«Ледяной поход»

Самая романтическая и героическая страница всего белого движения. С этого момента по-настоящему началась полномасштабная Гражданская война. Она началась в хмурый февральский день (22 февраля), когда четыре тысячи вооружённых патриотов и две тысячи гражданских беженцев вышли из Ростова в заснеженную степь в безнадежный «Ледяной поход».

Походная колонна белых была отягощена повозками с женщинами, стариками, детьми. Среди бежавших из красного Ростова были профессора, журналисты, адвокаты, писатели. Всех их страшила недавняя судьба профессора Ростовского университета А.Р. Колли, которого революционные матросы закололи штыками прямо в больничной кровати. Вёл эту разношёрстную колонну Лавр Георгиевич Корнилов, тог самый сын казака и калмычки, полководческий талант которого, как считают некоторые историки, почти не уступал военному гению A.В. Суворову.

А тем временем красная удавка вокруг Ростова сжималась.

На западе солдаты Сиверса уже вошли в Гниловскую.

На юге красные вышли к Батайску.

На севере красные впервые, после того, как донской атаман Каледин застрелился, вступили в Новочеркасск.

Оставался одни путь отступление на юго-восток, на Ольгинскую и дальше в поля...

«Ветер воет в степи. Мы ушли из Ростова. Нам Российская скорбь разрывает сердца. Господа! мы идём для того, чтобы снова Русь Святую спасти, умоляя творца…», - писал поручик Валериан Парфёнов.

«Мы уходили, а вслед за нами шло безумие. Оно вторгалось в оставленные города бесшабашным разгулом, ненавистью, грабежами и убийствами…-», - напишет позже в эмиграции генерал Деникин.

Но отступление «армии интеллигенции» стало похожим на победное шествие. Корниловцы всё громили и громили красные части, пробивая себе с боями дорогу на Екатеринодар. Дело облегчалось тем, что у красных не было единого командования. Их вожди никак не могли договориться, кто из них главнее и революционнее (тем более, что среди вождей были представители сразу трёх партий: большевиков, анархистов и эсеров).

Самой регулярной Красной Армии ещё не было. Она появится только к лету 1918 года стараниями Льва Троцкого. Он создал не только регулярную Красную Армию, но и придумал её символ - красную звезду. Он же написал первую кpaсноармейскую присягу «Я, сын трудового народа…» и он же придумал эмблему «Совдепии» - серп и молот! Но главное его детище, конечно же, регулярная Красная Армия.

А пока, в начале 1918 года, вместо армии было огромное скопище отрядов и отрядиков, без чёткой структуры и численности, которые часто носила пышные названия вроде «Железный полк пролетарских орлов» или «Непобедимая бригада красных альбатросов». Под Егорлыкской действовало подразделение с потрясающим воображение названием «Международный летучий смертельный матросский отряд пролетарского гнева». Во как!

В красных штабах как правило не знали, сколько людей в той или иной «бригаде» или «отряде». Могло быть 200, а могло и 2000.

Кроме того, все командиры в этих отрядах были выборными, а вопрос наступать или отступать решался на полевых митингах.

Этот сумбурный период Ленин назовёт «партизанщиной», а участники этого сбродного воинства будут именоваться «красными партизанами».

Белых было четыре тысячи. В большинстве своем это были боевые офицеры под единым командованием и с железной дисциплиной. Фактически, как писал Алексей Толстой, это была битва простых дезорганизованных солдат со своими офицерами.

Почему поход прозвали «Ледяным»? (Он ещё также назывался «Первым Кубанским»).

А потому что когда корниловцы вброд под огнём врага переходили степные реки, то шинели на них замерзали коробом, покрывались ледяной коркой.

Грелись корниловцы в бою, который почти никогда не прекращался. Грелись и спиртом. Удивительно, что в гой нечеловеческой обстановке заболевших простудой были единицы. Разве что старый генерал Деникин, ехавший в обозе, страдал вечным бронхитом. Раненых было много, огромный обоз, который все прибавлялся. Но корниловцы ни одного не бросили. Так и везли с собой. Все остальные бодро топали вперёд, распевая: «Смело, корниловцы в ногу. С нами Корнилов идёт. Спасёт он, поверьте, свободу. Не выдаст он русский народ...», и сосульки осыпались с шинелей.

Тогда же корниловцы сочинили песню, которая хорошо отражала их мировоззрение: «Русь наводнили чуждые силы. Честь опозорена. Храм осквернили. Смело мы в бой пойдём за Русь Святую. И как один прольём кровь молодую!» (Насчёт того, что «храм осквернили», упомянуто верно, ибо большевики устраивали в церквях казармы и конюшни, а в алтарях - импровизированные общественные туалеты).

Большевики украли мелодию этой песни и переделали слова. У них она зазвучала так: «Смело мы в бой пойдём за власть Советов и как один умрём в борьбе за это!» При советской власти мы все по много раз слышали эту песню по радио и в советских «исторических» фильмах, но не подозревали, что изначально она была белогвардейской да ещё и корниловской.

Ледяной поход закончился эпически.

Через несколько месяцев уцелевшие «первопоходники» (так их теперь стали называть), проделав огромный круг по степям, в мае вернулись в Ростов, из которого восставшие казаки и подошедшие немцы уже выгнали красных. Вернулась только третья часть из тех, что вышли из Ростова в ледяную степь. И без Корнилова, который был убит под Екатеринодаром. Но вернулись они в ореоле героев и мучеников.

Всех «первопоходников» наградили особыми орденами в виде серебряного «тернового венца с мечом». Люди, отмеченные этим знаком, пользовались в белогвардейской среде огромным уважением и почти религиозным преклонением. В чём можно убедиться, заглянув в поэму Марины Цветаевой «Лебединый стан».

Восторженная поэтесса назвала «первопоходников», среди которых был и её муж С.Я. Эфрон, «Ратью Святой».

Не лебедей это в небе стая,

Белогвардейская Paть Святая!

Старого мира последний сон,

Молодость, Доблесть, Вандея Дон.

Сейчас их называют «горсточкой героев, пытавшихся переломить сам ход истории».

Когда исхудалые и израненные «первопоходники» появились в Ростове, их оставили в тылу на длительный отдых, а кадетов и гимназистов отправили доучиваться. Странная была картина. За партами можно было видеть безусых подростков с георгиевскими крестами и «терновыми знаками» на обожжённых и пробитых нулями гимназических мундирчиках. В партах они прятали браунинги и наганы. Учителя робели при виде таких учеников и боялись ставить им двойки.