РОСТОВ - КАЗАЧИЙ ГОРОД

Общеизвестно, что наш Ростов - город многонациональный. Очень и очень бросается в глаза Ростов армянский, тем более что армянская Нахичевань слилась с Ростовом, и ныне, словно бы в насмешку, официально называется Пролетарским районом города Ростова, хотя, по определению Карла Маркса, памятник которому тоже как бы в насмешку стоит в центре Нахичевани, армяне являются «одной из наиболее ярко выраженных чисто буржуазных наций». В скобках заметим - хорошо сказано.

Много писали и о еврейском Ростове. И в этой книге, которую вы сейчас держите в руках, повествуется тоже.

Был в свое время и Ростов татарский. Ведь первые крупные торжища назывались в Ростове «Татарскими базарами», и было это ещё во времена крепости Димитрия Ростовского. Татары, подобно евреям, любили кучковаться вместе. До революции татарскими кварталами считались районы, прилегающие сегодня к улице Красноармейской и Ипподрому. В те далекие времена эта местность была малозаселённой. Здесь находились «городские выгонные земли», Сенной базар, огромные загоны для скота и горы окаменевшего навоза.

И татары селились поближе ко всему, что связано со скототорговлей, ибо тогдашние татары ещё сохраняли связь со степным прошлым своего народа.

Был в Ростове ещё один народ, сохранивший связь со степью и живущий компактно. Впрочем, даже не живший, а наезжавший. Это калмыки. Когда был скотопродажный сезон и из степей нагоняли тысячные стада овец и лошадей, то калмыки ставили свои юрты прямо на городском выгоне и набивались во все близлежащие окраинные мазанки и халупы. Самое интересное, что калмыки привозили с собой большой разборный храм-хирул, где всю дорогу шли богослужения. Так что несколько месяцев в году в Ростове можно было увидеть настоящих буддийских монахов и священников-лам и услышать их заунывные песнопения, которые сопровождались дутьём в циклопические трубы. Буддийские ламы освящали скотское поголовье, проходили перед стадами процессиями, распевая тибетские гимны и раскручивая молитвенные барабаны. «С ммани падме хум!» - на все лады повторяли эти желтые священнослужители.

Был ещё Ростов турецкий, то есть пара кварталов, примыкавших к набережной. Впрочем, турки, жившие там, были не домовладельцами, а самым бедным людом города. Большинство из них были временно проживающими, однако нет ничего более постоянного, чем временное. Для многих турок проживание в городе растягивалось на многие годы: они женились на ростовчанках и в конце концов сами становились ростовчанами.

О Ростове итальянском было уже сказано. Память об итальянцах, некогда довольно многочисленных, осталась на могильных плитах Братского кладбища да ещё в итальянских деревянных ставнях. О, как много было их, этих милых ставен, в домах старых ростовских кварталов!

О ростовских и донских немцах писать стали недавно, но достаточно много. Немецкий след в истории Ростова тоже был заметный. Достаточно сказать о пивзаводе, который у нас основали немцы, назывался он «Новая Бавария». В самом красивом месте Ростова, на краю высокого крутого откоса, стояла немецкая лютеранская церковь- кирха. Впрочем, об этом в настоящей книге тоже достаточно подробно говорится.

Короче, обо всех народностях писали. А вот о казаках - нет. А ведь Ростов в своё время был также и казачьим городом, не в меньшей степени, нежели сейчас армянским. И даже, возможно, ещё в большей степени. Дело в том, что самыми богатыми ростовцами в те времена были казаки! Именно казаки!

Ростов называют купеческим городом. Но вот что интересно. Большинство из этих купцов были выходцами из казачьего народа. Кто-то из них переходил в купеческое сословие, но даже и эти купцы по сословию продолжали называть себя казаками, а в документах писали: «купец такой-то гильдии из казаков». А была ещё и такая категория - «торговые казаки». На них-то долгое время и держалась почти вся экономика Нижнего Дона.

Самым богатым из всех богатых людей Дона был торговый казак Парамонов вкупе со всем своим кланом. Самые богатые, самые большие и самые красивые дома в Ростове принадлежали Парамоновым. Огромные склады, огромные даже по теперешним понятиям, - тоже парамоновские. Половина набережной была под Парамоновыми. Самые большие и самые старые шахты и рудники на Дону - Парамоновские. Причём многие шахты назывались по именам членов семьи Парамоновых. Например, самая старая шахта называлась «Елпидифор», были ещё шахты «Николай» и «Анна». Целые флотилии самых больших и современных по тому времени пароходов - тоже парамоновские. На Азовском и Черном морях тоже были парамоновские корабли.

Самый красивый и самый стильный дом в Ростове находится на Пушкинской. Это здание университетской библиотеки, которое выстроил Николай Елпидифорович Парамонов. Это был его подарочек своей жене Анне Степановне. Ныне сам облик этого дома, несмотря на старость и запущенность (дом построен в 1914 году) изобличает культурность и утончённость его хозяев. Это не купеческий дом. Это дом мецената, культурного человека, князя, графа... Во всяком случае, такое впечатление он производит.

Однако дом этот принадлежал донскому казаку. Сам хозяин Николай Елпидифорович любил подчёркивать своё казачье происхождение, а про его отца Елпидифора и говорить нечего. Тот называл себя не просто казаком, но ещё и урядником Войска Донского. И называл он себя так даже тогда, когда на старости лет стал самым богатым человеком Дона, и, возможно, всего юга России.

Вся пикантность в том, что урядник - это чин очень не большой - как сейчас сержант. В народной памяти на несколько десятилетий уже после революции так и значилось: «Дом урядника Парамонова». Это о доме на улице Суворова (бывший Дом политпросвещения), где до революции размещалась резиденция Елпидифора.

Были в Ростове и другие миллионеры-казаки. Это злейший конкурент Парамонова в области речных грузо-пассажирских перевозок, купец из казаков Кошкин. Пароходство Кошкина одно время было монополистом во всей акватории Дона.

Был и предприниматель-миллионер - казак Плугатырёв, в его честь на топографии Ростова осталась Плугатырёва балка.

«Механический заводъ Пастухова» - чугунные тумбы с такой надписью можно видеть сегодня на набережной Ростова. Это хорошая память о другом казаке- миллионере.

Казак-миллионер Попов... Именное него начался первый в истории города демократический общедоступный яхт-клуб, что находится ныне на Зелёном острове.

Начало истории Ростовского зоопарка, Ботанического сада, музеев и других культурных учреждений города тоже связано с именами богатых казаков-меценатов, начисто забытых сегодня. Забытых незаслуженно. Что же касается казаков-ростовчан попроще да победнее, то таких в старом дореволюционном Ростове было пруд пруди. Поселялись они обычно ближе к окраинам в небольших частных домишках с обязательными ставнями и крылечками-рундуками. Эти «рундучки» - такая же чисто казачья национальная принадлежность донской народной архитектуры, как и сквозные средиземноморские ставни и балкончики с пузатыми железными перильцами, оставшиеся от донских итальянцев. Эти деревянные крылечки - память о «городских казаках» начала двадцатого века.

Между прочим, городских казаков, переселившихся из станиц, женившихся на русских и сменивших образ жизни, называли «обрусевшими». Правда, в слово «русский» они вкладывали не столько национальный смысл, сколько социальный. Не быть русским значило не быть «мужиком», зависимым от господ человеком. При этом, несомненно, существовали и отличия чисто этнические, и довольно большие. Другие песни, другая национальная одежда, другой фольклор, другая кухня, другой говор, другие мироощения, другие традиции, другой генотип. Всё не такое, как у «русских» и «москалей» или «мужиков», «мурзланов», «кацапов», «иногородних», под которыми подразумевались жители центральной полосы России, покорные потомки крепостных русских крестьян. «Мы не москали, москали не мы», - писали представители казачьей интеллигенции, которая называла себя интеллигенцией национальной. А ещё «москалей» казаки именовали старинным и загадочным по происхождению словом «сипа». Производные от него - «сипу- ташка», «сип-сипович». А любая русская одежда называлась «сиповка».

В наше просвещённое время, то есть в начале XXI века, донских казаков в официальной науке договорились называть субэтносом великорусского этноса, что в переводе на обычный человеческий язык означает «просто народ», или «народ в народе», или «народ в стадии формирования». Все это, в общем, верно, хотя кое о чём можно и поспорить.

Но как бы там ни было, казачество было настолько самобытно, что его не мог переварить даже такой мощный многонациональный и всепереваривающий индустриальный супер-центр, как Ростов.

Совершенно вплотную, но не сливаясь, сосуществовали с Ростовом настоящие большие казачьи станицы Гниловская и Александровская (рядом с Нахичеванью). Весь уклад в этих станицах сохранялся традиционный, староказачий, не мыслимый ни для русского города, ни тем более для типичной русской деревни.

По утрам на кривых станичных улицах раздавался перестук медных колотушек. То казачки во всех без исключения домах готовили утренний кофе. Традиция, которой несколько веков. Кофе пили обязательно с... селёдкой. Тоже чисто донская заморочка. В обычной русской деревне представить такое невозможно, так же как невозможно представить себе русского крестьянина-хлебопашца, который сидел бы вечером на веранде своего дома на венском стуле или в настоящем кресле и курил бы сигару. А вот казака представить в таком виде можно, хотя он курил не сигару, а глиняную трубку с хорошим турецким табаком.

В этом смысле казак чувствовал себя маленьким барином, свободным человеком, по крайней мере свободным внутренне, не холопом. Именно для этого каждый, даже самый скромный казачий дом, имел веранду, этакий балкончик для чаепития вечерам и кофепития по утрам. Назывался он по-казачьи - галдарея, то есть галерея. Казаки подсмотрели такие галереи во время походов за Дунай «к туркам в гости» и переняли их. «Мы не хамы», - постоянно говорили казаки, когда их попрекали в «баловстве», то есть вальяжном питье «кофия» на галдареях.

Ещё казаки гордились необычной чистотой своих домиков-куреней, что особенно бросалось в глаза, по сравнению с загаженными и заваленными отбросами окраинами соседнего Ростова. Хозяйки-казачки не только мыли свои курени изнутри, но и несколько раз в году до блеска надраивали их деревянные стены и снаружи.

Их домики к тому же были ещё и красивы. Их красили в цветные и синили синькой. Обычное сочетание - синие стены и белые ставни, жёлтые или оранжевые стены с белыми ставнями. Изысканная и благородная народная эстетика. Почти дизайн!

В казачьих домах никогда не было клопов. Именно по этой причине путешествующие через Область Войска Донского старались останавливаться именно у казаков. Так поступил в свое время сам Пушкин, квартируя то у одного, то у другого казака, сбежав с постоялого двора на почтовом тракте. Сбежал, конечно же, из-за клопов и тараканов, которых очень боялся. На казачьих же подворьях даже мухи не было.

Причина проста и утилитарна. Казаки вынуждены были быть по-немецки чистоплотными, поскольку содержали очень много скота. В условиях степи и южной жары приходилось отдалять скотный двор от зоны «чистого жилья» и жить в почти стерильной чистоте, дабы избежать инфекционных заболеваний.

Так что бытовые отличия Гниловской от Ростова были существенные. Интересно, что даже после официального слияния станицы Гниловской с городом Ростовом уже при Советской власти жители Гниловской долго ещё себя ростовчанами не считали.

И взаимоотношения станичников и ростовцев тоже были своеобразные. Время от времени между жителями Гниловской и ростовцами происходили грандиозные кулачные бои, в которых были задействованы сотни участников. Дело заканчивалось многими выбитыми зубами, сломанными ребрами и ключицами, треснутыми челюстями и даже смертоубийствами. Но власти не препятствовали проявлению этой «народной традиции», тем более что всё делалось по правилам. Первое правило народных кулачных боёв - лежачего не бить. Захотел человек выбыть из игры - плюхнулся на землю. Всё. Трогать нельзя. Также нельзя было бить по гениталиям. Строжайше запрещено было пользоваться кастетами, свинчатками и прочими усиливающими средствами. Виновного в таком нарушении начинали бить и свои, и чужие. Нельзя было бить женщин! Именно так! Женщины имели право участвовать в кулачных боях, выступая на подмогу своим мужьям, если тем приходилось туго. Нечего девки». Об этом не без удивления сообщал русский этнограф Тимошенков. «Когда случаются в станице кулачки, то есть кулачные бои, - писал Тимошенков в далёком 1886 году, - и кому-либо из женатых казаков приходится плохо от противной стороны, то его жена подпоясывается, заматывает на шею концы своего платка и бросается на выручку, работая кулаками обыкновенно с большим успехом!» Дети тоже участвовали в этих массовых побоищах. Обычно они его и «зачинали», задирая других детей из ростовской окраины или из пролетарского пригорода Ростова - Затемерницкого поселения. После детей в драку вступали подростки, а последними - уже взрослые. Далее - всё соответственно тысячелетней традиции.

Такие массовые «развлекательные мероприятия» существовали ещё в древнем Новгороде во времена вечевого правления, ещё до монгольского нашествия. Искоренила кулачные бои только Советская власть. Никакой национальной или пресловутой классовой ненависти здесь, в этих кулачных побоищах, не присутствовало. Просто «народный спорт» - и только...

Местом классовых кулачных боев была пограничная территория Змиевской балки. Там, где сходились владения станичного юрта Гниловской и городской земли Ростова, недаром крайняя улица Затемерницкого поселения называлась Межевой. Теперь это начало подъёма по проспекту Стачки.

Что можно сказать о взаимоотношениях казаков и неказаков? В общем можно сказать, что взаимоотношения эти были скорее хорошими, чем плохими. Это были взаимоотношения благожелательной взаимности, веротерпимости и вообще всякой терпимости. У казаков были очень хорошие, почти братские, отношения с «братунями». Впрочем, калмыки официально были «по сословию» причислены к казакам. Выходило так, что калмыки, люди не только другой веры, но и другой расы, были ближе и роднее донским казакам, нежели пресловутые «мурзланы» из центральной России. Если говорить языком сегодняшней этнической психологии, между казаками и калмыками установились отношения «межэтнической комплиментарности», попросту - эти народы уважали друг друга.

Гораздо терпимее, нежели теперь, казаки относились к цыганам. Может быть оттого, что тогдашние цыгане были кочевыми, бедными и не занимались наркобизнесом? В те времена они жили полевыми таборами и ночевали в «шатрах изодранных», среди них были замечательные кузнецы, коновалы, то есть лошадиные врачи, лудильщики и шорники. Из-за этого цыган в станицах терпели и даже кое за что уважали. В некоторых станицах цыганам даже отводили специальные места для остановок во время цыганских перекочёвок. Так, в Вёшенской и сейчас одну поляну называют Цыганским лугом. В станице Гниловской цыганам также иногда разрешалось останавливаться на пустом пространстве, остатки которого ныне именуются аэродромным полем. Есть мнение, что цыган сильно испортила Советская власть, навязав им оседлость и все пороки, свойственные оседлости.

Не было особой ненависти и к евреям по той простой причине, что до революции евреи жили в Области Войска Донского только в Ростове, Таганроге и в Азове. Что же касается выселения евреев из Новочеркасска в 1887 году, то это было следствием государственной политики правительства Александра III, но не инициативой казачьего населения. Получалось, что казаки жили там, где не жили евреи, а евреи не жили там, где жили казаки. Исключением был разве что только Ростов. Таким образом, интересы этих двух, так сказать, этногрупп не пересекались. Антисемитизм в среде казачества по-настоящему начал проявляться лишь во времена революции и Гражданской войны, поскольку среди красных комиссаров было много выходцев из среды «еврейского пролетариата». Эти-то субъекты и вызывали к себе ненависть.

Как уже отмечалось, город Ростов был исключением из многих правил. Он всегда был и остаётся беспримерным многонациональным центром, в силу чего здесь очень интересно жить, здесь очень разные люди и, конечно, самые красивые в России и, по-видимому, во всей Восточной Европе женщины. Но самыми лучшими считались казачки, и не только и даже не столько из-за своей красоты, сколько из-за того, что в глазах тогдашних мужчин казачки были идеальными и даже сверхидеальными женами. Ну сами посудите. «Управляя хозяйством в отсутствие мужа, казачки обыкновенно не только не расстраивали его, но ещё и приумножали. Они исполняли в домашнем быту решительно все мужские работы: ловили рыбу, поделывали оси, шили сапоги и башмаки, в зимнее же время пряли и ткали, не покупая для дома никакого тканья... И вообще, трудно подыскать другую в себе многие черты настоящей донской станицы. женщину, такую же изворотливую по хозяйству, способную, выносливую и трудолюбивую, как казачка», - с восхищением писал в далёком 1889 году тот же Тимошенков. Он также отмечал, что казачка с детства «привыкала отлично ездить верхом, ловко лазить по деревьям, плавать на лодке, рубить топором, пахать и косить. У них вырабатывался твёрдый и энергический характер, являлись проворство, хитрость, сметка, находчивость в минуту опасности».

Поэтому можно добавить - КАЗАЧКИ НИКОГДА НЕ БЫЛИ СУЩЕСТВАМИ БЕЗГЛАСНЫМИ И ЗАБИТЫМИ», забитыми, как русские крестьянки.

Вообще же эти великолепные казачки жили со своими мужьями, детьми и братьями преимущественно в нескольких станицах по соседству с Ростовом, не составляя подавляющего большинства среди представителей многих других народов в ближнем Приазовье.

Казачьи власти в Новочеркасске деликатно учитывали этот многонациональный момент, придав Ростову и Приазовью особый административный статус. Недаром из семи административных округов, на которые был поделен Донской край, Ростовский округ был отмечен не как казачий, а как «гражданский». Впрочем, позднее гражданским округом стал числиться также округ Миусский, или Таганрогский, поскольку в нём было не так много казаков, но зато всех остальных народов представлено великое множество.

Ныне, в начале XXI века, станица Гниловская всё ещё представляет собой населённый пункт, являющийся «местом компактного проживания донских казаков», - и это после всех гонений, преследований, при наличии сильных ассимиляционных, то есть обезличивающих, процессов. При полном географическом и административном слиянии с Ростовом Гниловская всё ещё сохраняет присутствие казаков на территории этой некогда самостоятельной и самодостаточной станицы ощущается сегодня в виде двух полностью восстановленных христианских храмов, любовно ухоженных родников, поклонных крестов, памятников погибшим казакам и улиц, названных именами донских атаманов и доблестных героев Дона.