КАК ДОПИСЫВАЮТ ИСТОРИЮ

     Людям, ещё недавно сетовавшим на недостаток учебных пособий по регионоведению, пора забыть об этой проблеме. В последнее время ежегодно выходят пособия, посвящённые истории донского края.

    Наиболее объёмное за весь постсоветский период учебное пособие, охватывающее период с древности по март 1920 года, создали М. А. и Е. М. Астапенко «История Донского края» (Ростов н/Д, 2005), в нём около тысячи страниц. Спустя год эти авторы подготовили и второй том, включающий период с 1920 по 2006 год (Ростов н/Д, 2007).

    В аннотации сказано: «предназначено для учащихся общеобразовательных школ, лицеев, гимназий, колледжей и кадетских корпусов». К сожалению, не указано, на какие классы оно рассчитано, а огромное количество параграфов делает его трудноприменимым в школе.

    Авторы включили в книгу материал, ранее практически не использовавшийся в учебной литературе (например, раздел, посвящённый нерусскому населению Дона); достаточно продуманны (хотя и не всегда) вопросы и задания, завершающие каждый параграф.

   Тем не менее, «История Донского края» по характеру изложения больше напоминает книгу для чтения; в ней отсутствует понятийный аппарат, хронологические таблицы, терминологический словарь… Авторы широко прибегают к беллетризации, используют прямую речь, пространные диалоги, художественные образы и даже литературный вымысел (например, в описании сцены казни Степана Разина); порой позволяют себе трактовать прошлое с помощью современного сленга, – чего стоит, например, такое выражение, как «упёртое большинство казачьего Круга» (Т. 1. C. 580). Едва ли правомерно употребление устаревшей советской терминологии. Если название параграфа о русско-турецкой войне «В боях с османлисами» вполне уместно (так действительно называли турок Османской империи), то этого не скажешь о параграфе «В боях с самураями». Слово «самураи» стало использоваться в России только после 1917 года, когда официальная пропаганда старалась подчеркнуть, что врагами «пролетарского государства» являются не другие страны, а их правящие классы («немецкие юнкера», «польские паны», «японские самураи» и т.п.). Столь же необоснованно писать про «освобождение русского населения от поляков в сентябре 1939 года» (Т. 2. С. 86): западные украинцы и белорусы всё же не совсем русские…

   Много в книгах грубейших опечаток и разного рода ляпов. Как, например, понимать фразу об Азове: «В Х-ХI веках нашей эры этот город входил в состав Тмутараканского княжества Киевской Руси с 1067 года и назывался Азупом» (Т. 1. С. 6). Может, авторы хотели сказать, что Азов входил в состав Киевской Руси до 1067 года?

   Рассказывая о донском казаке, ставшем генералом армии США, авторы на одной странице ухитряются дважды назвать его Турчаниновым и столько же раз Туроверовым (Т. 1. С. 527). Встречаются и ошибки, связанные с недостаточным знанием исторического материала. В частности, столицей Персии в XVII веке назван Багдад, хотя главным городом был Исфахан. (Т. 1. С. 97).

   Неверно заявление со ссылкой на казачьего эмигрантского историка Быкадорова, будто донские казаки «были главными виновниками победы» короля Яна Собесского над турками под Веной в 1682 году, – это не подтверждается никакими источниками (Т. 1. С. 105). Автором слов песни «Едут, едут по Берлину наши казаки» был не Анатолий Софронов, как говорится в пособии (Т. 2 .С. .92), а Цезарь Солодарь. Вероятно, из недостоверных источников взято и утверждение, что «страх и злоба на казаков были столь велики, что кайзер Вильгельм II отдал приказ: донцов в плен не брать!..» (Т. 1. С. 527). Во время Первой мировой войны имели место расправы противника с пленными донскими казаками, такие случаи упоминались и в официальных публикациях Русского Красного Креста. Но приказов о расправах Вильгельм не давал, и подобных обвинений ему никто не предъявлял.

    Ещё более надуманным выглядит рассказ о потомках Пугачёва, согласно которому сын бунтаря Трофим «прожил долгую жизнь и скончался в возрасте 126 лет. Его сын, родной внук Емельяна Пугачёва, Филипп тоже был долгожителем: в 1967 году ему было 105 лет (то есть родился он, когда отцу было около 100? – А. И.), и он работал кузнецом в одном из колхозов Казахстана» (Т. 1. С. 267). Зачем понадобился в учебном пособии такой, с позволения сказать, художественный вымысел: ведь все дети Пугачева умерли в заключении, не оставив после себя потомства.

     Совершенно необъяснимо, почему в книге нет рассказа или хотя бы упоминания о революции 1905-1907 годов и о жизни Дона между 1905 и 1917 годами. Зато материалу второстепенному уделяется огромное место. Так, десятки страниц занимает параграф «Атаман Платов в Англии», который без всякого ущерба можно было бы уместить в несколько строк. Кстати, сюжет истории об английской стальной блохе и тульских мастерах, которой заканчивается параграф, целиком принадлежит писателю Н. Лескову. Ни реальный, ни даже легендарный Платов не имели к этому сюжету никакого отношения.

   Нет концептуального стержня при обрисовке такого важного для Донского края вопроса, как время и обстоятельства зарождения донского казачества. Известно, что существуют две основные концепции его возникновения: миграционно-колонизационная, разделяемая подавляющим большинством учёных (казаки – потомки переселенцев на Дон эпохи позднего Средневековья), и автохтонная (казачество составляют потомки древних народов, живших на Дону ещё до появления Киевской Руси либо на заре её существования). Но авторы попытались совместить обе концепции. В третьем параграфе можно прочесть, что «донские казаки не только существовали к 1380 году, но и имели свою боевую организацию, храмы и иконы» (Т. 1. С. 13). При этом ссылки делаются не на источники, а на газетные статьи и книжки казаков-эмигрантов. А уже в четвёртом параграфе – прямо противоположное утверждение: «Формирование разрозненных казачьих групп в военно-политическую организацию, позже названную Войском Донским, происходило во второй половине ХVI столетия… Казачьи городки появились на донской земле в середине ХVI века» (Т. 1. С. 20-21). Чему же должны верить ученики?

     Cкомкана завершающая первый том глава, посвящённая революции и гражданской войне на Дону. В ней ничего не сказано о различных политических силах и социальных слоях, на которые они опирались. Всё внимание сосредоточено на казачьем движении и борьбе с ним большевиков. При этом нельзя не заметить, что, рассказывая о красном терроре, авторы не говорят о политике правившей в Советской России партии, а сваливают вину на Троцкого и Свердлова (Ленин вообще не упоминается). Даже цитируя известное высказывание командарма Ф. К. Миронова, что «коммунисты своими злодеяниями вызвали на Дону поголовное восстание» (Т. 1. С. 653), авторы поспешно оговариваются, что здесь имеются в виду «бесчинства троцкистских комиссаров». Но, конечно же, Миронов имел в виду именно коммунистов, а не только сторонников Троцкого: в 1919 году разногласий по вопросу о терроре против казачества у партийных лидеров, да и многих низовых партработников, не было. Существование казачества как народа со своими особыми правами не совмещалось с «диктатурой пролетариата», и партия хорошо это понимала. Кстати, жестокость большевиков не снимает наличия белого террора с другой стороны. Но о нём не сказано ни слова.

    Эклектичны и разделы, посвящённые Великой Отечественной войне. С одной стороны, война рассматривается как безусловно справедливая для народа СССР, приводятся примеры мужества донцов, вставших на борьбу с захватчиками. С другой стороны, чувствуется нежелание обидеть и тех казаков, которые перешли на сторону врага. Так, признавая предательскими действия казаков, вступивших в 15-й корпус СС, авторы проклинают за «антигуманность и подлость» англичан, выдавших казаков-эсэсовцев советской стороне. Ещё более это относится к атаману П. Н. Краснову, деятельности которого уделяется в разных параграфах очень много места. Авторы не скрывают своих симпатий к нему и, исключительно высоко оценивая его литературное творчество, подчёркивают: «Интересно отметить, что если русская патриотическая критика всячески пропагандировала книги Краснова, то русофобы старались принизить или совсем замолчать его романы и повести…» (Т. 2. С. 65). В подтверждение следует ссылка на эмигрантского публициста В. Иванова (активного участника фашистского движения в Маньчжурии). Но если ознакомиться с высказываниями самого Краснова, приведёнными чуть дальше, то к русофобам скорее можно отнести самого атамана («Русские враждебны нам. Москва всегда была врагом казаков, давила их и эксплуатировала Т. 2. С. 99).

   Ещё более ощущается противоречие в оценке Краснова, когда речь идёт о его сотрудничестве с нацистами. Вначале читаешь: «Можно ли объяснить и оправдать союз Краснова с гитлеровцами? Объяснить можно, оправдать никогда!.. Этот период в деятельности Краснова безусловно, являлся самым тёмным и мрачным в его жизни, ибо в единой связке со злейшим врагом русского народа – немецким фашизмом – он шёл против России» (Т. 2. С. .103). А вслед за тем авторы, как бы забыв о сказанном, требуют прямо противоположного – оправдания атамана! Они яростно поносят командовавшего 15-м корпусом генерала фон Панвица, который добровольно сдался советской стороне, чтобы разделить судьбу своих казаков, и утверждают, будто «на совести генерала-эсэсовца Панвица и его подчинённых тысячи замученных, расстрелянных людей и десятки сожжённых селений на пространстве от Брест-Литовска до Курска…» (Т. 2. С. 126). Но Краснова они внезапно перестают считать виновным и заявляют: «Поразительно, но ельцинские чиновники-«демократы», реабилитировавшие немца-эсэсовца за реальные преступления, не нашли возможным реабилитировать русского человека Петра Краснова, осуждённого по надуманным обвинениям, действительно бывшего жертвой политических репрессий сталинского режима и подпадавшего под действие Закона о реабилитации жертв политических репрессий» (Т. 2. С. 126).

    Немец, воевавший на стороне Германии виноват, а русский нет! Кстати, все возгласы о «тысячах замученных и расстрелянных» Панвицем людей, – фантазия авторов: немецкий генерал даже во время следствия не обвинялся в карательных акциях, а был казнён по тому же обвинению, что и Краснов.

     Если б «Историю Донского края» удалось освободить от ряда ляпов и мелкого политиканства, её можно было бы использовать в качестве дополнительного материала на занятиях по регионоведению.

    Этого нельзя сказать о книжках М. А. Кузнецова, претендующих на статус «учебные пособия». Как можно понять, эти претензии находят поддержку в определённых структурах. Ранняя из этих книжек «Начальная история Руси и казачества» (Ростов н/Д, 2005) имеет на титульном листе «шапку» «Северо-Кавказский Научный Центр Высшей школы» и отметку: «Печатается по решению редакционно-издательского совета Научно-образовательного центра Ростовского казачьего округа». Аннотация указывает, что «пособие» предназначено «для казачьих кадетских корпусов и казачьих школ».

   Разделы делятся на главы. Уже название первого раздела «Суперэтнос руссов индоевропейцев. Подрасовое и кастовое деление – основа выделения из общества воинов-казаков. III тыс. до н. э» вызывает недоумение. А далее – главы «Ближневосточные русы», «Русь шумерская», «Элам и русы-эламиты», «Месопотамия и русы-арии Персии – по-Русии», «Русь египетская IV-III тыс. до н. э.»…

    Русскими объявляются практически все древние народы: шумеры и египтяне, финикийцы и ассирийцы, хетты и дравиды, гунны и этруски и т.д. В книжке большое количество иллюстраций, причём немало рисунков взято из учебника по истории Древнего мира для 5 класса. Но подписи под ними явно авторские. Так, под изображением первобытного человека можно прочесть: «Рус-кроманьонец». Картинку с ассирийскими воинами сопровождает пояснение: «Ассуро-вавилонские (ассирийские) воины и цари своим обликом, одеяниями, доспехами, оружием поразительно сходны с былинными и историческими русскими витязями и князьями. И это не случайное сходство. Как не случайно и само название страны Асур – семитический «перевёртыш» Руси». Рисунок, изображающий священного египетского сокола-Гора, содержит такой комментарий: «Державно-царственная ипостась Рода-Пти-Атона (Бога-Отца). Пресветлый Финист Ясный Сокол Хор Победитель-Змееборец, покровитель князей руссов (фараонов-энгибья-самодержцев)» (C. 49).

    «Учебное пособие» Кузнецова содержит список использованной литературы: всего 36 названий (включая и работы автора), но постоянные ссылки делаются только на псевдонаучную книжку Ю. Д. Петухова «Русы древнего Востока» (М., 2003), – она приводится целыми страницами и настолько беспорядочно, что зачастую сложно отличить авторский текст от цитируемого (Кузнецов весьма вольно обращается с кавычками).

   Из цитат внимательный ученик сможет узнать про «волхва-руса Месха-Моше-Моисея», про «руссов-филистимлян-палестинцев», про то, что «поход Александра Македонского был традиционным для руссов объездом князя, вступившего во княжение своих новых земель» (C. 38-43), и много ещё поучительного.

     Впрочем, нередко Кузнецов делает и вполне самостоятельные «выводы» в подтверждении глубокой мысли о русском происхождении почти всех древних народов. Вот как доказывается, например, «русскость» древних египтян: «на множестве фресок и рельефов египтяне изображены с такими же чубами-оселедцами, которые позже носили и русы Ахилла (вероятно, гомеровский Ахиллес), и князь Святослав, и запорожские казаки. Длинные «чубы-оселедцы» воины-египтяне закладывали за ухо, подобно запорожцам» (C. 50). Надо ли пояснять, что никакого «множества фресок и рельефов» египтян с «оселедцами» не существует и ни одного такого рисунка Кузнецов не приводит? В действительности никто в Египте «оселедцы» не носил: простые египтяне и воины коротко стригли волосы, фараоны надевали парик, а жрецы брили головы.

   Столь же глубокомысленны и доводы Кузнецова в пользу русского происхождения населения Парфянского царства: «Скиф Митридат I, основатель Парфянской империи в 141 году до н. э., царь Вавилонии имел чисто русские черты лица. Это хорошо видно на его изображениях, на монетах. Носил он причёску «под горшок» с узкой лентой-повязкой и бороду. Именно в таком виде изображают русских мужиков. Помпей Трог писал, что Матридат (Дмитрий) был «человеком необыкновенной доблести». И ещё одно доказательство в пользу того, что скифы – это русские. На территории Туркмении (Среднеазиатский ареал обитания руссов-скифов) при раскопках дворца в древней столице Парфянского царства Ниве обнаружили голову «воина в шлеме». Это была часть статуи, которая не сохранилась. У этого воина лицо русского богатыря, например, Добрыни Никитича. Там же, в Нисе, был обнаружен женский скульптурный портрет… Мы видим утончённую красоту и чисто русские (причем великорусские) черты лица» (C. 128-129). Вряд ли есть смысл опровергать подобные доводы, равно как и пояснять, что никакие из описываемых изображений в «учебном пособии» не воспроизводятся.

    Возникает вопрос: при чём же здесь казачество, упоминаемое в заглавии? О нём сказано немного, но можно узнать немало интересного. Например, о том, что предками казаков были первобытные племена, жившие в Малой Азии в VII-м тысячелетии до н. э. Вот как это «доказывается»: «Русы Чатала были отменными ткачами. Из стриженой овечьей шерсти они пряли пряжу и ткали шерстяные ткани высокого качества. Эта традиция в полной мере соблюдена в семьях казаков, где до настоящего времени из стриженой овечьей шерсти прядутся нити, из которых вяжутся самые различные одежды – от носков до свитеров» (C. 58). Рассказывает Кузнецов и о том, что казаки были военной дружиной скифских царей, и о том, основой казачьей войсковой организации явилась… индийская кастовая система: «Профессиональные воины-дружинники несли службу по защите рода постоянно. Но воинов-кшатриев было немного. А те из них, кто доживал до пятидесяти-шестидесяти лет, переходили в разряд селян-веси-вайшья. Такой уклад в казачьих общинах сохранялся до уничтожения казачества еврейским советским правительством в 1918 г. н.э.» (C. 95).

    Прочитав «Начальную историю Руси и казачества», можно сделать вывод, что мы познакомились с не слишком добросовестной литературой. Поэтому от следующей книжки М. А. Кузнецова «Этногенетическая история древней Руси и казачества» (Ростов н/Д, 2006), в которой говорится, что это «учебное пособие рассчитано на студентов исторических факультетов вузов и общеобразовательных и специальных школ», уже не ожидаешь ничего нового. Но нет, кое-что новое там встречается. Прежде всего, не говорится, по чьему решению печатается сей труд, хотя «шапка» на титульном листе остается прежней (Северо-Кавказский Научный Центр Высшей школы и Научно-образовательный центр Ростовского казачьего округа). Зато, что уж совсем необычно для учебного пособия, на титульном листе стоит эпиграф из песни А. Галича: «Вот так просто попасть в богачи, вот так просто попасть в первачи, вот так просто попасть в палачи: промолчи, промолчи, промолчи!». Но вместо имени автора – невнятное «Русский бард». Вскоре понимаешь, отчего такая конспирация.

   С точки зрения исторического и даже псевдоисторического материала Кузнецов в своей «Этногенетической истории» добавил мало нового. Ну, разве что сообщил нам о славянском происхождении франкских королей Меровингов (C. 75-76), затем к скифам и сарматам добавил таких казачьих «предков», как троянцы, буртасы и черные клобуки (C. 153, 162, 171), установил, что казаки служили в охране Чингис-хана, который даже узаконил для монголов такие же бороды, усы и косички, какие были у казаков (C. 172-173).

   Показал Кузнецов и свои глубокие познания в хронологии, сообщив, что Золотая Орда распалась в ХII веке, задолго до своего возникновения (C. 81), а также в христианской религии: «Прибалтийские русы исповедали христианскую религию и в честь богов строили храмы», и рассказал далее о храмах Святовиту, Сварогу, Волосу и Перуну (C. 135).

    Зато безусловно «новаторской» оказалась представленная в книжке расовая теория. Здесь автор режет напрямую: «Антропологическая наука, опираясь на памятники древнеиндийской письменности, подводит нас к выводам о том, что развитие человеческой цивилизации, создание первых великих империй началось с народов, имевших чистую арийскую кровь, не смешанную с кровью чужих народов» (C. 34). Это правило «чистоты крови» Кузнецов, не смущаясь, переносит и на славянство, и на русский народ, и на казачество, утверждая, что «древние славяно-русы не допускали главного – смешения, гибридизации своего народа. Эту главную ценность восприняли от своих предков казаки. Стремление казачества сохранить свой расовый тип и принадлежность к русскому народу можно расценить как здоровый инстинкт и следование воли данной сверху: соблюдать духовную чистоту и расовую гигиену» (C. 20). Впрочем, как убеждает далее «студентов исторических факультетов и учащихся общеобразовательных и специальных школ» ариец Кузнецов, без чистоты крови невозможна никакая духовность: «Что касается «расы духа», то эта категория народного бытия относится только к тем нациям и народам, которые не допустили смешения своей первородной крови с кровью чужих инородцев, сохранили древнюю и чистую линию своей национальной крови.. В условиях сегодняшней глобализации, куда втянули России, которая всё более теряет древнейшие и чистейшие расовые черты русского арийского славянства и люди её становятся гражданами Мира, впадая в расовую неполноценность» (C. 81).

    Всё зло нашего времени он видит в межнациональных браках: «Истинные патриоты своего народа и своей Родины русской России отмечают, что идеология глобализации «накрывает» Россию смертным покрывалом смешения народов» (C. 26).

     Кузнецов даже не оспаривает того факта, что в формировании древнерусского народа участвовали отнюдь не одни славяне, но десятки этнических групп, он просто не упоминает об этом. Зато упорно приписывает какое-то эсэсовское стремление к чистоте арийское крови казакам, заявляя, что «казаки сохраняли преданность своему военному положению, своему народу и Православной Вере, не смешиваясь браками с иноверцами, сохраняли арийский расовый тип» (C. 24). Он категорически и голословно отрицает подтверждённый множеством источников факт частых межнациональных браков в казачьей среде: «Казачеству приписывается смешение с татарами, и с турками, и с кавказцами, как результат умыкания девушек чужих народов, при многочисленных набегах, которые совершались казаками постоянно. Однако казачество, верное православной вере и наказам своих предков, всегда соблюдало их заветы: жениться или выходить замуж только за своих соплеменников. При том, что церковь придерживалась жёсткого правила узаконивать брак только одной веры – православной и одной нации – русской» (C. 26). Здесь автор клевещет не только на казаков, но и на Церковь, которая, конечно же, никогда не запрещала браки между людьми разных национальностей. Впрочем, затем он идет ещё дальше, возводя требование «чистоты крови» к самому Господу Богу: «Перед лицом общемировой духовной деградации – современной глобализации, способствующей смешению рас с явной целью их упразднения, что есть восстание на Бога-Творца, создавшего человека по своему подобию с определёнными антропологическими характеристиками и духовным строем. Смешение рас соответствует свальному греху, за которым следует оскудение тела и души, а разнообразие культур сводится к однообразию сатанизма – разврату… Произошла профанация понятия раса, раса крови как сакрального таинства сохранения здорового и сильного ядра народа во времени и пространстве» (C. 181-182).

     Конечно же, после всего сказанного не вызывают ни малейшего удивления многословные рассуждения «арийца» об «этногенетической несовместимости евреев и русских» и о ксенофобии как «политическом расизме еврейской закваски» (C. 185). Не удивляешься и узнав, что «Россия страна завоёванная… И правительство РФ обслуживает интересы Запада и Израиля» (C. 196). Становится вполне понятно, почему, взяв к своей книжке эпиграфом строки из песни поэта-еврея, М. А. Кузнецов замаскировал его. Непонятно, правда, почему нельзя было взять эпиграф из какого-нибудь более арийского деятеля – например, Гиммлера или Розенберга… Впрочем, надо отметить, что эта «беспринципность» оказалась не единственной.

    Уже в конце он внезапно заявляет: «Об опасности русского национализма могут говорить люди, не знающие истории русского народа, либо откровенные русофобы. Может ли быть национализм у народа, имеющего вековую традицию, самоопределять себя русским не по «крови», а по культуре, государственной принадлежности и любви к Отечеству» (C. 189-190). Доказывая на многих страницах, что русский народ и казачество имели многовековую традиции поддержания «чистоты крови», теперь автор видит традицию в прямо противоположном!

    Если не будет честной истории, не будет и честного подрастающего поколения. Если мы с враньём под маркой «учебных пособий» устремимся в будущее и заразим этим детей – чего сможем от них ожидать? Давайте же не пачкать историю.