Чуден Днепр...

Было это на Днепре осенью 1943 года. Старшину-разведчика Владимира Коржушко вызвал к себе командир полка. Приказал:

- Перебраться с группой на тот берег Днепра. Захватить плацдарм, удержать его. Нас ожидать на следующий день...

И, после короткой паузы:

- Стоять насмерть, сынок!..

* * *

Два друга лежали в кустарнике у самой воды, наблюдая за немцами. Невысокий, с закинутой назад головой и острыми карими глазами - лихой разведчик Коржушко, ростовчанин. Кто бы поверил, что он до войны был поваром! Рядом с ним - светлобровый, коренастый Василий Бочкарев из Пензы.

Плескался тихий Днепр, точно терлась у ног ласковая кошка.

Владимир показал рукой в темноту:

- Вот там - Киев.

Оба смотрели туда. Было темно и ничего не видно. Даже луна не светила.

Подошел лейтенант - проводник через передний край. Сказал от всего сердца:

- Дайте-ка обниму вас, ребята!.. На дорожку!..

- Ладно, чего там! - смутился Василий. Он не признавал нежностей: - На том берегу увидимся...

Далеко за полночь семь комсомольцев-добровольцев под командой Коржушко, захватив гранаты и патроны на три дня самой упорной обороны, сели в лодку и оттолкнулись от берега.

Над рекой холодным мертвым светом загорались и тухли немецкие ракеты. С ленивым плеском шлепались в воду мины: фашисты круглые сутки держали реку под обстрелом.

От воды тянуло пронизывающей осенней сыростью. Неунывающий сибиряк Воропаев бормотал:

- Чуден Днепр при тихой погоде...

- Ложись! - крикнул старшина.

Мощный взрыв потряс лодку: рядом упала мина. Вода вспенилась и забурлила. Лодка заскрипела, запрыгала на волнах.

- Увидели?!

- Шальная!..

Бочкарев потихоньку ругался, наверное, от волнения:

- Врешь, гад! Не остановишь.

Прислушались. Тихо и спокойно на вражеском берегу. Видно, немцы не ожидали к себе гостей этой ночью. Следующая мина упала далеко в стороне.

Высадились на пологий, поросший кустарником правый берег. Услышали совсем близко лающую немецкую речь, увидели силуэты фашистов. Открыли огонь. Немцы ответили беспорядочной ураганной стрельбой. Минут двадцать лежали наши бойцы, не поднимая головы, закапываясь руками в песок.

Утром заморосил мелкий надоедливый осенний дождь. Немцы пошли в первую атаку.

Они шагали дерзко, уверенно, стреляя на ходу, почти не пригибаясь. Они желали одним ударом сбросить горстку русских в холодную сентябрьскую воду, утопить их, как котят.

Разведчики не стреляли.

Они подпустили немцев как можно ближе к себе. На десять-пятнадцать метров! И только тогда обрушили на врага гранаты и кинжальный огонь из автоматов.

Словно стальной смерч хлестнул по рядам гитлеровцев. Удар был неожиданным, внезапным. Фашисты несколько секунд растерянно топтались на месте. Потом кинулись назад, громко чавкая сапогами. Бросались с размаху в грязь. Уползая, открыли бешеный неприцельный огонь.

Пулеметной очередью у Коржушко отсекло цевье автомата. Стрелять, конечно, можно, только не совсем удобно. У Бочкарева во многих местах пулями пробита шинель. Потерь, к счастью, не было.

Начиная вторую атаку, немцы ползли. Как здорово прижимались они к мокрой осенней земле!

Перед этим они часа три осыпали берег минами. Мины больше падали в воду. Но все равно у русских должны быть потери. Обязательно должны быть. Почему они не стреляют? Может быть, убиты? Ранены?

Вот уже небольшая полянка между кустарниками. Двадцать метров остается до русских. Почему они молчат?

Нервы у немцев не выдержали. Они вскочили и с криком бросились в атаку.

- Огонь! - скомандовал Коржушко.

И снова смертельный дождь свинца и стали хлестнул по фашистам.

Немцы предприняли еще одну попытку. Они решили выбить разведчиков из кустарника, забросать их гранатами.

Все было напрасно.

Разведчики действовали хладнокровно. В упор расстреливали гитлеровцев из автоматов. А гранатами действовали почище немцев.

Дорого обошлась врагу атака. Многие из фашистов остались лежать на маленькой приднепровской поляне.

Ночью немцы пошли на провокацию.

- Братишки! Не стреляй. Мы русские, свои! - раздалось из темноты. - Идите к нам! Выходите!

- Может, правда наши? - горячо зашептал Воропаев, - Своих ведь перестреляем.

В душе Коржушко шевельнулось сомнение. Но приказ по цепи был строг:

- Подойдут ближе - стрелять! Рисковать не можем.

На голоса стреляли долго.

Утром увидели: неподалеку от окопов лежат четверо в немецких шинелях. Рядом - два русских пулемета "максим" и ящики патронов. Трое из лежащих были неподвижны. Один еще шевелился. Старшина обвел глазами товарищей. Помедлив, сказал:

- Похоже на ловушку. Но пулеметы эти надо забрать...

Он видел, с какой надеждой и мольбой в глазах смотрит на него Василий Бочкарев. Отвернулся. Голос прозвучал глухо:

- Пойдет сержант Бочкарев.

- Слушаюсь!

Держа на прицеле позиции врага, с тревогой следил старшина за другом. Каждую минуту могли раздаться выстрелы немецких снайперов.

Василий дополз до пулеметов. Чуть сдвинул их. Подполз к тому из четверых, кто еще шевелился, задержался возле него.

Сухо треснул выстрел.

Коржушко рванулся вперед, позабыв обо всем на свете:

- Вася!

- Куда ты? Лежи! - Воропаев с силой схватил за шинель, потащил назад: - Жив он. Не видишь? Это же он стрелял!..

Немцы открыли бешеную стрельбу. В воздухе с тонким звоном проносились пули, словно летели большие и злые осы. Рокотали, захлебываясь, немецкие пулеметы.

Бочкарев полз назад, волоча за собой "максимы". Тот, четвертый, в немецкой шинели, больше уже не двигался.

- Власовец! - прохрипел Василий, подползая. - Сам признался. Собаке - собачья смерть!

В тот день фашисты просто осатанели. Они засыпали бойцов минами. Несколько раз ходили в атаку. Коржушко пытался ракетой вызвать на помощь свою артиллерию. Но чуть приподнял ракетницу - у нее вражеской пулей разорвало ствол.

К вечеру не осталось ни одной гранаты. Но патроны к автоматам были. Были и два пулемета, притащенные Бочкаревым.

А полк все не мог переправиться. И день, и второй...

На третью ночь прорвалось небольшое подкрепление. Привезли боеприпасы, рацию и приказ: расширить захваченный плацдарм.

Бойцы поднялись. Бесшумно пошли в обход немецких позиций. Шли осторожно, подкрадывались. А потом ворвались стремительным броском во вражеские траншеи и увидели, что там лишь десять-пятнадцать гитлеровцев. Прикрытие. Где же остальные?

Оказывается, фашисты тоже готовили ловушку, хотели застать разведчиков врасплох. Пошли в обход наших позиций, только с другой стороны.

- Найти фрицев! - сказал Коржушко.

Спустились в кустарники. Впереди раздались выстрелы, послышались крики:

- Рус! Хенде хох!

Прямо перед старшиной, словно из-под земли выросло несколько гитлеровских солдат. Он швырнул гранату. Отпрыгнул за дерево. Дал очередь из автомата.

Немцы залегли. Тоже открыли огонь.

Посыпались сверху срезанные пулями ветки. Было слышно, как пули впиваются в ствол дерева.

Коржушко швырнул еще несколько гранат, даже одну противотанковую. На помощь к нему подбежали товарищи. Но помощь была не нужна: немцев, напавших на него, уже не было в живых.

Ночной бой то утихал, то разгорался с новой силой. Он длился около часа. Лишь немногие из фашистов ушли живыми после ночной схватки.

А на маленький участок земли, за который так отчаянно дрались разведчики, переправились наши части и повели решительное наступление на Киев.

За этот подвиг старшина Владимир Викторович Коржушко в январе 1944 года был удостоен звания Героя Советского Союза.

* * *

Мы встретились с Владимиром Викторовичем в Ростове, спустя семнадцать лет после окончания войны. Бравый, подтянутый, он, наверное, был такой же, как и прежде. Когда мы попросили его рассказать о его работе, он весело заулыбался:

- Профессия у меня самая мирная. Заведую пирожковой. Скоро буду директором первой образцовой столовой. Вот откроем ее, повесим на окна белые шторы - добро пожаловать, дорогие ростовчане, на обед и на ужин. Накормим досыта. Это мое вам гвардейское слово.