыми повязками на рукаве, среди них были даже 15-летние подростки — Гитлер всех мобилизовал. Группа бродивших по лесу, состоявшая из трёх человек, уже считалась бандой. Её могли сразу расстрелять безо всякого разбирательства. Надо было не попасть им на глаза. Мы скитались по лесу пять-шесть дней, прежде чем вышли к американцам. Запомнился толстый печальный немец в красивой шляпе с пером, который тоже ходил по лесу и искал своих детей. Деревушки вокруг всё время бомбили, и перепуганные дети убежали в лес. Он всё звал, звал их, но ответа не было.

Потом я попал в лагерь американцев, откуда пленных переправляли к своим. Меня привезли в Смоленский военный округ, и я вместе со всеми бывшими узниками концлагерей прошёл спецпроверку. Видимо, никаких сомнений на мой счёт не оказалось, потому что в дальнейшем меня не преследовали.

Скрипка и мандолина

После войны Пётр Стефанович избрал мирную профессию инженера. Работал в институте «Южгипроводхоз». Там встретил любовь всей своей жизни — милую черноглазую девушку с редким именем Изабелла. И пусть из-за жизненных перипетий им далеко не сразу удалось создать семью, но сейчас они вместе, и это счастливая пора их жизни. Петру Стефановичу 86 лет, Изабелле Моисеевне 83 года, а они, как в юности, радуются купленной красивой кофточке или модной рубашке, новому телевизору. На почётном месте в их квартире висят скрипка и мандолина.

— Пётр Стефанович, вы играете на этих инструментах?

— Много лет играл на обоих инструментах, хотя сейчас за скрипку не берусь — дрожат руки. Но друзьям нравилось меня слушать, хотя я слухач, не нотник. Подбираю на слух. Играю любимые песни, особенно мне удаются маршевые, военные, — ответил ветеран.

В доказательство он исполнил несколько популярных мелодий на мандолине, да так, что хоть иди в пляс! Кстати, оказалось, что муж и жена продолжают танцевать танго — это их любимый танец. А ещё они выписывают газету «Ростов официальный», чтобы быть в курсе всех городских новостей. Пётр Стефанович и Изабелла Моисеевна уверены: жизнь заслуживает того, чтобы ей радоваться в любом возрасте. На время их юности выпали тяжёлые испытания, значит, сейчас не нужно терять ни мгновения из отпущенного судьбой.