По ком звонят колокольца

Ольга Тихоновна НИКОНОВА — коренная ростовчанка. Осталось, к огромному сожалению, не так много людей, которые могут поведать, что происходило в нашем городе во время оккупаций Ростова немцами. Ольга Тихоновна — одна из тех, кто хранит события в своей памяти и готова поделиться воспоминаниями с нами. По образованию Ольга Никонова — историк, по призванию — педагог от Бога. Всю свою жизнь проработала с детьми и иной судьбы себе даже не мыслила. Мечтала иметь 15 своих детишек — представляете?! Правда, мечта разошлась с жизнью: детей двое, что тоже, конечно, большое счастье.

Ольга Тихоновна работает учителем истории в 73 школе с 1964 года — тогда эту школу построили. Создала школьный музей, посвящённый, в первую очередь, Первогвардейской дивизии.

— Родилась я в 1937 году 6 января в Ростове-на-Дону, — рассказывает Ольга Никонова. — Проживала в Нахаловке, но нас выселили в сороковом году. Папу забрали в 37-м, мне было 5 месяцев, когда его репрессировали. Позже нам сказали, что он погиб при попытке к бегству. Мама, тётя, я, старшая сестра и бабушка переехали на Западный посёлок. Тут трава была выше меня. Выкопали землянку и там жили. Потом построили флигелёк на две комнаты. К 40 году здесь было уже примерно 180 домиков, поселение складывалось. Но пришли немцы...

Дядя Толя

— 23-го июля, когда окончились бои, — говорит Ольга Тихоновна, — женщины искали раненых, и мама с тётей принесли одного лейтенанта, артиллериста. Он был без сознания. Когда 24-го немцы заняли город, они стали собирать всех раненых. Когда к нам пришли, тётя сказала: «Это мой муж». На вопрос: «Как ранен?», придумала, что рубил дрова, а топор на размахе отскочил ему в пах. Вызвали немецкого врача, чтоб осмотрел, правда или нет. Слава Богу, он один зашёл, остальные на улице остались. Мама побежала к сундуку и достала яркую, красивую кашемировую шаль. Он взял, сунул под полу. Посмотрел, чем лечим раненого, дал ещё к нашей цинковой мази йода, бинтов. Потом вышел и сказал: «Да, он ранен бытовым способом». И немцы ушли.

Лейтенанта звали дядя Толя. Он прожил у нас до марта месяца. Мама моя, как он поправился, выяснила, что родом он из хутора Дорганово Сталинградской области. И мама пошла пешком от Ростова до Дорганово, чтоб сообщить родным, что дядя Толя живой. Зимой, одна. Дважды попадала в облаву. После одной из облав полицай вёл её через какое-то селение. А мама сочинила и рассказала, что к сестре шла. И тут выскакивает из дома, мимо которого проходили, незнакомая женщина и кричит: «Сестричка! А я тебя жду, спасибо, что приехала». И полицай маму отпустил. Женщина спрятала маму, научила, как маскироваться: сажей вымазать лицо, платок на лоб надвинуть, чтоб внимания не привлекать. Ангел-хранитель послал эту женщину, не иначе. Она наугад попыталась кого-то из задержанных спасти, а мама как раз такую историю про сестру придумала.

Мама шла по степи. Ноги разбила. Добрела до хутора какого-то, идут двое, старик и мальчик. Спрашивает у них: «Это какой хутор, не Доргановка?» Старик говорит: «Доргановка. А ты, тётушка, не от Толюшки?» Мама на всю жизнь это запомнила. Отвечает: «Да, Толя у нас лежит, он жив». Вот такое ещё одно совпадение.

Мальчик был племянник дяди Толи, старик — его отец. Мама прожила у них девять дней. Потом жена дяди Толи Нина пошла с мамой в Ростов. Породнились мы все на всю жизнь. Позже тётя Нина и дядя Толя переехали в Котельниково, я на каникулы к ним ездила.

И вот бывает же... Я сдавала экзамены в университет, и со мной поступал юноша из Котельниково — Александр. Мы полюбили друг друга и поженились, живём в браке уже 52 года.

...Муж Ольги Тихоновны, к слову, — инвалид первой группы по зрению. В 1942 году фашист выжег ему, малышу, папиросой глаз...

Счастливый день

— Сейчас это странно звучит, но 22 июня 1941 года стало для меня одним из самых счастливых дней, — рассказывает Ольга Никонова. — Во-первых, это воскресенье. Во-вторых, мы были в гостях. В-третьих, моя родственница из своего старого крепдешинового платья сшила мне платьишко. Мы с мамой шли домой из гостей: от Нахаловки на Западный через Ботанический сад. Подошли к железной дороге и остановились пропустить поезд — эшелон с солдатами. Запах рельс, солнце, ветер, моё платьице — я пьяна от счастья!

И тут из одного из вагонов вдруг солдат бросает мне игрушку. Простенькую, пять колокольчиков на стальной струне с ручкой. Я испытала невероятное счастье! Мне было 4,5 года, и я всю дорогу до дому, как потом говорила мама, бежала, звонила в эти колокольца, счастливая и возбуждённая.

Дома свалилась спать. Когда проснулась, увидела, что и бабушка, и мама, и тётя плачут. Война. А мне что? Я — ребёнок: ну, война и война. Говорю бабушке: «Так дяденька солдат, который мне колокольчики подарил, на войну поехал?» А она: «Внученька, молись, проси у Боженьки сохранить жизнь этому дядечке».

И я это запомнила. Каждый раз, играя с колокольчиками, я просила Боженьку за дядечку солдата.

...В 1947 году сидели мы все в нашем дворе. Идут двое, мужчина и женщина, по виду военные. Поздоровались, сказали, что ищут наших соседей. Тех дома не было, и мама пригласила их подождать у нас. А кушать у нас ничего не было, угостить нечем. И гостья говорит маме: «У нас есть тушёнка, давайте мы с вами сейчас супчику сварим и поедим?» Звали гостей дядя Вася и тётя Тоня.

Такая радость была! И хлебушек у них оказался, и даже сгущённое молоко. Я поела, побежала в дом, взяла колокольчики, выбежала играть. Гость побелел лицом. И говорит: «А можно мне посмотреть эти колокольчики?» Я ему их даю и щебечу: «Это дядя солдат мне подарил, я за него всё время молилась Боженьке».

Дядя Вася и говорит: «Я разыскиваю свою дочечку, хозяйку этих колокольчиков. Это я бросил из вагона игрушку, увидев на насыпи женщину с ребёнком по возрасту, как моя дочь. Срочно нас перебрасывали, в вещмешке только необходимое оставил, а ребёнку радость».

Дядя Вася с тётей Тоней обошли всех знакомых, узнавая о судьбе его семьи. Жена и дочь его убыли в эвакуацию в Сальск. И сгинули по пути. Может, под бомбёжку попали.

На следующий день дядя Вася пришёл попросить мою маму отдать меня им с тётей Тоней на удочерение. Говорил, что у них хоть есть что кушать, что мы все породнимся. Я сказала, что останусь с мамой, конечно.

Дядя Вася встретил тётю Тоню, медсестру, на фронте: ранен был. Причём ранило его, когда соседская девочка забрала у меня колокольчики, и только через неделю их вернули. Разве не мистика?.. Тётя Тоня очень полюбила дядю Васю, но у него же семья была до войны. Вот они вместе его семью и пытались найти, чтобы понять, как быть дальше. Не нашли. Вдвоём уехали в Маныческий район. Дядя Вася меньше года прожил и умер. А через шесть лет машина сбила тётю Тоню насмерть. Я всегда считала, что это дядя Вася её позвал.

Змиёвская балка

— Полицаи прикладами сгоняли женщин из окрестностей закапывать трупы. Это длилось примерно с конца августа до января, — вспоминает Ольга Тихоновна. — Мне исполнилось пять лет и восемь месяцев. Утром полицай постучал в дверь, увидел меня и маме сказал, мол, бери дочь, пусть тоже поработает. До Змиёвки было километра три. Пришли туда, а там большие ямы, из них торчали руки и ноги мертвецов. Эти ямы нужно было закапывать.

Когда я пришла, другой полицай сказал: «О, водовоз новый». Дал мне бидон, и я разносила воду и бинты из порванных простыней, потому что у женщин образовывались кровавые мозоли от лопат.

В балку привозили людей расстреливать до того момента, когда замёрзла земля. Но не такими большими партиями, как в августе — евреев. О расстреле евреев мне рассказывала родственница тётя Аня. Евреев туда привозили чистых, в опрятной одежде. Они шли, как они думали, на переселение. Немцы одежду потом забирали.

Тётя Аня видела, как в роще неподалеку военнопленные вырыли глубокую яму. Пришла душегубка, вывалили трупы детей. Тётя Аня сказала, что там были «только еврейские дети». Если кто ещё шевелился, им мазали губы ядом. Потом яму засыпали землёй и затоптали. Военнопленные носили туда землю с дороги и листьями забрасывали, чтобы вообще следов захоронения не осталось.

После освобождения города мама и тётя Аня давали показания чрезвычайной комиссии. Тётя Аня запомнила место, и когда в феврале месяце комиссия выехала в балку, показала эту могилу.

P.S. Воспоминания свидетелей войны никогда не должны стать чем-то формальным. Истории свойственно повторяться, и не дай Бог, чтобы повторилось такое. Мы должны понимать, что, допусти мы ещё одну войну, колокольца, брошенные солдатом из вагона, будут звонить по каждому из нас*.

* «...я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе». Из проповеди Джона Донна, английского поэта и священника XVII века