СТУДЕНТЫ И ПРОФЕССОРА

«Виват, Академиа, виват, профессорес!»

84 года назад состоялось событие, которое на все последующие десятилетия «определило культурное лицо Ростова». С величайшим торжеством был открыт долгожданный университет, эвакуированный из Варшавы из-за германского наступления 1915 года.

«Не было бы счастья, да несчастье помогло», - говорили ростовцы, намекая на поражение русской армии, благодаря которому на берегах Дона в одночасье оказались все пять факультетов престижного и старейшего в стране Варшавского университета со всей профессурой и 724 студентами. Да в привесок к ним несколько сотен элегантных варшавянок - студенток Высших женских курсов и женского медицинского института. Через несколько месяцев в состав студентов влилось 1245 ростовцев.

Преподавательский состав университета, который таким счастливым образом заполучил Ростов, оказался блестящим. Большинство из профессоров сделало ученую карьеру в Петербурге и в Варшаве. Они имели всеевропейскую, а некоторые и мировую известность. И прежде всего Сергей Иванович Вехов, который и стал первым ректором «Варшавки» в Ростове.

Недаром о нём вспомнили в год восьмидесятилетия нашей высшей школы и предложили назвать университет его именем. (До этого РГУ носил имя Суслова, ещё раньше - Молотова, белого атамана Багаевского, императора Александра Благословенного). С.И. Вехов был выдающимся филологом, перед знаниями которого склоняли головы научные авторитеты самого Оксфорда! Вехов считался ведущим латинистом в Европе. Без остатка погружённый в мир Горация, Цицерона, Сенеки и Светония, он обладал феноменальной памятью и потрясал студентов способностью наизусть и без ошибок читать целые главы из Тацита.

В числе славнейших был и профессор Л.И. Ивановский - фигура мирового масштаба, равная по значению Тимирязеву. Он один из отцов-основателей новой тогда науки - вирусологии. В этом же ряду профессор Иоанникий Малиновский - математик, чудом не расстрелянный в 1920 году и впоследствии ставший академиком. Профессор Д.Д. Мордухай-Болтовской прославился не только за математический гений, но и за поразительно смелое и независимое поведение в страшные тридцатые годы. П.В. Верховский, Н.А. Богораз, М.Д. Чаусов, Г.В. Вульф... Их знала Европа. Знала их и Россия. Имена нескольких ростовских ученых попали в самую престижную энциклопедию - Брокгауза и Ефрона. Некоторые наши светила воспользовались этим обстоятельством, чтобы в 1920 году бежать на Запад вместе с Белой армией, веря, что с их знаниями они там не пропадут (профессора А.И. Игнатовский - медик, К.С. Аганджаньянц - психиатр, А.А. Жандр - медик). Но большинство обречённо остались в Ростове, при новой власти, считая науку выше политики, хотя они и рисковали повторить участь профессора физики А.Р. Колли, расстрелянного в феврале 1918 года.

Впрочем, когда профессора прибыли в Ростов в 1915 году, они ещё не предполагали, что это навсегда, поскольку первое время все вокруг говорили, что «Варшавка» остается здесь только на период войны. Соответственно вели себя и некоторые светила, высказывавшие откровенную досаду. Так, профессор А.М. Евлахов резанул в глаза отцам города, да не где-нибудь, а на торжественном открытии университета: «Судьба хотела посмеяться надо мной и после Варшавы приготовила мне Ростов». Это было явной неблагодарностью, ибо переполненный беженцами город с полупустой казной принял университет достойнейшим образом, потратив на его благоустройство и на жалованье профессорам полтора миллиона полновесных золотых рублей.

Отцы города смиренно терпели всё высокомерие варшавян, подгадывая: «Нам бы только университет заполучить. А этим, которые слишком носом крутят, замену найдем. Пусть катятся. Университета с собой они уже не заберут». Хитроумные ростовцы как в воду глядели. Дело в том, что старый Варшавский университет, переехавший в Ростов, числился «русским, императорским». Немцы же, как только заняли Варшаву, в пику России открыли «польский национальный университет» (тем более, что они захватили всю университетскую библиотеку и оборудование лабораторий). Так в 1915 году одновременно оказалось два варшавских университета. Причём открытие их состоялось почти день в день. Для Ростова это означало, что «Варшавка» застряла на донских берегах навсегда. Уже в 1916 году университет перестал называться Варшавским, в 1917 году императорским и был переименован в Донской, а при Советах - в Северо-Кавказский. Но, несмотря на все переименования, ростовцы по старой привычке ещё долго называли свой вуз «Варшавкой», имея в виду западноевропейские студенческие традиции, которые причудливо переплелись с местными реалиями. Ростовские студенты 1915-1919 годов долго ходили в цветастых корпорантских шапочках германо-скандинавского образца, называли друг друга «буршами» и «вагантами» (странствующими студиозусами), даже напивались не по-староростовски, а «по-вагантовски» - под аккомпанемент латинских тостов. Соблюдали средневековый обряд посвящения в студиозусы (поливание водой и чернилами, дёрганье за волосы и т.д.). Все это называлось по-латыни «беаниумом». Вообще латынь была в большом почёте. Сегодня дико даже представить ростовское студента, распевающего во всё горло: «Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус!» «Гаудеамус» звучал в Ростове очень широко. Так назывались и университетская газета, и винный студенческий погребок Айвазова. Городской оркестр исполнял «Гаудеамус» при появлении групп студентов в парке.

Господствовавший западнический тон в Ростове задавали студенты-поляки, хотя они и были в меньшинстве (244 человека). Славянофильствующие русские студенты (1876 человек), состоявшие почему-то преимущественно из бывших семинаристов, а также ростовских «мещан и цеховых», соревновались друг с другом в составлении церковных хоров. По свидетельству профессора Парийского, русские и поляки в «Варшавке» совершенно не разговаривали между собой. Однако дух всепереваривающего интернационального Ростова проявился и здесь. Уже через пару лет, к 1917 году, контингент учащихся, сильно разбавленный армянами, евреями, казаками, иностранно-подданными и прочими, так безбожно перемешался, что от национальной ограниченности мало что осталось.