ПОЛИЦЕЙСКИЙ

Сколько стоила полицейская честь?

«Раз-два - и в морду!»

Как ни странно, но всех полицейских чинов на 120-тысячный Ростов в 1905 году было только 57 (!) Правда, еще около тысячи дворников были мощным резервом полиции, её внештатными сотрудниками. Как заверещит страж порядка в свой свисток, так сразу около него вырастают два-три дворника из ближайших подворотен.

Весь Ростов был поделен на пять полицейских «частей», а «части» на «околотки» - во главе с «околоточными надзирателями», по-нынешнему - участковыми. Чуть что не так - без объяснений «в мор-р-рду!» (разумеется, не всякому гражданину, а тому, у кого, по мнению полицейского, морда, а не лицо). Малость человек почище и поприличнее, отношение к нему поосторожнее и физиономия его в большей сохранности, а уж совсем хорошо одетым господам городовые подобострастно отдавали честь, по-офицерски щёлкая каблуками. Правда, настоящего щёлканья не получалось, ибо стражи порядка носили форменные галоши, надетые на сапоги. Причём на тех галошах имелись специальные вырезы для шпор. В общем, фигура полицейского соединяла в себе грозный вид с комичностью. Полицейские отличались свирепыми или деланно свирепыми физиономиями. В полицию именно таких и подбирали - наиболее ограниченных, исполнительных и жестоких, из числа отставных армейских унтеров и сверхсрочников. Городовому предписывалось иметь усы, медный знак с гербом города, тяжёлую негнущуюся шашку, прозванную в народе «селёдкой». Она заменяла дубинку, поскольку хозяин её орудовал ею, не вынимая из ножен, а если и вынимал - толку было мало, ибо уставами «селедку» не полагалось затачивать. Орудием убийства у полицейского служил только револьвер системы «Смит энд Вессон», специально закупаемый в Америке. И носили его стражи порядка совсем не по-ковбойски, а в глухой кобуре, пристёгнутой длинным шнуром, который заканчивался петлёй с подвижным медным хомутиком не где-нибудь, а на... полицейской шее, что делало городового ещё более похожим на злого пса!

Вообще «псами» ростовцы называли полицейских весьма охотно, равно как и «мордами», «опричниками», «шкурами». Последние два определения любили употреблять представители либеральной интеллигенции.

Ненависть простолюдинов к полиции достигала в Ростове гигантских масштабов и однажды вылилась в форме грандиозного погрома всех полицейских участков в городе и сожжения полицейских архивов. Произошло это достопамятное событие 2 апреля 1879 года по инициативе толпы портовых грузчиков и «сознательных рабочих». В тот день город оказался полностью без власти - к великому удовольствию всех уголовников. Полицейские чины в ужасе разбежались и попрятались, а сам полицмейстер укрылся в соседней Нахичевани. И только присланные наказным атаманом из Новочеркасска войска восстановили порядок. Впрочем, и в «мирное время» в Ростове имелись такие закоулки и целые районы, куда стражи порядка в одиночку боялись сунуться и днем. Это Нахаловка, Затемерницкое поселение. Нахичевань Ростовский «футогон», 1913г. тоже не отставала. В ней находился так называемый Горячий край (31-я, 33-я, 35-я линии), кишевший хулиганами «серыми» и настоящими бандитами. Нечто вроде одесской молдаванки. В фешенебельных районах обоих городов, напротив, царили мир и образцовый порядок, поскольку полиция там, где она хотела, могла работать очень эффективно, тем более что обыватели очень боялись стражей порядка. Иного и быть не могло, поскольку полиция была в полном смысле слова муниципальной, содержащейся на средства Городской Думы и налогов с обывателей. В знак этого каждый полицейский носил медную бляху с гербом города Ростова - «В голубом поле башня, изображающая преграду от набегов соседственных народов хищных и поверхность нашу над ними...»

Хотя содержание это было очень скудным. Жалованье рядового составляло каких-то жалких 20 рублей в месяц и равнялось доходам прачки или кладбищенского сторожа. (Впрочем, существовала ещё небольшая доплата за выслугу лет).

«Сами прокормятся», - говорили по этому поводу городские власти, зная о величайшей способности стражей закона по части обирательства, вымогательства и взяткобрательства. Даже простое отдание чести с прищёлкиванием шпор эти господа умудрялись превращать в доходный ритуал. Выглядело это так. По праздникам околоточные и просто рядовые ходили по приличным домам со словами: «Просим хозяевам засвидетельствовать наше почтение-с». Служивому по обычаю прислуга выносила рюмку водки и серебряный пятачок на подносе. Полицейский выпивал рюмку, забирал пятачок и со словами «честь имеем!» удалялся, направляясь к следующему подъезду.

Отсюда и поговорка: «Полицейской чести - пятак цена».

Но полицию не любили не только за мелкое вымогательство. Редкий день в околотке кого-нибудь не избивали. Главным образом безобидных бродяг, беспаспортных мужиков и просто «подозрительных типов». История сохранила доподлинное высказывание таганрогского полицмейстера Л.А. Астахова: «Воту меня, господа, бывало, велось следствие, так можно сказать, следствие. Раз-два и в рожу».

Но полицию терпеть не могли и вполне положительные солидные высококвалифицированные рабочие и мастера, получавшие по 40-60, а то и по 80 рублей в месяц. Они смотрели свысока на 20-рублёвого «держиморду», умеющего только махать «селёдкой» и крутить руки бомжам. Городовой платил рабочему тем же. Он мог в любой момент заехать в зубы мастеровому за «непочтительный ответ», разогнать самое безобидное «сборище», вломиться в любое время суток в его мазанку, ибо для многих категорий населения в России не существовало конституционного права «неприкосновенности жилища». Да и самой конституции в самодержавной России не было. Это, кстати, и послужило одной из причин революции и краха этой громадной полицейской империи.