ПРИСЛУГА, ИЛИ СТРАДАНИЯ «РЕСТОРАННОГО ЧЕЛОВЕКА»

Задумывались ли вы, отчего это в дореволюционной России все господа обязаны были говорить по-французски (а кто не говорил, тот считался плебеем)?

Так вот, всё это из-за прислуги - чтоб она не могла понять, о чём это там господа «лопочут». Чтоб не выносила на улицу сплетен о хозяевах. И так было во всей Европе, кроме самой Франции. Оно и понятно - во Франции все говорят по-французски, даже маленькие дети. Поэтому французские господа тоже не говорили на родном языке, а терпеливо учили... итальянский. Свободно говорить «на языке Петрарки» у парижского бомонда было так же престижно, как в России на французском.

Но в первые годы двадцатого века французская «мода» уже перестала быть «господским языком» на Руси. Он слишком широко распространился в стране. Настолько, что на французском стали болтать дочки чуть ли не каждого купца и телеграфиста. И тут русский бомонд нашёл выход: из Петербурга пришла мода на английский язык и английский стиль жизни.

Вообще, жизни без прислуги не мыслил ни один человек, который хоть на вершок приподнимался над чертой бедности. Самый занюханный мелкий чиновник обязательно имел кухарку. А уж представитель среднего класса, скажем учитель гимназии, имел и кухарку, и горничную, и экономку. Жена учителя никогда с тряпкой по углам не лазила и самолично посуды не мыла. Это, видите ли, считалось унизительным для интеллигентной барыни, даже если она ходила в стоптанных ботинках, дырочки в которых замазывали чернилами.

Потеря места постоянного дохода, а следовательно и прислуги, оборачивалась для семьи такого служащего полной бытовой катастрофой, когда интеллигентская квартира по уши зарастала грязью.

О богатых и говорить нечего. Чем больше прислуги, тем престижнее считался дом. Это представление было унаследовано со времен крепостного права. Даже при моде на умеренный «английский стиль» минимальное количество прислуги исчислялось в 12 человек. Это для такого приличного особняка, как дом-резиденция Парамонова-старшего (Елпидифора) на улице Мало-садовой (теперь Суворова, в помещении бывшего «Политпроса») или дом градоначальника Балабанова в Нахичевани. Штат таких домов должен был состоять как минимум из приходящей посудомойки, кухарки или повара, экономки, кухонного мужика, сторожа, горничной или двух горничных, садовника, камердинера и домашнего лакея (часто эти должности совмещались в одном лице - «для экономии»), выездного лакея, кучера, приходящего ламповника, приходящей поломойки.

И это не считая детской прислуги: кормилицы, нянечки, сменяемой на бонну, домашних учителей или гувернанток, включая обязательного учителя танцев и музыки, не говоря уже о кровно необходимом учителе французского языка.

Управлял всем этим домашним скопищем мажордом, или дворецкий. Причём по внешности и манерам этот господин зачастую был более респектабелен, чем сам хозяин (особенно если хозяин был из числа природных, коренных неотесанных ростовцев, этих «новых русских» XIX столетия), тем более что дворецких старались нанимать из числа обедневших, но заносчивых польских шляхтичей.

Неудивительно, что самые большие ростовские и нахичеванские особняки казались тесноватыми и густонаселёнными. Причём только старшая прислуга имела свои комнатушки. А вот кухарке, к примеру, полагалось спать на кухне, кучеру и домашнему лакею - где-нибудь под лестницей или в коридоре на сундуке, поближе к спальне хозяев. Считалось, что прислуга должна быть готова услужить в любое время суток. Поэтому прислуге лучше не уединяться в отдельных комнатах. Также и будили её в любое время суток при помощи колокольчика или электрических звонков, вошедших в моду в начале XX века.

Если мажордомами в богатый дом нанимали, как уже говорилось, поляков, то лакеями предпочитали видеть немецких парней или, на худой конец, более дешёвых «чухонцев» - белобрысых прибалтов и финнов. Ростовские газеты пестрели объявлениями о «выходцах из Остзейского края» или о «подданных Германской империи», желающих наняться в лакеи к русским господам и хвалящихся своей «благонамеренностью, трезвостью и приличным поведением».

«Приличное поведение» заключалось в том, что эти представители Запада были молчаливы, не по-русски чистоплотны, пунктуальны и не вороваты (сказывалось протестантское воспитание). Главным их достоинством было умение совершенно бесшумно передвигаться по дому и «не дышать» в присутствии хозяев.

Более низкооплачиваемые русские лакеи имели привычку допивать вина из хозяйских бокалов, заглазно передразнивать господ и сплетничать о них (тут даже французский язык не помогал). Однако в глазах господ у «туповатых» немцев и «чухонцев» перед русскими слугами был существенный недостаток. Немца нельзя было назвать «скотиной», «свиньей», «этакой канальей», «подлецом», «хамом», нельзя было бить его по щекам и мазать горчицей его лакейскую «харю».

Вообще, в старой России считалось, что рядовой представитель «сферы услуг» (лакей, полотёр, официант, коридорный) стоял чуть выше проститутки и чуть пониже швейцара и дворника. Одним словом, «услуживающих» долго за людей не считали. Хотя обычное обращение к ним было - «человек» или «любезный» - в эти слова вкладывался легкий презрительный оттенок. (Поэтому в каждом богатом ростовском доме было два входа: один - парадный, для господ, а для «людей» - «чёрный» ход).

Сам же «человек» должен был быть немногословен. В разговоре с клиентом или хозяином допускались только стандартные формулы: «Чего изволите-с», «Премного благодарны-с», «Не могу знать-с» и тому подобное. Причём добавление «с» являлось сокращением слова «сударь». Наличие этого добавления в речи указывало на подчинённое холопское, «хамское», положение говорившего.

Особая история вышла с ресторанным официантом. Долгое время по традиции на эту работу набирали преимущественно татар. (Целые села в Казанской губернии поставляли ресторанных лакеев во все крупные заведения России, в том числе и в Ростов).

Думали, что мусульмане, которым спиртное запрещено Кораном, не будут допивать из рюмок и покушаться на ресторанные спиртные запасы. Возможно, что когда-то этот метод и приносил результаты. Однако последующие поколения «ресторанных человеков» из числа татар столь успешно проходили процесс русификации, что со временем «квасили» не хуже своих славянских коллег.

В целом же ресторанные лакеи были самым униженным классом во всей сфере обслуживания - по причине того, что зачастую жалованья для них вообще не предусматривалось (!) и они полностью зависели от чаевых.

Ради тех чаевых «человеки» терпели невероятные унижения и побои со стороны богатых посетителей. Тогдашние «новые русские» практиковали не только упомянутой мазкой лакейских и официантских физиономий горчицей, но и заставляли «услужающих» выпивать уксус бокалами, проползать под стульями, устраивать соревнования по хрюканью, терпеть битье подносом по голове или поливание соусом.

За унижения клиенты тут же расплачивались традиционным способом - наклеиванием на лакейские лбы «сотенных кредитных билетов». (Это были по тем временам громадные суммы).

Причём официант обязан был униженно благодарить «его степенство».

Все это - классика русских ресторанных развлечений. Но после февраля 17-го и в этой сфере произошла своя «революция». Расхрабрившиеся официанты и лакеи удивили тогда всю Россию, выйдя на улицы Ростова, Харькова, Москвы и Петербурга по призыву своего профсоюза с плакатами: «Долой чаевыя подачки!», «Требуемъ отменить унижение трактирныхъ служащихъ!», «Мы заставимъ уважать в официанте человека!».

Однако на фоне последующих великих и грозных событий этот благородный бунт официантов был скоро забыт.