«Вторая оккупация»

     Символами этой оккупации были огромная толкучка, машина-душегубка и домашняя мельница-крупорушка.

     Как только отгремели в Ростове последние выстрелы уличных боёв, немцы тут же начали деловито устраиваться. Первое, что они сделали, эго установили красивые и чёткие дорожные указатели, затем на главных направлениях движения появились команды связистов и квартирьеров. Они разматывали провода, что-то расставляли, сноровисто переносили какие-то контейнеры и ящики. Всё делалось очень быстро, но не суетливо. Спуски к Дону заполнились звуками чеканной и мужественной немецкой речи. Во всём чувствовался железный порядок и уверенность. «Вот это видно, что настоящие хозяева пришли! Немец он ведь хозяин от бога», говорили обыватели, уставшие от совдеповского бардака и равнодушной русской бесхозяйственности. Они ещё не знали, что их ждёт, и наивно спорили: при ком будет хуже, при Сталине или при Гитлере? Отголоски этих споров слышны даже сегодня! Я сам слышал рассуждения о том, что при Гитлере в Ростове «в определённом отношении» было даже лучше, чем при большевиках в тридцатых. Говорили о том, что немцы разрешили свободу торговли и предпринимательства. Они поощряли мелких лавочников и ремесленников. Появились частные магазины, парикмахерские, извозчики, сапожные и швейные мастерские. При немцах забурлил огромный толкучий рынок, на котором немцы следили за порядком, ловили и публично, быстро и решительно вешали карманных воров. Поощряли религию и открыли все уцелевшие после большевиков храмы. В частности и Ростовский и Новочеркасский соборы были открыты приказом немецкой администрации, а ведь при коммунистах в Ростовском соборе был зверинец, а Новочеркасский собор пытались переделать в водонапорную башню.

     Немцы производили восстановительные работы: пытались пустить трамвай, начали быстро строить взорванный большевиками мост, успели расчистить от развалин проезжую часть Садовой и Таганрогского проспекта. На эти работы привлекалось население. За труд в конце каждого рабочего дня платали кашей с мясом из полевой кухни.

     По большинство ростовцев, переживших оккупацию и не занимавшихся торговлей и предпринимательством, вспоминают это время как кошмар. Многие начали голодать после того, как распродали и выменяли всё ценное. Недаром почти в каждой семье имелась самодельная ручная мельничка, прикрученная к табуретке. На ней мололи кукурузу, а иногда и сами початки, готовили семечковый жмых с отрубями. Грубые лепёшки из этой биомассы жарили на сковородке. А вместо масла мазали подгорающую сковородку свечкой или заливали водой. Получалась ужасная подгоревшая дрянь, но её всё равно ели, вспоминая тридцать третий год при большевиках... «Ещё несколько месяцев такой жизни, и мы просто вымерли бы с голоду», говорят ростовцы, пережившие вторую оккупацию. Спрашивается, для кого тогда все эти церкви, открытые оккупантами? Для кого эти либеральные предпринимательские порядки?