Охота за гражданами. Год тридцать седьмой!

     Время наступило «весёлое». Сначала стали исчезать начальники всех мастей. Притом только крупные. В Ростове это было руководство «Ростсельмаша» в количестве 37 человек во главе с первым директором Н. П. Глебовым-Авиловым, бывшим «профессиональным революционером». Он, кстати, в 1917 году руководил штурмом Зимнего дворца.

     В 1937 году нашёл свой конец и товарищ Ченцов. Да, тот самый Ченцов, что в 1917 году привёл из Севастополя в Ростов красную флотилию. Он виновник первого во всей 250-летней истории Ростова обстрела нашего города. И вот теперь пламенного революционера прикончили в подвале НКВД, как крысу.

     За «красными директорами» ночью приезжали машины. Выдернутых из постелей руководителей тихо куда-то увозили, и больше их никто и никогда не видел. Потом взялись за начальство среднее: директоров и бухгалтеров мелких предприятий, складов, трамвайных депо... Добрались и до строителей театра имени Горького. В число жертв попали и учёные-микробиологи во главе с директором института эпидемиологии и микробиологии профессором А. А. Миллером. Чекисты пытались выбить из мирных учёных «признание» в том, что они «отравляют колодцы»...

     В народе к этому относились не без злорадства. Дескать, туда им, комунякам, и дорога. А мы простой люд. До нас это не дойдёт, да и кому мы нужны, обыкновенные работяги. Мы никому дороги не переходим и политикой не занимаемся...

     «Нехай партейных и дальше стреляють. Нам от ентого ни холодно ни жарко...», - говорили в очередях. Забеспокоились только тогда, когда аресты затронули и простых людей. Дело в том, что каждый из арестованных представителей «начальства» оговаривал ещё несколько человек ниже себя по положению. А те, арестованные по оговору, начинали оговаривать ещё больше людей и тоже ниже себя. Так постепенно в геометрической прогрессии ширилось число жерт террора и одновременно понижался их социальный статус.

     Дошли и до полуграмотных работяг. Эти несчастные люди даже не могли выговорить, в чём их обвиняют. «За что сидишь, мужик?» - спрашивали жертву сокамерники. «Ды за енту, как её, за трах... трак... трак-цизму». Это значило, что работяге сшили дело за ТРОЦКИЗМ. А он никогда не читал ни одной строчки Троцкого и вообще ничего не читал, а газеты ему были нужны только на раскуртку да ещё «по надобности». И таких «тракцистов» в СССР 1937 года были десятки тысяч! Но все таки самыми заметными пострадавшими в 1937 году были настоящие «верные ленинцы». Произошедшее с ними ничему их не научило: даже за секунды перед расстрелом они кричали: «Да здравствует товарищ Сталин».

     Воистину, за что боролись, на то и напоролись!

     Во время празднования Первого мая 1937 года в ростовской тюрьме на Богатяновском произошло примечательное событие. Почти что бунт заключенных коммунистов. Их было так много, что они еле помещались в камерах. И когда до их слуха донеслись революционные песни с первомайской демонстрации трудящихся, проходившей по Кировскому, то в ответ тысячи голосов в тюрьме запели «Интернационал». Очевидцы рассказывали, что заключенные коммунисты так трясли решётки и так ревели свой революционный гимн, что казалось рухнут стены тюрьмы. От настоящего бунта ленинцы всё-таки воздержались, поскольку верили в Сталина и в его справедливый суд. 1хтественно, что все они пошли под топор.

     Хуже всею было то, что вместе с ними пошли под топор и весьма нужные в будущей войне с Гитлером образованные и опытные военные. Сталин тогда, как видно, опасался военного заговора и решил, на всякий случай, поступить по-ленински, проведя большой «профилактический террор» во всей армии. Было истреблено огромное количество военных от маршалов до капитанов. Из пяти маршалов Советского Союза уцелело только два. Самым известным из погибших был маршал М.Н. Тухачевский. Из-за этого кровопускания Красная Армия первые два года войны потерпела серию сокрушительных поражений.

     И ещё вот что интересно.

     Иногда террор 1937 года становился не индивидуальным, а групповым. То есть чекисты-энкавэдисты охотились не за отдельными гражданами, предназначенными к отстрелу, а «заметали» сразу население целого большого дома. Так было на Пушкинской.

     Все старые ростовцы знают бывший «обкомовский квартал». Там была привилегированная обкомовская больница, музыкальная школа для обкомовских деток, а на углу Пушкинской и Соколова по сей день стоит серый многоэтажный дом в стиле довоенного сталинского конструктивизма. Это бывшее «Старое Дворянское Гнездо». Так в народе прозвали строение, в котором гнездились коммунистические аппаратчики и так называемая «красная профессура». Эго серое длинное сооружение аналог знаменитому московскому Дому на Набережной, воспетому в перестроечных романах.

     Конец «Дворянского Гнезда» был печальным. В 1937 году в одну ночь население двух подъездов полностью исчезло. Исчезли абсолютно все, включая грудных детей, уборщиц и даже маленьких собачек. Население подъездов, выходящих на Соколова, не тронули. Говорили, что чекисгы выполнили свою разнарядку по численности «врагов народа» и теперь год-другой можно вздохнуть свободно. Половина дома простояла пару недель опечатанной и пустой. Ростовцы с ужасом обходили дом стороной. Потом пустующие квартиры так же внезапно заселились «выдвиженцами», которых быстро набрали на место уничтоженных репрессивной машиной. Скорее всего, некоторые из них и были авторами доносов, по которым несчастные аппаратчики пошли на тот свет, в свой коммунистический рай. Так в те времена зарабатывались ордера на квартиры.

     Я вам передаю городскую легенду. Ни одного документа на сей счет я не видел. Но так рассказывали мне старожилы Пушкинской, и среди них весьма уважаемый Василий Вейцман - бывший директор библиотеки им. Карла Маркса и старый коммунист. Он очень радовался, что не попал в число репрессированных жителей Старого Дворянского Гнезда... Если это даже и легенда, то очень характерная для своего времени. И в общем, очень похожая на правду.