Первые испытания

Крепость святого Димитрия Ростовского не успела еще полностью отстроиться, как ей пришлось участвовать в очередной русско-турецкой войне (1768—1774). Она в основном сыграла роль базы на восточном участке театра военных действий, а он протянулся от Балкан по всему северному побережью Черного моря и практически достигал крепости на Дону. Осаду Димитровской крепости предотвратил ее хорошо вооруженный гарнизон.

Османская империя не хотела мириться с усилением России в Приазовье, с потерей устья Дона - ключевого опорного пункта в этом важнейшем регионе. 23 сентября 1768 года Турция при поддержке Франции и Англии объявила войну России. Русское командование планировало наступление на Днестре, на крепость Хотин, но генерал А.М. Голицын, командующий главными силами — 1-й армией (около 90 тысяч человек), проявил в тот момент нерешительность, и инициативу перехватил противник.

Турецкий вассал хан Крым-Гирей в январе выступил на Украину. По первоначальному плану он должен был выставить огромную армию, до 200 тысяч конников, и тремя колоннами совершить страшный набег на русские земли. Но он «посадил на коня» лишь 70 тысяч и этой мощной лавой выступил из Крыма.

Сдерживать натиск крымских татар должна была 2-я русская армия, которой руководил генерал П.А. Румянцев. Она насчитывала 35 тысяч человек и прикрывала границы от Днепра до Дона. Казачьи части с калмыками под руководством походного атамана — войскового старшины А.И. Иловайского с армией генерала Медема должны были сдерживать возможный набег ногайских и кубанских татар на юге со стороны Северного Кавказа.

Основная часть орды Крым-Гирея пошла на Украину, и ее остановили полки Румянцева. Другая часть направилась в район крепости Димитрия Ростовского. В крепости все было готово к отражению штурма. Весь восьмитысячный гарнизон пехотинцев, артиллеристов, казаков был стянут за укрепления. Обер-комендантом в это время был генерал-майор Иван Алексеевич Потапов. Орудия были подготовлены к бою, боеприпасы перенесены в специальные укрытия, казачьи дозоры высланы далеко вперед.

Татары двигались, разрушая все на своем пути. Они сожгли множество сел и хуторов, забрали в плен тысячи мирных жителей. Тревожное ожидание в крепости нарастало. Татарская конница, как сообщали дозоры, приближалась к Дону. Население Кагальника и других сел на нижнем Дону, напуганное нашествием, пыталось укрыться в крепости. Ушли со своих мест и жители более южных сел Задонья и Азовского побережья от самых берегов Еи. Восточное побережье обезлюдело. Всех, кто не успел скрыться в Димитровской крепости, — более 800 человек — враг увел с собой.

Успешное начало нашествия татарской орды на южные русские земли помпезно отмечали в Турции — палили из пушек в Константинополе в честь успехов хана для ободрения войска. Но скоро пришло разочарование.

Крепость ожидала первого боевого крещения, настоящего «испытания на прочность», но летучие отряды орды Крым-Гирея развернули коней. Из донесения разведки татарам стало известно о вооружении крепости и ее полной готовности к штурму. Татарская конница, привыкшая застигать врага врасплох, на этот раз повернула обратно. К этому времени после кровопролитных ожесточенных боев войска графа Румянцева остановили и обратили вспять и основные силы хана. Это было последнее крупное татарское нашествие на русские земли.

Екатерина после поражения крымских татар писала: «После зимы господа татары потеряли аппетит к набегам на нас. Поход стоил жизни хану, которого Порта велела отравить вместе с пятью самыми знатными мурзами». Так карались неудачи вассалов.

Так что крепость Димитрия Ростовского не воевала еще и благодаря тому, что была укреплена и вооружена. Дальновидный расчет ее проектировщика и строителей полностью оправдался. Это противостояние орды и крепости показало, как постепенно угасали порывы кочевых народов и как торжествовали народы оседлые, сумевшие защитить себя от нашествий. Армия генерала П.А. Румянцева заняла побережье Азовского моря для дальнейшего наступления на Крым.

К войне, как правило, готовится лучше тот, кто ее начинает, Россия же воевать не собиралась. В это время в стране разразился кризис, вызванный недовольством крестьянства, частью бедного казачества и оппозиционного дворянства. Для Екатерины, которая еще не достигла своего всесилия и величия, поражение в войне могло стать роковым. Естественно, у России были силы для успешного ведения боевых действий. Императрица писала в одном из писем к Вольтеру о том, что султан Турции Мустафа, начав эту войну, предоставил ей удачный шанс воспользоваться плодами возможной победы: «Я в значительной степени буду обязана моим завистникам, если успех этой войны склонится на нашу сторону; это они, стало быть, подготовят мне славу, о которой я и не помышляла». Вот почему Екатерина, а вместе с ней и ее окружение, которое не могло и не хотело отставать от своей повелительницы, прилагали максимум усилий, чтобы эту войну выиграть. В первую очередь она обратила внимание на воссоздание флота на юге, стремясь довершить начатое Петром Великим.

Война, продолжавшаяся шесть лет, втянула Екатерину в интенсивную общественно-политическую деятельность, привила ей охоту к такого рода занятиям. И в дальнейшем при ее огромном прирожденном уме эта активная работа принесла огромные плоды. Так Мустафа, сам того не ведая, не только помог снискать русской царице лавры победительницы, но и способствовал успешной организационной работе императрицы и всех ее помощников. Все основные военные события на юге России были еще впереди, но Екатерина Вторая смотрела далеко и верила в свою победу. 2 января 1769 года она направляет рескрипт П.А. Румянцеву о возложении на него руководства по подготовке и проведению экспедиции для укрепления Азова и Таганрога. Там находились «барьерные земли» между Турцией и Россией. По замыслу царицы. пришло время вернуть их себе.

Румянцев направляет в крепость Димитрия Ростовского с миссией по «возвращению в строй» Азова и Таганрога генерал-поручика Фредерика де Вернеса, только что получившего это звание, и бригадира Станислава де Жедераса. Для успешного решения этой задачи по указанию Екатерины в Димитровскую крепость должны были собраться для похода на Азов «инженерный штаб-офицер, при нем 4-5 офицеров, несколько кондукторов и несколько минеров из Москвы». Из Москвы в крепость был направлен Вологодский пехотный полк, для его поддержки выделялся также гарнизонный батальон крепости. Де Вернес должен был собрать все эти небольшие силы.

Дальнейшие распоряжения Екатерины Румянцеву гласили: «Ему же (де Бернесу) прикажите взять артиллерии на первый случай пушек чугунных и медных до ста или сколько вы рассудите или паче сколько удобно взять, можно с их снарядом из крепости святого Димитрия, которые и перенести донским войскам с зарплатою, а дабы сию крепость не совсем опустошить, то отдаем мы в вашу диспозицию все верховые крепости, из коих на место взятой из крепости святого Димитрия артиллерии можете вы приказать перевести в оную крепость сколько потребно будет».

Румянцев выполняет эти распоряжения и забирает часть пушек из крепости для похода на Азов. Он проявляет большую заботу о возможных затруднениях в своей деятельности на нижнем Дону. Сразу после того как граф принял командование 2-й армией, начинается укрепление тылов, он обращается к организации снабжения. Еще 27 ноября 1768 года Румянцев подает в Военную коллегию рапорт о необходимости создания запасных магазинов с продовольствием, обмундированием и боевыми припасами в ряде крепостей, в том числе и в Димитровской. Кроме того, предлагает еще организовать «подвижный магазин». 10 декабря 1768 года Военная коллегия издает указ об обесценении тылов армии П.А. Румянцева на зимний период. В крепости святого Димитрия заготовками занимается обер-провиантмейстер Марков. В своих рапортах он сообщает Румянцеву, что задание успешно выполнено.

Весной 1769 года сводный отряд под командованием де Вернеса был полностью готов к походу. В его состав вошел еще казачий полк Я. Ханжонкова и 400 добровольцев из форштадтов, которым выдали оружие из арсеналов крепости. Одновременно Екатерина предписала к 1 марта собраться двум с половиной тысячам казаков (сначала 1000, затем еще 1500) и 20 тысячам калмыков для защиты Кубанской линии от угроз похода ногайцев на Азов.

Турки уже не могли, как раньше, полноценно воевать на два фронта, а тем более на таком широком пространстве. Они перевели свои основные войска в Крым и на запад, в устье Днестра и Дуная, где находились их главные крепости — Хотин, Очаков, Измаил...

В целом все русско-турецкие войны демонстрировали постепенное усиление России и ослабление Турции. Это было угасание мощи Османской империи и восходящее могущество империи северной — Российской. Россия подавила великую Порту несмотря на то, что европейские страны, в первую очередь Англия и Франция, боявшиеся усиления России на Балканах, на Черном и Средиземном морях, помогали Турции. «Русские сделались настолько сильнее турок, что легко могли бы выгнать их совершенно из Европы, если бы только европейские государства дозволили это», — записал в своем дневнике после беседы с комендантом Димитровской крепости Потаповым академик И.А. Гильденштедт.

Ведущие европейские страны больше устраивала владычество Турции, чем усиление России. А пока русский престол решил воспользоваться положением страны, против которой была начата война, чтобы вернуть себе «нейтральный» Азов. В который раз, но уже в последний, на чашу весов был поставлен важнейший пункт устья Дона.

Самые мощные пушки крепости Димитрия Ростовского грузили на телеги. К этому времени конная артиллерия по распоряжению графа П.И. Шувалова была уже казенной, а не наемной, как раньше. И в этом нововведении Шувалов опередил армии европейских стран. Эго делало конную артиллерию более надежной и маневренной во время организации походов и независимой от поставки частных лошадей, а значит, и от определенной волокиты и организационных неурядиц. Оставшийся гарнизон, все население крепости провожали небольшую армию в поход. Впереди, как всегда, казачьи разъезды, потом конница, пехота и в арьергарде — усиленно охраняемая артиллерия.

Весна 1769 гола выдалась морозной. Воинство крепости переправлялось по льду, которым был еще скован Дон, и подошло к Азову. Перед взором русских предстали развалины крепости и города. Работа по его восстановлению предстояла огромная.

Второй отряд, которым командовал де Жедерас, направился из Азова на берег моря и 2 апреля вошел в Таганрог. Здесь картина была не лучше: крепость, гавань, порт — все лежало в руинах. Российский штандарт был укреплен на самом возвышенном месте разрушенной крепости.

В это время войска Румянцева заняли Азовское побережье и со стороны Крыма и блокировали полуостров. 3 мая 1769 года Румянцев получил рапорт от Панина с «цареградским уведомлением», что турецкий капитан-паша выступил с флотом в Черное море. Вероятно, эти важные сведения были получены от русских разведчиков в Турции. Панин также сообщал, что «он направил курьеров в Азов генералу Вернесу и в Таганрог бригадиру Жедерасу, чтоб всяк из них особливо и соединенно между собой восприняли меры предварительные в ожидании на себя покушений неприятельских».

Турецкий флот намеревался отбить Азов имеющимися силами. Их эскадра, состоявшая из четырех боевых кораблей, двух транспортных галер и большого количества мелких вспомогательных судов, потерпела неудачу еще на подходе к Азову: галеры сели на мель, одну из них разбило во время шторма. И турки, планам которых препятствовала сама природа, отказались от осады Таганрога.

12 мая 1769 года императрица писала одной своей давней знакомой — госпоже Бельке: «Азов, как вы уже знаете, милостивая государыня, занят так же, как и Таганрог на Черном морс. Тот и другой были однажды срыты при посредничестве Франции в 1739 году, а я их приказала возобновить без посредничества. Ни одного неприятеля не видали с тех пор, как там работают».

Царица оговаривается: по ее словам. Азов и Таганрог лежат на берегу Черного, а не Азовского моря. Это можно оправдать тем. что ум Екатерины был постоянно занят уже мыслями о Черном море. В письме проступает еще одна характерная деталь, поданная с иронией, свойственной людям большого дарования: мол, Турция заставила Россию срыть Азов и Таганрог при поддержке Франции. а мы теперь восстанавливаем его без оглядки на это посредничество, не боясь Франции и вообще Европы.

Екатерина упоминает о том, что после занятия Азова и Таганрога турки совсем не беспокоили Азовское побережье, не мешая восстановительным работам. Однако Османская империя не собиралась окончательно смириться с потерей этих позиций, предполагая, что у России недостаточно сил, чтобы вести серьезное наступление на побережье. Отказавшись от войны на два фронта, турки благодушно отдали инициативу в руки русской армии. Вот тут и сыграла свою роль крепость святого Димитрия, которая находилась поблизости: с ее помощью русские войска могли быстро подготовиться и неожиданно подойти к самому устью Дона и выйти в Азовское море.

Батальон гарнизона и казачьи части вернулись в Димитровскую крепость. Часть казачьих подразделений генерал де Вернес оставил на реках Миус и Кальмиус, их разъезды пикетировали дороги вплоть до Перекопа. Тех же, кто пришел обратно в крепость, ждала торжественная встреча. Обер-комендант И.А. Потапов распорядился встретить участников занятия Азова со всеми воинскими почестями. Гарнизон крепости был выстроен на плацу, и как только казаки вошли в ворота, ударили десятки боевых барабанов. Еще со времен Петра сложилась традиция встречать отличившиеся армейские части барабанным боем с сигналом «Поход». Этот сигнал, оповещающий о сборе в поход, на торжестве встречи как бы подводил итог удачного выступления, служил моральной наградой победителям. Донские казаки не раз удостаивались такой громкой почести в войне 1768 - 1774 годов.

Выполнив важную операцию по взятию Азова и Таганрога, крепость святого Димитрия теперь уже окончательно стала тыловой базой русских армий, сражающихся в Крыму и несущих охранную службу на Кубани.

25 мая 1769 года Екатерина Вторая направляет реляцию Румянцеву о том, чтобы он начинал переправу своей армии на правый берег Днепра. Все основные военные действия проходили на юго-западе Украины, в окрестностях Днестра, в Крыму и в устье Дуная.

Сражения на Дунае принесли еще большую славу П.А. Румянцеву. Первая, основная, армия, которой командовал князь Галицын, не имела успеха на Дунае. Екатерина поняла, что без Румянцева она может и не выиграть войну. И она перемещает в район Дуная Румянцева, который сразу одержал ряд крупных побед, практически решивших исход войны. В 1764—1796 годах он генерал-губернатор огромной Малороссии. куда входила и только что построенная крепость Димитрия Ростовского. Назначая Румянцева на этот важнейший пост, Екатерина дала ему подробную инструкцию, согласно которой он должен был способствовать объединению малороссийских (украинских) и великорусских земель в административном отношении. Петр Александрович предложил Малороссийской коллегии произвести генеральную опись всех местностей. Так возникла знаменитая «Румянцевская опись», включающая не только списки населения, живущего по левобережью Днепра вплоть до Дона, но и всей недвижимости и даже движимого имущества.

Турция хорошо подготовилась к войне, особенно эффективно действовал ее большой и сильный флот, который господствовал на Черном и Азовском морях, снабжая подкреплениями, боеприпасами и всем необходимым свои воюющие в Причерноморье войска. Она учла уроки предыдущей войны и первые столкновения с русскими кораблями. Однако и русское правительство не забыло этих уроков. Для того чтобы охранять Азов и Таганрог и удерживать их, необходим был флот в Азовском море. Россию ожидало новое возрождение ее славного флота, и пример подавала сама Екатерина, вселяя в своих подданных веру в успех предстоящего дела.

«Главной мыслью Екатерины было устройство флотилии на Азовском море, и она отдалась этой мысли со всей своей страстностью»», — подчеркивал С. М. Соловьев. Она распорядилась «сначала сделать укрепления в Азове для обороны от нечаянного нападения, а потом и настоящую и вся прочую работу без потери времени и с поспешностью производить». «И она развила в себе изумительную энергию. — пишет В.О. Ключевский, — работала как постоянный начальник Генерального штаба, входила в подробности военных приготовлений, составляла планы и инструкции, изо всех сил спешила построить Азовскую флотилию и фрегаты для Черного моря». В Черное море была направлена эскадра балтийского флота, которая, обогнув Европу, вошла в район Греческого архипелага одержала ряд блестящих побед над турецким флотом. Было начато строительство и второй по счету Донской (Азовской) флотилии (первая успешно воевала на Черном море в 1735-1739 годах, но была расформирована по условиям Белградского мира).

Комиссию по строительству нового флота на Дону возглавил одни из ближайших помощников Екатерины — вице-адмирал Г.А. Спиридов, на Дон был послан военный специалист Иван Михайлович Селиванов, руководителем строительства, а затем и командующим эскадрой был назначен контр-адмирал А.Н. Сенявин.

Первоочередной задачей Сенявина было обеспечение безопасности устья Дона, налаживание регулярного сообщения по реке между Димитровской крепостью, Азовом и Таганрогом. Для этого он собирал казачьи лодки и приспосабливал их для военных и транспортных целей. На крупные лодки ставились небольшие пушки, создавались вооруженные команды. Этому содействовал казачий атаман Степан Ефремов. Центром и базой такой работы стала крепость Димитрия Ростовского.

Она являлась и главной базой всей Азовской флотилии. В декабре 1769 года Сенявин обращается в Адмиралтейскую коллегию с прошением прислать в крепость строителя-специалиста для возведения в Азове, в Таганроге и в самой Димитровской крепости «погребов, казематов и светлиц». Адмиралтейство направило под начало Сенявина архитектора второго класса Василия Петрова с его учеником — им было поручено ввести встрой базовые сооружения. Общее же руководство и финансирование всех строительных работ как в самой крепости, так и в Азове и Таганроге осуществлял обер-комендант крепости И.А. Потапов. Каждый месяц он отправлял рапорты о состоянии дел. Из крепости в Азов шло снабжение и продовольствие. Правительственная канцелярия произвела расчет: снабжением предполагалось обеспечить целую строительную армию в количестве десяти тысяч человек в течение года.

С самого начала стройки в Азове Екатерина дает распоряжение снарядить 3500 работников из Слободской, Нижегородской, Казанский и Астраханской губерний. Центр сбора - крепость святого Димитрия. Царица держит этот вопрос под постоянным контролем, сообщает генерал-майору Потапову о том. что «люди идут», об их числе и просит заниматься их переправкой из крепости вниз по Дону. Здесь опять-таки пригодились казачьи лодки.

Флот строился в самые сжатые сроки: упущенное время могло привести к серьезным потерям. На верфях среднего Дона и в районе крепости святого Димитрия развернулась настоящая стройка, напоминающая работы, которые вел Петр Первый. Строили и фрегаты, и прамы, и вспомогательные суда. Особенно эффективными были прамы. предназначенные для обстрела мошной артиллерией береговых укреплений. На Дону строились прамы, вооруженные 42 пушками. Половина орудий располагалась на нижней палубе, остальные на верхней. Строить прамы предложили Г.А. Спиридов и А.Н. Сенявин. Их подтолкнула к этому невозможность создания верфи на берегах Азовского моря под угрозой нападения турок. Раз суда необходимо создавать на реках — отсюда их плоскодонность и небольшая погруженность в воду. В апреле 1769 года после расчетов Спиридова и Сенявина были выполнены чертежи прамов, и их стали называть «нововыдумленными», то есть новоизобретенными.

«Это военные суда 15 саженей в длину, 3 сажени в ширину и 3 сажени в высоту. Они четырехугольные, продольные бока их совершенно отвесны, поперечные же в верхней половине отвесны, а в нижней откосом спускаются к совершенно плоскому дну. Они сидят в воде на глубине около сажени и состоят из двух этажей: в нижнем хранятся снаряды, во втором пушки, так же как и на палубе. На каждом в один ряд 16 орудий, на каждом поперечном, в два ряда, 5 орудий, всего 42 орудия. Такое судно не имеет ни руля, ни весел, ни мачт. Оно прикрепляется канатами к большой лодке, в которой сидят гребцы и которою оно буксируется. Их применяют преимущественно при осаде крепостей... Далее, повыше этой верфи стояло множество судов, так называемых будар, которые походят на струги поляков. Они имеют в длину 50 шагов или около 17 саженей, а посередине 6 саженей в ширину, но отсюда к концам сходятся в одну точку, так что они совершенно остроконечны. Боковые стенки всего в 5 футов вышины, дно совершенно плоское. На них возят сюда провиант, большие кучи которого свалены на берегу реки и покрыты рогожами. Чугунные параллелепипеды длиною в аршин и в два дюйма в квадрате были свалены здесь на берегу, они употребляются вместо балласта на военных судах. Здесь же лежали большие запасы принадлежавшего казне строевого леса и досок».

По этим точным описаниям А. Гильденштедта можно составить хорошее представление и о прамах, и о казачьих бударах. Эти два типа судов полностью подчинены своим функциональным задачам. — так военное и торговое дело формировало типы судов и особенности их использования.

Суда строились и недалеко от крепости Димитрия Ростовского, рядом с одним из ее форштадтов — Доломаиовским, на Гнилой тоне, «от гремучего ручья вниз по берегу Дона на 325 саженей». Для строительства десяти эллингов нужно было сначала расчистить площадку. А на берегу находились жилые постройки, не бог весть какие — из глины и камыша, но, тем не менее, жилые. Сенявин обращается к коменданту Потапову с просьбой «о понуждении жителей к сносу их хижин». На берегу, прорезанном оврагами, заросшем камышом, и ютились эти хижины первых жителей будущего Ростова. Узнав о том, что за их жилье предлагают еще и неплохие деньги, некоторые жители нижнегниловского поселения, не дожидаясь приказа сверху, сами стали ломать свои халупы.

Главным препятствием строительства Донской флотилии были не турки, а нехватка времени, материалов и рабочих рук. Древесину, как когда-то для строительства крепости, доставляли из миусских лесов, корабельные сосны — из-под Воронежа, где так же строились судя для флотилии. 156 пушек изготовили на Выксунских заводах братьев Баташовых во Владимирской губернии, часть орудий отдавал Морской арсенал. Крепости Димитрия Ростовского и Черкасская также выделили пушки для артиллерийской оснастки боевых судов.

Но, пожалуй, больше всего хлопот доставляли страшные болезни — малярия и чума. Сенявин писал: «Та зараза, несмотря на все чинимые предосторожности и способы, так усилилась, что в октябре так и поныне... умирает из морской команды от 15 до 20 человек в сутки... По сему достроение гавани и отделка 2-го фрегата останавливаются и почти остановились». И еще: «В вверенной мне флотилии все господа эскадренные командиры больны лихорадкой...»

Лазарет крепости святого Димитрия был постоянно переполнен. Заболел и сам Сенявин. Несколько дней он руководил делами, не вставая с постели. В эти дни императрица повысила его в чине. 4 июля 1769 года ему было присвоено звание вице-адмирала. В это же время Сенявин получил орден святой Анны.

Екатерина внимательно следила за ходом всех работ и писала Сенявину: «Я чаще с вами в мыслях, нежели к вам пишу. Пожалуй, дайте мне знать, как нововыдумленные суда по вашему мнению, могут быть на воде и сколько надобно например, времени, чтоб в море выхолить могли». А.Н. Сенявин отдавал много сил ремонту старых верфей, гаваней, строительству новых боевых кораблей, занимаясь решением крупных задач и одновременно вникая во все мелочи.

По мере строительства прамов их сразу направляли на охрану устьев Дона и Азовского взморья. Параллельно шло восстановление Азова и Таганрога. Бригадир Станислав де Жедерас, руководивший восстановительными работами по старым чертежам Петра Первого, был назначен одновременно и комендантом Таганрогской крепости. Исполнял он эту должность до 1771 года.

Таганрогу по заветам Петра Первого уделялось первостепенное внимание. Екатерина с сожалением писала Вольтеру: «После первого взятия Азова Петром Первым, он захотел иметь порт на этом море и выбрал Таганрог. Порт был построен, и после он долго колебался, где основать Петербург, на Балтийском море или в Таганроге. Наконец, обстоятельства времени увлекли его к Балтийскому. Мы остались не в выигрыше, по-моему, там нет зимы, между тем как у нас она очень продолжительна».

Можно только предполагать, как бы развивалась история, если бы чаша петровского выбора «после долгих раздумий» склонилась в пользу Таганрога. Вероятнее всего, близость Европы, в которую Петр собирался «прорубить окно», была последним аргументом в этом судьбоносном решении.

Василий Петров под руководством Сенявина соорудил в крепости святого Димитрия, в самой нижней се части, выходящей к Дону, морские пакгаузы, в которых хранились амуниция для моряков. снаряжение для судов, боеприпасы... Эти запасы вспомогательные суда доставляли из крепости в Таганрог, а оттуда они поступали на корабли Донской флотилии. А в крепость привозили пленных турок, трофеи, добытые в боях, когда Донская флотилия вышла уже в Азовские, а затем и в Черное море. Крупные успехи русский эскадры в Средиземном море отвлекли внимание турок от Азова и Таганрога, создавая самые благоприятные условия для их восстановления.

17 мая над флагманским кораблем Сенявина «Хотин», построенным на Новопавловской верфи и дооснащенным в Таганроге, взвился Андреевский флаг, который символизировал возрождение русского военно-морскою флота на Азовском море. Флагман получил такое название в честь мощной турецкой крепости Хотин, которую только что взял Румянцев, прибывший в Приднестровье.

Как только на корабле Сенявина был поднят флаг, с крепости грянул пушечный салют. Петр Первый ввел в «Морской устав» такое правило: «Все корабли, имеющие флаг наш, со всех крепостей Российских, должны салютованы быть наперед, которым подлежит от флагманов ровным числом пушек ответствовать. Сей салют подлежит чинить токмо одному первому флагману». Стоя на мостике флагманского корабля флотилии, Сенявин отдал приказ, и с судна раздался ответный залп. Екатерина писала по этому поводу вице-президенту Адмиралтейств-коллегии И Г. Чернышеву: «С большим удовольствием усмотрела я. что 14 числа мая российский флаг веял на Азовском морс после семидесятилетней перемешки, дай боже вице-адмиралу Сенявину счастливым путь и добрый успех».

Военная экипировка судов шла в пакгаузах крепости Димитрия Ростовского. Это были довольно вместительные склады. По инструкциям петровского «Морского устава», нужно было снабдить всем необходимым не только крупные корабли, но и «ластовые» (весельные, вспомогательные) и маркитантские суда. Припасы подразделялись на «шкиперские, лекарственные, комиссарские, священнические, констапельские и штюрманские». «Шкиперские» включали в себя такелажные принадлежности (наборы парусон. всевозможных веревок). Их насчитывалось 34 разновидности. Комиссар на кораблях (вот когда появились в России первые комиссары!) ведал провиантом. В продовольственный «ассортимент» входили: сухари, пиво, говядина, свинина, вяленая рыба, овсяная и «грешневая» крупы, горох, вино. соль, уксус, масло коровье. Можно представить меню офицеров и матросов. Комиссары ведали и посудой — 46 видов кухонной утвари, вплоть до чарок. «Лекарственные припасы» содержали несколько десятков самых известных в то время снадобий: «квасцы жженые и нежженые», «алоес сухотерина». ртуть... И хирургические инструменты, из которых самым важным были шприцы, «священнические припасы» (а священник был на каждом крупном корабле) входили: крест. Евангелие, походная церковь (!), престол, церковные книги и ритуальная одежда для отправления службы. «Констапельские припасы» составляли пушки, станки для них. круглые ядра, воск, селитра, медь, свинец, тросы... «Штюрманские припасы» — флаги, штандарты, вымпелы. Были учтены потребности и в «секретарских припасах» — бумаге, сургуче, «чернильном наборе или специях из чего чернила делать».

По мере комплектования кораблей все эти запасы на морских пакгаузах крепости постоянно пополнялись. Всего было введено в строй 25 кораблей, экипажи на них в основном были укомплектованы моряками, переведенными с Балтийского флота.

Донская флотилия активно помогала русской армии воевать в Крыму, блокируя турецкий флот. Прамы, построенные под крепостью святого Димитрия и на верхнем Дону, участвовали в штурме крепостей Еникале и Керчи с моря. А в 1771-1772 годах Донская (Азовская) флотилия бороздила уже Черное море, охраняя устье Дуная. За выдающиеся заслуги в строительстве Донской флотилии и успехи в морских сражениях Екатерина наградила А.Н. Сенявина орденом святого Александра Невского.

Двоюродный племянник Алексея Наумовича — Дмитрий Николаевич Сенявин (1763—1831) — один из самых известных русских флотоводцев. Генерал-адъютант, адмирал, он принимал участие в другой русско-турецкой войне (1787-1791), стал видным теоретиком военно-морского дела, командовал Балтийским флотом и был близок по своим демократическим взглядам декабристам. На Черном море он воевал под командованием адмирала Ф.Ф. Ушакова. Вот как интересно распорядились время и судьба: Ушаков начинал свою карьеру военного флотоводца на Дону под руководством А.Н. Сенявина. а затем, в свою очередь, был учителем его знаменитого племянника.

И А.Н. Сенявин, и Ф.Ф. Ушаков не раз бывали в крепости, которая, будучи сухопутным укреплением. имела тесную связь с Азовским морем. Она стояла на берегу большой реки, по которой осуществлялось снабжение Донской флотилии, поблизости строились и снаряжались боевые суда.

После успешных действий наших войск на Дунае в 1770 году началось переселение на Кубань ногайцев, кочевавших ранее в Бессарабии. Это переселение было выгодно России, так как ногайцы, будучи вассалами Турции, нередко совершали набеги на малороссийские земли, и турки использовали их для ослабления северного соседа.

В своем дневнике путешествий академик И.А. Гильденштедт изложил рассказ коменданта крепости Ивана Алексеевича Потапова о переселении ногайцев. «Турки чрезвычайно много потеряли от переселения ногайцев в Россию. Как и эту войну, так и прежде они служили орудием в руках турок, которые при начале войны высылали их в пограничные места на Днепре и Донце для грабежа и опустошения. Сами же турки никогда не могли бы начать неприязненных действий, потому что не в состоянии подвозить всего необходимого для содержания большой армии к русской границе». Генерал-майор И.А. Потапов начал переписку с крымским ханом Селим-Гиреем еще в 1767 году, а в 1771-м, во время переселения ногайцев на Кубань, переписывался с Джан-Мамет-баши, главным ногайским мурзой. Эта деловая переписка оговаривала все условия переселения.

Через год ногайцы подошли к Дону и стали переплавляться через реку в районе крепости святого Димитрия. А.Т. Стефанов, ведавший отделом документации в Ростовском обществе истории, древностей и природы, так пересказывал «Подлинные записки флотского капитана Ильи Ивановича Ханыкова о донской экспедиции», свидетелем которой был вышеназванный капитан: «В 1771 году, в июле, через крепость происходило переселение белгородской орды, сначала 700 тысяч, а потом еще 200 тысяч, а всего с детьми до 1 миллиона. Переправа этих орд через Дон продолжалась с июля по начало сентября, орды пошли в сопровождении казаков по степи, по кубанскому берегу... У них-то и ясыри покупали, а именно арапов, волохов и прочих, а наших, взятых ими в Бахмуте, отобрали, и большая часть пропала и осталась у них в неволе. При отправлении через Дон с последними был гусарский подполковник Ивам Михайлович Шеленхейм. а по ту сторону полковник гусарский Стремоухов с командою».

Эти орды расселились на юге России, между Кубанью и Доном. Позже, в 1778 голу, их приводил к присяге на верность царскому трону граф А.В. Суворов, а еще позже они были переселены за Волгу. К 1772 году, после побед русских войск в Крыму и в устье Дуная, в войне наступило некоторое затишье, приведшее к временному перемирию. А в это время в Димитровской крепости неожиданно разразились бурные и, можно сказать, драматические событии, причиной которых стал донской атаман Степан Ефремов.

Он пошел по стопам отца и значительно приумножил его богатство, имел многочисленную дворню и карету для выезда, что было совершенно не свойственно казакам. В екатерининские времена расслоение казачества усилилось, теперь казаки даже покупали крепостных. Крепостной мужик в то время стоил от 10 до 20 рублей, в зависимости от его «работных» качеств.

Кроме всего прочего Степан Ефремов не брезговал запускать руку и в казну, и на него пошли доносы в столицу. «Войсковой атаман Степан Ефремов во время самой, начатой от 1768 года с турками войны, в которой позже казаки усердно и похвально служили, возгордился уже своим состоянием и возмечтал о себе выше меры, не стал наконец, повиноваться многим указам, даже и посланным к нему грамотам...», — писал в своей истории о донских казаках А.И. Ригельман. В начале 1772 года для выяснения всех обстоятельств, как говорится, на месте на Дон прибыл генерал Черепов.

1 октября собрался традиционный казачий круг, на котором дьяк зачитал грамоты и указы из Военной коллегии, требовавшие выдачи Ефремова в Санкт- Петербург. Чувствуя свою вину и неотвратимость наказания, атаман стал подбивать казаков к непослушанию, утверждая, что их хотят лишить прежней вольной жизни и ввести в регулярные войска. Атаман знал, на что бить, задевая самый больной для казаков вопрос. «Страшно шумел казачий круг, как один, стали за своего атамана. Проснулся живучий казачий дух, дух старых казаков-вечников, который не могли угасить ни строгие царские указы и грамоты, ни даже массовые расстрелы и виселицы. Гордый и свободолюбивый дух казачества, воспитанный в преданиях отцов и дедов, не может быть угашен какими-либо искусственными мерами». В круг вошел походный атаман Перфильев и сказал: «Эти грамоты подписаны генералами, а руки государыни на них нет. а атаман же Ефремов пожалован по именному высочайшему указу». Страсти разгорались. Казаки бросились к квартире Черепова и подвергли ее разгрому. Сам генерал выскочил через заднее крыльцо и хотел пройти к Дону, чтобы отплыть в крепость святого Димитрия, но казаки поймали его, привели в круг и потребовали снять расставленные вокруг города караулы, а потом удалиться из города. Черепов на все согласился. Провожая его, толпа кричала: «Ты хочешь нас писать в солдаты, мы все помрем, но до этого себя не допустим!» Били его пинкам и, бросали землей и так проводили до самого атаманского дома».

Вообще эта история, наделавшая много шума и названная «чертовским бунтом», описана всеми историками. Так писал о ней Е.П. Савельев, создавший трехтомный труд, посвященный донскому казачеству.

А вот свидетельства А.И. Ригельмана, который в это время находился в крепости Димитрия Ростовского: «Казаки, возмутившись, наконец на него и ругаясь им, едва не до смерти убили, если бы старшины, верные службе не защитили его, Черепова».

Утром, узнав об этих событиях, обер-комендант Димитровской крепости послал срочную депешу в Петербург. Из столицы с распоряжением арестовать строптивого атамана прибывает капитан-поручик Гавриил Ржевский, и в ночь на 9 ноября 1772 года С. Ефремов был арестован в своем дворе командой, высланной из крепости с Ржевским.

Эта новость быстро облетела все станицы. В ту же ночь на соборной колокольне Черкасска ударили в набат, звонили «сполох», раздались оповещающие пушечные выстрелы. Взявшиеся за оружие казаки решили послать грамоту в верховые станицы, чтобы собрать подмогу на штурм крепости, грозили «разорить крепость до основания и гарнизон уничтожить». Стали доходить сведения, что в Черкасск выступили первые казачьи отряды. «Есть предание. — писал Е.П. Савельев. — что комендант крепости Потапов приказал Ефремову под взведенными курками взвода выйти на вал и объяснить казакам, что он едет в Петербург добровольно, по требованию государыни». Услышав это, казаки успокоились и разъехались по своим станицам.

На другой день доносчик Сидор Киреев, скрывавшийся в крепости св. Димитрия, послал в Черкасск уведомление о причине ареста атамана, повторив все те же обвинения, какие представил в Военную коллегию. Но казаки не хотели этому верить и решили послать опровержение — об этом просили все станицы. Вскоре комендант крепости сообщил для сведения Войска, что Ефремов «взят в силу высочайшего указа за ослушание тех посланных к нему из Государственной коллегии повелений», и это положило конец всяким недоразумениям.

Через месяц в крепости получили, наконец, и грамоту самой императрицы, в которой объяснялась причина ареста Ефремова. Она призывала все Донское войско к спокойствию. «Буде же паче чаяния. — писала царица, — и к возбуждению праведного гнева нашего, нашлись бы в Донском войске нашем такие преступники, кои бы и после обнародования сего повеления нашего дерзнули еще продолжать неспокойство и волнение, то да ведают, что тогда не избегнут злодеи и возмутители достойной себе казни. Впрочем, все пребывающие в повиновении верные рабы, Донское войско наше всегда пользоваться будут монаршим благоволением нашим, к коим и пребываем императорскою милостию нашею благосклонны».

В этой грамоте видна основа политики «кнута и пряника» царской власти: казнь тем, кто не повинуется, и монаршая милость «верным рабом». Все закончилось благополучно, но только подумать: крепости святого Димитрия грозил штурм донских казаков! Искра вспыхнула, до восстания оставался один шаг. Если Савельев описывает этот эпизод со стороны казаков, то другой историк, Б.В. Лунин, книга которого издана в 1951 году, расставляет в своих оценках совсем другие политические акценты. «В условиях напряженной обстановки, вызванной недовольством широких кругов казачества политикой царизма, арест Ефремова чуть было не повлек за собой крупнейших событий. К зданию войсковой канцелярии в Черкесске сейчас же за увозом Ефремова стало собираться множество вооруженных казаков, которые грозили расправой атаману Малышкину и старшинам: требовали утопить их «в куль да в воду» - и выдачу Ефремова. Несколько старшин было избито и арестовано».

Ржевский выполнил свою задачу - арестовал Степана Ефремова и доставил его в столицу. Донского атамана приговорили к смертной казни за подстрекательство к бунту, но императрица поступила дальновиднее. Учитывая геройское поведение донских казаков на войне, — а она знала об этом по донесениям генералов П.А. Румянцева и А.В. Суворова. - она простила донцов. Вскоре, не без посредничества Г.А. Потемкина, был помилован и Ефремов, которого отправили в ссылку.

Два крупных события - военные успехи в Крыму и арест Ефремова, чуть не спровоцировавший штурм крепости святого Димитрия, — произошли практически в одно время. «Череповский бунт», хотя справедливее было бы назвать его «Ефремовским», показал, насколько взрывоопасна была обстановка на юге России. Она усугублялась тем, что война с Турцией продолжалась еще два года.

Царское правительство вело сразу две войны: внешнюю — с Турцией и внутреннюю — с восставшими народными массами Поволжья. 8 сентября 1774 года был схвачен и препровожден А.В. Суворовым по этапу Пугачев. Вместе со своими ближайшими сподвижниками он был казнен 10 января 1775 года.

В начале пугачевского восстания арестовали его первую жену, донскую казачку Софью, с детьми Трофимом, Аграфеной и Христиной. Софью с детьми поместили в острог Димитровской крепости, где ее допрашивали. Допрос Софьи Дмитриевны в феврале 1774 гола вел поручик Борис Цибезов. После разгрома восстания семья Пугачева была отправлена в пожизненную ссылку в Кон (ныне Приозерск).

Донцы — а всего в этой войне под руководством А.П. Румянцева. А.В. Суворова, П.И. Панина участвовало 22 тысячи донских казаков — отличились при штурме Измаила, Бендер, в Аккермане... За два месяца до окончания воины изошла звезда выдающегося донского атамана Матвея Ивановича Платова. Русская армия, находившаяся на Кубани, прикрывала Приазовье и нижним Дон, снабжаясь из казачьих областей, ее тыловой базой была крепость святого Димитрия.

Обозы с продовольствием для Кубанской армии охраняли и сопровождали полки под руководством М. Платова и С. Ларионова. В апреле 1774 года один из таких обозов вместе с казаками был окружен татарским отрядом Девлет-Гирея, насчитывавшим 20 тысяч человек. Казаки под руководством Платова устроили круговую оборону и, несмотря на многократное превосходство противника, героически сопротивлялись, пока не подошла помощь. Этот неравным бой принес широкую известность молодому Платову. Екатерина наградила его золотой медалью с именной надписью «За ревностную службу Донского войска полковнику Матвею Платову» и 30 червонцами на Андреевской ленте. А всему казачьему Войску Донскому царица пожаловала белое шелковое знамя и грамоту «ко всенародному сведению, на память будущих времен».

Так закончилась война, в которой крепость Димитрия Ростовского приняла свое боевое крещение. По Кючук-Кайнарджийскому миру, заключенному в июле 1771 года, Россия получила территорию Южной Украины и свободный выход в Черное мире. Кроме того, по секретному договору турки обязались выплатить победителям огромную контрибуцию - 4.5 миллиона рублей. Так продолжали развиваться дела, начатые Петром Великим на юге.

В конце 1770-х годов А.И. Ригельман ведал всеми фортификационными работами в Приазовье. Он же составлял и план Таганрога, в котором нашли место и старые постройки, размеченные еще Петром Первым, и крепость, возведенная на старом фундаменте, и гавань, и военные объекты, расположенные внутри линии крепостного вала. Рядом, за крепостной стеной, находились кварталы городских построек: дома купцов, ремесленников, мешан. Гражданские строения были разбиты на 19 кварталов.

Таганрог быстро строился, работала крупная верфь, и вскоре здесь были учреждены главный порт Азовского моря и Главная таможня. Крепость Димитрия Ростовского, сыгравшая значительную роль при восстановлении Таганрога и его строительстве, теперь временно уступала первенство своему морскому соседу: велико было значение военной гавани и торгового морского порта.

С окончательным присоединением Приазовья к России начались его географическое и топографическое изучение и описание. Были составлены подробные карты Черного и Азовского морей и реки Дон. Сделаны замеры глубины: одна из карт, начерченная в 1785 году, так и называлась: «Топографическая карта части Азовского моря с устьями реки Дон и с показаниями между реками наших крепостей».

Результаты войны были существенными и в военном, и в дипломатическом, и в экономическом отношениях. Все то, что предполагала получить Екатерина и за что «благодарила» турецкого султана, свершилось. «Политический мир, — писал В.О. Ключевский. - признавал за Екатериною великое имя в Европе и силу, принадлежащую только ей исключительно». К России отошли земли, заселенные семью миллионами новых жителей. Купеческие корабли свободно плавали по Черному морю, где, по выражению Екатерины, «в начале прошедшей войны Россия не имела ни единой лодки... а при заключении мира с лишком шестьдесят разных судов на той воде имела». Оборот русской черноморской торговли, не достигавший и 400 рублей, к 1776 году вырос до 2 миллионов.

Большие дела, которыми занималась во время войны Екатерина, научили ее мыслить масштабно. Она признавалась, что, привыкнув к большим делам, не любит мелочей. И это сказалось на ее дальнейшей политике, как внешней, так и внутренней. «Век нашей истории, начатый царем-плотником, заканчивался царицей-писательницей», — подытожил значение Екатерининской эпохи С.М. Соловьев.