rerererererererere

Ростов - город
Ростов -  Дон !

Яндекс.Метрика
Поиск - Категории
Поиск - Контакты
Поиск - Контент
Поиск - Ленты новостей
Поиск - Ссылки
Поиск - Теги

Треугольнички

Треугольнички

243Уже давно бабушка болела. Как-то раз мама дала мне в руки диктофон, бабушкины лекарства и велела пойти поговорить с ней, попросить рассказать что-нибудь интересное из её жизни. И бабушка Эля рассказала мне про войну, про то, как её папу забирали на фронт. Это было 10 лет назад. Я нашла ту кассету и расшифровку, написанную от руки.

Тогда это интервью было для меня то ли повинностью (стыдно сказать!), то ли просто очередной бабушкиной историей, которые она обычно рассказывала на ночь. Но откуда же я могла знать, что эта бабушкина история станет последней? Тогда казалось, что ещё куча времени, что бабушка поправится, будет как прежде бегать стометровки и расскажет ещё много чего интересного.

...Она косо посмотрела на диктофон, прокашлялась. Несколько минут мы просто поболтали, а потом она начала рассказывать.

Повестка

«У тёти Стеши был муж, морской офицер, и его забрали в армию, как только началась война. И папу с ним тоже забрали. По-моему, в один день и забирали. Тогда вот 22 июня началась война, а 30-го числа уже повестки всем прислали. А папа был командиром в Красной Армии, поэтому его забрали почти сразу. И вот принесли эту повестку. Папа, наверное, чувствовал, что больше он нас не увидит, что это было последнее наше свидание.

У нас в Нефтегорске не было железной дороги, и нужно было до неё ехать на машинах 12 километров до станции Апшеронская. А там уже была железная дорога, которая соединяла города юга России: Краснодар, Ростов и т. д. И провожающие почти все поехали на эту станцию. И мы с Таей (бабушкиной сестрой, — прим. авт.) поканались (поспорили), кто поедет провожать папу. Мама, естественно, едет, а кого она возьмёт из нас — было неизвестно, потому что всем же нельзя ехать: это ж сколько машин надо! Так что можно было взять только одного ещё человека. Поехала я.

И вот мы приехали на эту станцию. На первой платформе стоял длинный-длинный товарный состав. Двери широко раскрыты, и там полно призывников: старых, молодых — разных. Папа стоял в первых рядах. Сначала он нас расцеловал. И такой он был печальный, что уже и мы почувствовали, что мы его больше не увидим. И я сильно-сильно плакала на этой станции. Потом закрыли эти двери, поезд тронулся, папа уехал. А мы приехали в Нефтегорск, пришли домой заплаканные, несчастные и легли спать.

Ты чего смеёшься?

244А утром, когда мы проснулись, мама подошла ко мне и говорит:

— Ты чего смеёшься?

А я говорю:

— Я не смеюсь.

— Как не смеёшься? Ты смеёшься.

— Да не смеюсь я, мам.

Она тогда стала щупать мне лицо. А у меня, видно, от переживаний парализовало одну часть лица. И одна часть лица разговаривает, и губы шевелятся, и щека, а другая, как мёртвая. И получается, что я вроде как кривлю рот и вроде как смеюсь — такое вот впечатление. Мама, конечно, испугалась, схватила меня, повела в поликлинику. Там меня потихоньку вылечили, всё стало отходить.

Детали

Папа попал на Калининский фронт. Это около Москвы. Присылал нам треугольнички. Конвертов не было, это ж целое состояние, поэтому брали лист бумаги, заворачивали в форме треугольника, бросали в полевую почту и отправляли. И эти письма доходили все, а марок никогда не клеили. Почтальоны просто мешками носили эти письма.

Да, а до этого папа работал в Западной Белоруссии. И там он маме, мне и Таечке (сестре) купил часы. А так как ни у кого часов не было в нашем посёлке, тем более у детей, то, когда я шла по посёлку, народ оборачивался и говорил: «Девчонка идёт, а у неё настоящие часы!» Это была, знаете, как сенсация».

В такие моменты бабушкиного рассказа я получала истинное удовольствие: детали были моей любимой частью истории. Устройство ледника, в котором когда-то они хранили продукты; тюль, который висел в зале; кровать, которую бабушка с дедушкой возили по всему Советскому Союзу; одежда; бабушкины школьные тетради и ранец... Всё это бабушка описывала так, что перед глазами возникали кадры из исторического фильма, режиссёром которого была я сама. Бабушка, видимо, тоже очень любила детали.

«В 41-м году, получается (я 1926 года рождения), мне было 15 лет. Я ходила в школу. Папа подарил мне ручку. И у меня была такая красивенькая серая ручка, и мне завидовал весь класс. И однажды я уронила эту ручку в классе на пол и разбила её: лопнул колпачок. И я так горько плакала, как вроде бы почувствовала, что что-то случилось. Как сердце подсказывало.

Я так думаю, что в этот день не стало папы, потому что прошло время, и нам пришло извещение, что папа умер в госпитале в городе Магнитогорске. А мама очень боялась, что, если она мне об этом скажет, со мной что-нибудь случится. Она сразу вспомнила, как я провожала папу и как я это дело пережила, поэтому она волновалась, что, скажи она мне сейчас, я тут и грохнусь и всё, и у неё ребёнка (т. е. меня) больше не будет. Поэтому она решила встретить меня из школы. И вот я иду из школы, а она идёт мне навстречу в белом пуховом платке, и лицо у неё такое же белое, как этот платок. А я, когда увидела её лицо, сразу спросила: «Мама, что-нибудь случилось? Ты получила письмо от папы?» Она говорит: «Нет, пойдём домой». Мы с ней повернули и пошли к дому. И вот, когда мы подошли к своему подъезду, она взялась за перила и потеряла сознание. А в доме, конечно, все знали, потому что если присылали похоронку, то узнавал не то что дом — весь посёлок, что такого человека уже нет в живых. И когда она упала, я бросилась к ней, тут повыскакивали соседи, стали поднимать её: «Нина! Нина! Нина!» Ну и сказали, что пришла похоронка на папу.

А врач, которого папа перед смертью очень просил, чтобы он сообщил нам, написал: «Ваш муж умер в таком-то госпитале. Сообщите, куда отправить вещи и деньги».

И тут, через несколько дней, пришли немцы. А когда их уже прогнали, то мы писали в этот Магнитогорск, но никакого ответа не получили. И так и не знаем, где могила моего папы, а твоего, Женя, прадедушки. Вот так».

Оказывается, эту историю я слушала не одна: в дверях стояли мама с папой, но было не слышно, как они вошли. Бабушке нужно было снова принимать лекарства, а я ушла в задумчивости из комнаты...

Это было 10 лет назад. Сейчас эта история, все эти детали и подробности не кажутся мне только бабушкиной историей или историей только лишь моей семьи. Эта история как будто общая.

По её биографии можно изучать географию страны

Губская Эльвина Петровна. Родилась в Новочеркасске 31 октября 1926 года. Школу закончила в Нефтегорске, а высшее образование получала в Краснодаре в институте пищевой промышленности (табачное производство). По распределению после института послали в Душанбе. Там она отличилась: работая начальником ОТК, заметив брак, остановила производство. И отказывалась его запускать, пока не устранят неполадки (в это время ей было 20 лет!).

В Душанбе она познакомилась с будущим мужем — Львом Абрамовичем, военным, который тоже попал туда по распределению. Там же родилась её дочь Наташа. А сын Саша уже на Курильских островах (острове Кунашир), где на завтрак, обед и ужин были крабы, которые не всегда помещались в ведро, их там должны были варить. Железная кровать, которая считалась по тем временам роскошью, ездила за семьёй по всему Советскому Союзу.

В 1960 году Льву Абрамовичу дали назначение в Ростов начальником армейской лаборатории ОПЛ-19. А Эльвина Петровна пошла работать на табачную фабрику: сначала технологом табачного цеха, потом начальником этого цеха, пока не дослужилась (уже на второй фабрике) до начальника ОТК, и 20 лет она была в этой должности. И хотя все на производстве знали её крутой нрав, а особенно директор фабрики А.И. Чибисов, её долго не отпускали, и она проработала на фабрике еще 15 лет после выхода на пенсию. Умерла в 2005 году.

Фото из семейного архива
«Ростов официальный», № 35 (926) от 29.08.2012
.