Между двумя оккупациями

     Между оккупациями прошло всего полгода. Немцы отступили недалеко. Фронт стоял под Таганрогом, в Самбеке. Иногда ветер доносил глухую артиллерийскую канонаду, а по ночам на запале с крыш домов были видны зарницы, как во время дальней грозы. Все ждали второго прихода немцев. «Как весна кончится - немец опять попрёть. Германец завсегда летом силён», - говорили в народе. А пока Ростовом руководили командующий фронтом Будённый и комендант Ростова полковник Борщ. Его фамилия соответствовала внешности. Позиционировал он себя как пламенный большевик-ленинец, что не помешало потом перейти на сторону гитлеровцев и совершать вместе с ними военные преступления. Ну а пока, в качестве советского коменданта он издевался над гражданским населением Ростова. Он буквально замучил ростовских женщин изнурительными работами на строительстве баррикад и рытье противотанковых рвов На эту работу выгонялось все население Ростова. А кто не шёл, тем не давали продуктовую карточку, и тогда человек был обречён на голодную смерть. Или могли объявить «саботажником», и тогда человека ждал переполненный скотский вагон, направляющийся в Сибирь, и медленная смерть от истощения и холода на страшной Колыме. Эта Колыма была, по тогдашнему выражению, «Освенцимом без печей». А зачем эти печи и газовые камеры, когда всю работу по «ликвидации» людей делал сорокаградусный мороз?

     О Борще мы сказали. Но был ещё Будённый. Он тоже сыграл свою роль в обороне Ростова, торжественно заявив, что «город сдан не будет». На стенах домов, кроме привычных надписей «бомбоубежище», появились лозунги. «Товарищи ростовчане! Превратим наш юрод во Второй Севастополь». Это означало, что Ростов должен будет держаться не меньше пяти месяцев (в жизни получилось только пять дней).

     Это заявление Будённого имело тяжёлые последствия для рядовых ростовцев и особенно для евреев, ибо из-за этого советские власти запретили жителям эвакуироваться. Все должны были оставаться на своих местах. Хотя, конечно же, семьи привилегированных коммунистов и начальства всех мастей всё равно исхитрялись покидать город и уезжать далеко в тыл. Большинство из них останавливались только в Средней Азии, за что их прозвали «защитниками Ташкента». В народе их сразу возненавидели и называли не «эвакуированные» а «выковыренные», или ещё выразительнее «сволочь выковыренная», и с удовольствием грабили их квартиры при немцах.

     Ну а пока Ростов покрывался сетью баррикад. Они были кирпичными, бетонными или каменными, напоминавшими блок-посты в Чечне во время недавней войны. Этих баррикад были многие сотни. Большинство из них потом оказались бесполезными, так как немцы засыпали их дождём из мелких мин сверху или обходили через дворы.

     Вес эти полгода между двумя оккупациями немецкие самолеты летали над Ростовом почти безнаказанно. Советские зенитки стреляли, как правило, очень плохо и с опозданием (об этом свидетельствуют буквально все, кто пересидел войну в Ростове!). Вреда от зениток было больше ростовчанам, чем немецким самолётам. Ибо после выстрелов зениток с неба раздавался странный зудящий звук. Это возвращались на землю тысячи осколков советских зенитных снарядов. Они барабанили, как дождь, по крышам домов и убивали всех, кто высовывался в это время на улицу. Поэтому больше всего советскими зенитчиками было убито не немецких лётчиков, а городских котов и собак.

     Зато немецкие лётчики убивали мирных жителей Ростова сотнями зараз. Им это было делать нетрудно, потому что непременным спутником советского быта были громадные очереди как в мирное, так и в военное время. Очевидцы вспоминают, как среди бела дня большая авиационная бомба врезалась в огромную очередь на углу Садовой и Будённовского. Больше ста человек погибли в одно мгновение. Было очень много крови и дымящихся кусков человеческих тел, разбросанных на сотни метров вокруг.

     Бомбы попадали и в скопления людей на трамвайных остановках. После этого во множестве находили оторванные руки, ноги и головы.