«Химик» в Венском лесу

Николай Петрович Ковалёв родом из Ростовской области, из Зернограда (тогда городок назывался Учебно-опытный зерносовхоз № 2). На фронт Николай Ковалёв отправился в 17 лет, и, так сложилось, первой же серьёзной кампанией, в которой ему довелось принять участие, стало освобождение Ростова.

— Я попал в 34-ю гвардейскую дивизию, в пехоту, — рассказывает ветеран. — Ещё в Зернограде к нам, новобранцам, подошёл какой-то подполковник. Он меня спросил: «Сколько классов окончил?» Я говорю: «Восемь». Он продолжает: «Какие газы знаешь?» А я только два и вспомнил. Отвечаю: «Иприт, люизит». Он: «Достаточно. Будешь «химиком». То есть направили меня в химвзвод.

К Ростову шли от Батайска. В Батайске погиб командир нашей дивизии, его фамилия была Губаревич. Сейчас в Зернограде в его честь названа улица. В сам город не входили, шли через Александровку. Другие части обходили Ростов со стороны нынешнего Северного жилого массива, так мы освобождали от немцев окраины. А потом сразу направились на Матвеев Курган.

Судьба сложилась так, что в этот день будущая супруга Николая Петровича, Вера Александровна, как и многие другие ростовчане ждала исхода боёв, укрывшись с семьёй в подвале.

— Мне 13 лет было, — рассказывает она. — В первый раз захватчиков быстро выбили отсюда, во второй они долго в Ростове стояли. Мы же детьми были тогда, пугали друг друга, мол, немцы — это чудища с рогами. Помню, как осторожно смотрели на немецких солдат сквозь щелку в заборе...

Когда наши отступали первый раз, побросали в Дон провизию — масло, сахар. Жители пытались вылавливать продукты, но, как только немцы вошли в город, всех, кого замечали возле реки, убивали. Почти все сидели по подвалам, по погребам. Очень было страшно. Сильно бомбили.

На Матвеевом Кургане, возле реки Миус, химвзвод, в составе которого был и Николай Петрович, минировал нейтральную полосу, чтобы враг не смог незаметно подобраться к нашим позициям ночью. Почему этим «химики» занимались? Потому что минировали особым образом.

— Устанавливали ящики, в которых находились бутылки с горючей смесью КС, а рядом — запал, — вспоминает Ковалёв. — Уже после войны я узнал, что КС называли «коварной смесью». Это страшная вещь, при взрыве пламя может подняться до 20 метров вверх. И его невозможно сбить ничем, если смесь попадает на человека, он тлеет на глазах.

От Миуса дивизия направилась на Украину — Четвёртый украинский фронт под командованием маршала Талбухина. Николай Петрович получил ранение. Выписавшись из госпиталя (кстати, находившегося в родном Зернограде), был направлен в Третью Волновахскую дивизию в качестве связного. Как-то раз, отправившись при порыве связи из штаба к командиру взвода с донесением, отстал от своей части.

— Ночью нас должна была другая часть сменить. Я об этом командиру взвода доложил, отправился обратно. А на Украине темень ночью — глаз выколи. Я заблудился, когда вернулся в штаб, смотрю — там уже нет никого. И подходящих частей не видно. И, главное, тихо очень, даже по звуку не сориентируешься. Встретил там ещё одного из своих, он тоже потерялся. До утра мы плутали, а, как рассвело, увидели неподалёку наши «катюши».

Пошли туда, покаялись командиру части. Он посоветовал идти в село неподалёку, где стоял запасной батальон. Так мы в ту свою часть больше и не попали.

Из запасного батальона Николая Петровича «завербовали» в зенитчики. Состоял он в пулемётном расчёте, обслуживавшем крупнокалиберный пулемёт ДШК, который был предназначен для того, чтобы сбивать вражеские самолёты.

— И сбивали, — говорит ветеран. — До 10 самолётов сбивали за один бой. Но кто точно из нас отличился, выяснить было невозможно, по самолётам били все имеющиеся в полку пулеметные расчёты. На озере Сиваш, на Русском острове, когда охраняли мост, переброшенный с Большой земли на Крымскую, маршал Талбухин приказал разместить наши расчёты на плотах прямо на воде, чтобы удобней стрелять было.

Мы, зенитчики, не пешком передвигались, на машинах, полуторках. Это было, по сравнению с пехотой, очень хорошо и удобно. Помню, нам на расчёт пищу выдавали на всю неделю, раз уж мы её везём, а не несём. Выдавали ещё махорку. Я не курил, не пил, а два моих товарища (в расчёте три человека) курили. Так как получалось — я им свою махорку отдам, они курят. А мне делать нечего – я потихоньку свою буханку за день и съедал. А потом голодный сидел. И мы что придумали: я им отдавал свой хлеб, а они мне свою махорку. Вот попросят они: «Дай табачку», а я им: «А вы мне хлебушка отрежьте». Они: «Нет, рано ещё». А я: «Тогда и курить потом будете». Так спасали друг друга, чтобы припасы быстро не заканчивались.

Николай Петрович прошёл всю Европу, побывал в столицах Румынии, Польши, Чехословакии, Австрии, Венгрии. До Берлина их часть не дошла всего три километра, осталась за пределами города.

— Когда в Австрии были, въехали как-то в лес. Деревья огромные, аллейки чистые, как будто сегодня кто подмёл. Командир у нас был хороший. Приказал полку остановиться и сойти с машин. А потом вышел вперёд и говорит: «Ребята, запомните этот момент. Вы находитесь в Венском лесу». Я этот лес действительно навсегда запомнил.

В Венгрии проезжали громадный винный склад. Командир тоже остановил полк и завёл нас внутрь посмотреть. Склад был — как футбольное поле, бочки огромные, до потолка. Мы ещё думали — как же их затащили сюда? Оказывается, они разборные, эти бочки. Посмотрели мы, поудивлялись, поохали, но вина не пили, правда.

Демобилизовавшись в 50-м году, Николай Петрович приехал в Ростов. Поступил в кинотехникум. И познакомился там со своей будущей женой Верой Александровной.

— Она работала у нас буфетчицей, — рассказывает он. — Я её как увидел — сразу она мне понравилась. Такая красавица!

...Николай Петрович и Вера Александровна вместе вот уже пятьдесят пять лет.