Они погибли под Вязьмой

Сентябрь под Вязьмой - месяц памяти павших. Мемориал в их честь был открыт в 1980 году, в год 35-летия Победы

Почти тысяча имен высечена золотом на мраморных плитах. И среди них - имена наших земляков, писателей и воинов. Вот они:

Старший политрук Александр Иванович Бусыгин.

Старший политрук Григорий Михайлович Кац.

Старший политрук Михаил Ефимович Штительман.

Политрук Григорий Борисович Гридов.

«То были хорошие воины, - скажет о них много лет спустя Михаил Шолохов. - Мне тоже довелось быть в ту пору под Вязьмой, и я видел их в бою».

Трое из них ушли на фронт 22 июня 1941 года и успели повоевать немногим более 100 дней.

А Григорий Гридов воевал лишь полторы недели: освобожденный от воинской службы по здоровью, он добился того, чтобы его призвали в армию уже в сентябре, и приехал к друзьям под Вязьму, чтобы разделить с ними ратную судьбу.

И почти четыре десятилетия все они будут считаться пропавшими без вести.

Все четверо служили в газете 19-й армии «К победе».

В той же 19-й армии, в газете I гвардейской дивизии, служил старший политрук Евгений Безбородов - тоже писатель и наш земляк. Он умер в госпитале от ран, полученных на поле боя.

У каждого из них было свое место в боевом строю. Они жили одной жизнью и оставили по себе воспоминания.

Из воспоминаний М. Шолохова:

«Уже будучи на фронте Отечественной войны в качестве военного корреспондента армейской газеты и все время находясь в боевых порядках, Бусыгин не раз мечтательно говорил: «Если уцелею - вот о ком буду писать после войны. Какой героической закалки народище! Не налюбуюсь!»

А те, кем он любовался, с любовью и гордостью отзывались о нем: «Бусыгин-то? Саша Кучерявый? Он всегда с нами. Это настоящий парень!»

...Он прожил честно жизнь и умер честной солдатской смертью: тяжело раненный в обе ноги, он нашел в себе силы доползти до станкового пулемета, расчет которого был уничтожен вражеской миной, и, прикрывая отход товарищей, один вел огонь до последнего патрона в ленте».

Из воспоминаний А. Суркова:

«Знакомство мое с Гришей Кац произошло в 1928 году, на I съезде пролетарских писателей, где мы были делегатами: он - от Ростовской, а я от Ярославской АПЛ (Ассоциации пролетарских писателей)...

Он был, по-моему, и талантливый, и растущий от книжки к книжке поэт. Из многих ростовчан тех лет он и Саша Бусыгин мне больше всех запомнились.

Последний раз я видел Гришу в 1941 году...

Мне было очень приятно встретиться с ним и с Сашей. В те дни 19-я армия вела успешные наступательные бои в районе Демидова, и у всех у нас было приподнятое настроение.

А вскоре друзья наши погибли в вяземском мешке...»

Из воспоминаний военврача И. Хацкевича:

«Я встретил Штительмана в начале сентября 1941 года, когда мы пробивались из окружения под Вязьмой. Он сидел на пне, держа на коленях пишущую машинку, и что-то печатал.

- Миша! - встревоженно окликнул я его. - Что вы здесь делаете? Надо уходить!

- Я должен закончить материал для номера, - не отрываясь от машинки, ответил он.

- Господи! - вырвалось у меня. - Да кто станет сейчас, в такой обстановке, читать вашу газету?

Он поднял глаза, нахмурился и сказал тихо, но жестко:

- Газета нужна всегда. Особенно в такой обстановке...»

Из воспоминаний редактора газеты «К победе» А. Гвоздева:

«Гриша Гридов приехал к нам на фронт накануне немецкого наступления на Вязьму. Ладный, подтянутый, стройный, он шутил, смеялся и еще не знал, что назавтра ожидает нас страшный, кровопролитный бой, который разлучит нас...

В последнем бою, у Бабьих Гор, у нас уже не было ни орудий, ни танков...

Помню, как Гридов крепко сжал в руках новенький пистолет ТТ и, озорно улыбнувшись, подмигнул мне, сказав словами своей же песни: «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?»

Из письма Е. Безбородова дочери:

«Сегодня я убил фашистского летчика. Убил не человека, убил убийцу. Фашистский летчик спикировал на дорогу, по которой шли беженцы - женщины, старики, детишки, и он стал расстреливать в упор безоружных и беззащитных людей. Я снял его первым же выстрелом. Самолет с черными крестами рухнул в подлесок и валяется там, как груда падали...

Это не злобная радость, это справедливость.

Жду с нетерпением и делаю, что могу, для этого, когда мы погоним немцев. Уж мы с ними поквитаемся!»

Еще продолжалась битва за Москву, столица все еще оставалась на осадном положении, когда стало известно: фашисты выбиты из Ростова-на-Дону, на Южном фронте Красная Армия перешла в наступление.

Но писатели, которые погибли под Вязьмой, об этом уже не узнали.

Не узнали они и того, о чем позже напишет маршал Жуков:

«Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении Вязьмы, мы выиграли время для организации обороны на Можайской линии».

Почти у каждого, кто остался лежать на вяземской земле, были дети. Как сложились их судьбы?

Когда сын Александра Бусыгина - Юрка узнал, что отец пропал без вести, он решил бежать на фронт. Документов по малолетству он не имел. На случай, если его снимут с поезда, мальчик придумал версию: остался в Ростове круглым сиротой, хочет разыскать сестру.

Придуманная версия сработала - Юрку взяли в воинский эшелон, и он благополучно добрался до Москвы. Оставалось найти Союз писателей.

Фадеев изумился, увидев грязного мальчугана:

- Юрка, ты? С какого света?

- Отправьте меня, дядя Caша, на фронт.

- Так сразу и на фронт? А может, сначала в баню и в столовую?

- Можно и в баню. Но потом все равно на фронт.

- А ты весь в отца. Такой же ершистый...

Фадеев помог Юрке. Как сын артиллерийского полка тот дошел до самого Берлина, даже медаль заслужил. И на рейхстаге в мае 45-го расписался за отца. Так и написал: «От Вязьмы - до Берлина. А.И. Бусыгин».

Все четыре года надеялся сын: отыщется отец, не мог он пропасть без вести. Фадеев ведь не рассказал ему то, что знал от очевидцев: как, истекая кровью, Александр Бусыгин прикрывал отход товарищей.

За год до Победы станет сыном полка и Миша Кац. Ему не доведется побывать на фронте - Юрка-то ведь был постарше.

После войны командиры, помнившие его отца, определят Мишу в школу музыкантских воспитанников, потом он поступит в военное училище.

Тридцать лет прослужит Михаил Григорьевич Кац в армии, и все эти годы будет надеяться, что отыщется отец, не может он остаться безымянным, без вести пропавшим. Он уйдет в запас подполковником и станет вдвое старше своего отца, когда следопыты отыщут место, где приняли последний свой бой старший политрук Кац и его товарищи по армейской газете «К победе».

Еще не закончится война, когда пойдет в первый класс дочь Михаила Штительмана - Ирэна. Пройдут годы, она станет учительницей, будет сама писать стихи. Когда у нее родится сын, она даст ему имя отца.

И Михаил пойдет по стопам деда - выберет себе профессию журналиста.

А семья Безбородовых получила похоронку еще в декабре 41-го. Дочь Светлана, прочитав извещение, не поверила и порвала его.

Когда письма от отца перестали приходить, сама придумывала их и пересказывала младшему братишке - он тоже верил, что отец вернется.

А потом их разыскал старший сержант Андрей Вологдин, фронтовой товарищ отца. Он не знал, что Безбородовы получили похоронку, и привез им подарки - якобы от отца: сахар, мыло, спички, кулечек крупы.

- Так он жив? - вырвалось у Светланы. - А я что говорила?!

А у Вологдина так и не хватило смелости сказать правду.

Жизнь - сложная штука, и непросто прожить ее так, чтобы после тебя оставалась на земле добрая память. А самое главное - чтобы дети и внуки твои продолжили твое дело, остались верны тебе.

У тех, кто погиб под Вязьмой, как раз такие дети и внуки.