РЫБНЫЙ САДОК ЕВРОПЫ

Ещё столетие назад Дон отличался таким фантастическим обилием рыбы, что все учебники географии называли наш край «рыбным садком Европы». Вот перед вами случай, увековеченный в воспоминаниях донского эмигранта, профессора Н.В. Фёдорова, изданных в 1994 году.

Один старый казак сел в долблёную лодочку-каюк, переправился через Дон, чтобы забрать теленка, и медленно стал грести обратно. И тут, «достигши середины реки, - рассказывает Федоров, - он вдруг увидел странную картину. Против течения к нему приближался водный вал наподобие стены, и впереди этой стены прыгала и играла рыба. Он посмотрел вверх по течению и увидел такую же картину. Рыба билась и плескалась, рассекая воду и поднимая в вечерний воздух мириады брызг-капель. Старик от удивления застыл - это двигались навстречу друг другу две гигантские стаи рыб. Рыбы было так много, что она подняла каюк, он закачался, теленок выпрыгнул в реку и неминуемо должен был утонуть... Но он все прыгал и прыгал по рыбе(!), пока не достиг берега!»

Случилось это в середине XIX столетия. А в пятидесятые послевоенные годы можно было застать дедов-станичников, которые похвалялись тем, что «до германской войны мы эту рыбу сапетками (корзинками] прямо из воды вынали и ишшо телегами отвозили». Избыток рыбы шёл на корм скоту, а подсушенным че баком (которого тогда и за рыбу-то не считали) топили печки-«грубки» в Ольгинской и Старочеркасской. «Она хорошо горела, тольки коптила малость», - сетовали станичники.

В июне, когда донской разлив окончательно спадал, в лужах оставалось гибельное количество рыбы, которую не успевали собирать. При высыхании этих луж и ендов (озёр) в жарком июле-августе рыба загнивала, заражая воздух на километры вокруг. По одной из версий, именно из-за последнего обстоятельства возникло название станицы Гниловской (до 1805 года - Гнилая Тоня). По другой версии, рыбаки на гниловском берегу пудами вываливали внутренности потрошёных рыб, которые копились здесь гниющими горами.

Рыбы в Дону водилось не только много, но она была и разнообразна. Характерно то, что никто тогда прудовым рыбохозяйством не занимался. Это было бы смешно, когда пудовые осётры по весне громадными косяками сами заплывали в озёрные закоулки тогда ещё полноводного Аксайского займища. Шли на нерест из дельты Дона и Азовского моря, которое в те времена было пресноводным до такой степени, что многие географы утверждали, будто бы оно озеро, а не море. Никто не удивлялся тогда пойманным белугам размерами с откормленного дельфина (втащить белугу в лодку могла только целая артель рыбаков). Бычок считался никчемной бросовой рыбёшкой. Ныне это ценная порода и исчезающий вид, поскольку бычок не терпит загрязнения воды. Сейчас ещё можно увидеть на ростовских базарах рыбца, чаще всего прудового, искусственного происхождения. Много прудового гибрида, а тогда его и в помине не было, зато в крайнем изобилии на городских базарах начала века были представлены тарань, севрюга, чехонь, краснопёрка, сом, сазан и особая донская сельдь. И готовили её по-особому: заливали не уксусом, а лимонным соком, затем жарили и подавали на специальном овальном блюде, обкладывая рыбину паштетом из раковых шеек. Щука в старину у казаков деликатесом не считалась. Её иной раз из сетей выбрасывали. Зато щуку очень ценили ростовские евреи, считая ее основой своего рыбного стола. Исключительно донскими блюдами считались стерлядь на шампанском, рыбец тушёный, лещ запечённый или начинённый кашей, перемешанной с икрой, уха по-елизаветински, уха из краснопёрки по-старочеркасски, карп тушёный с белым вином. Вообще на ростовском базаре редко можно было встретить солёную или копченую рыбу, поскольку регулярно к обеду на прилавки доставляли свежайший улов прямо из сетей. Сами рыбаки-артельщики тут же, на берегу, сортировали всё это и спешили отправить на базар. По данным краеведа Н.И. Бусленко, цены на рыбу в Ростове 1913 года были такими: за чебака просили 2 копейки (а в июне-июле - копейку или полкопейки), за десяток селёдок - копейку.

Три чехони можно было сторговать тоже за копейку. Тарань шла по три копейки за дюжину. Белую рыбу продавали на штуки. За тысячу штук давали 3 рубля 90 копеек серебром. Пуд красной рыбы можно было сторговать за 80 копеек серебром.

Насколько это сопоставимо было с тогдашними заработками? Человек, стоявший на самом низу общественной лестницы, скажем босяк-грузчик в Ростовском порту, за световой день таскания мешков на расстояние не больше 15 сажен имел 3 рубля 75 копеек, а в «забой», то есть аврал, - 4 рубля 70 копеек. Катальщик тачки, так называемый «качура», имел 3 рубля 25 копеек. Меньше всех получал мальчишка-подросток на мукомольном производстве или прачка - 1 рубль 25 копеек в день. Но в любом случае от голода в тогдашнем Ростове не умирали.

Рыбное изобилие спасало самых бедных дончан во все времена. Ещё Н. Карамзин писал, что, имея соль, огниво, сеть или острогу, на Нижнем Дону голодать невозможно.

Смертельный удар нашим рыбным богатствам нанесло возведение Цимлянской ГЭС, Константиновского и Николаевского гидроузлов, а также загрязнение донских вод, начавшееся в период советской индустриализации. Но речь сейчас о другом...