РОСТОВСКИЕ РАКИ УЛЕТАЛИ ВО ФРАНЦИЮ, А НАШЕ ПИВО УПЛЫВАЛО В ТУРЦИЮ

    Что пили в Ростове 20-30-х го­дов, чем закусывали, в какие питей­ные заведения ходили? Об этом - новый рассказ коренного ростовча­нина Бориса Игоревича Кинуса.

ВОДКА... ПО 48 КОПЕЕК!

В те годы ростовчане, как правило, вод­ку не пили. Такого алкоголизма, как сей­час, в Ростове не замечалось. Хотя водка тогда продавалась дешевая. Бутылка, в которую помещалось чуть меньше пол-литра, стоила 48 копеек. Причем можно было сэ­кономить на пустой таре и на пробках. В приемных пунктах за бутылку из-под водки давали восемь копеек, а за пробку, кото­рая привозилась из-за границы, - четыре копейки. Пробки принимали, если в них не было дырок. Поэтому заядлые выпивохи ни­когда не пользовались штопором, а выбивали пробку ударом по донышку бутылки.

    Самый любимый русскими людьми ал­когольный напиток в Ростове в основном потребляли портовые грузчики и босяки (так называли в Ростове всякий сброд). Водка продавалась в специальных мага­зинах, которые в народе называли «мо­нопольками» (у них имелось монопольное право на продажу водки). Одна такая «мо­нополька» находилась на углу улицы Станиславского и переулка Братского.

ВИНО ПИЛИ И ВИНОМ ЗАКУСЫВАЛИ

     Молодежь и низкооплачиваемая часть ростовского населения предпочитали раз­ливное вино - сухое, столовое или «Ка­хетинское красное». «Четверть», в кото­рую вмещалось три литра вина, стоила один рубль 60 копеек. По Большой Садо­вой было раскидано много частных под­вальчиков, в которых можно было опро­кинуть стаканчик дешевого вина. Если напиток был теплый, то его, как правило, не брали - уходили в другой подвальчик, где вино держали на льду. Под выпивку брали много винограда, который прода­вали прямо на улицах. Угощая девушек виноградом, молодые люди говорили: «Не хотите ли откушать вина в капсуле?»

      Молодежь ходила по Большой Садовой в четыре ряда. Излюбленный маршрут - от переулка Соборного до проспекта Во­рошиловского. Здесь пили вино, знако­мились, назначали свидания... Пока про­гуливались в одну сторону - обязательно подкреплялись пятью-шестью стаканчика­ми кахетинского. Назад шли веселые, жиз­нерадостные.

   Народ посолиднее и побогаче (служа­щие, мелкие предприниматели) любил де­сертное вино - портвейн, малагу, мадеру, «Церковное», «Цимлянское шипучее», рис­линг. Шампанских вин в те годы в России вообще не делали. Шампанское доставля­лось из-за границы и стоило приличных денег. В Ростове шампанское стали впер­вые делать в середине тридцатых годов, на базе виноматериалов станицы Пухляковской, в которой росли шикарные сорта винограда. Разместился первый завод в бывшем маргариновом цехе, который воз­вели неподалеку от комбината «Рабочий». В то время маргарин почти никто не по­купал - было много масла. Содержать цех стало невыгодно, и его переоборудовали под производство шампанского.

ПИВО И РАКИ В «БУЛОНСКОМ ЛЕСУ»

Особая любовь была у ростовчан к пиву. Отличнейшее пиво в Ростове вы­пускал пивзавод, построенный еще до революции, - «Южная Бавария». Пиво де­лалось строго по технологии. За этим сле­дил приглашенный из Германии немец-пивовар. После гражданской войны завод переименовали в «Зарю». Сорта были самые разные - «Трехгорное», «Пильзенское», «Портер», «Бархатное», «Мартовс­кое»... В 1933 году, когда в ростовском порту появились первые теплоходы-реф­рижераторы - «Профком» и «Судком», - ростовское пиво стали вывозить на эк­спорт. В Турцию.

    Пивных баров было понастроено в Ро­стове видимо-невидимо. Пивнушка для простого люда располагалась на Большой Садовой на месте магазина «Аккорд». Вит­рину заведения украшала пузатая пивная кружка, истекающая белоснежной пеной. Здесь собирался простой рабочий люд. Компания в два-три человека заказыва­ла пиво и сотню раков. Воблу или дру­гую сушеную рыбу, как правило, к пиву тогда не брали. Хватало раков. Самых крупных в Ростов привозили со станции Каял, где после половодья образовывались большие заливные луга. Летом, в са­мую «рачью» пору, оттуда ежедневно вы­летал небольшой самолет, который до­ставлял донской деликатес в Париж.

      Пивбар «Заря» находился на углу Боль­шой Садовой и переулка Соборного (ма­газин «Ландыш»). Там в придачу к пиву и ракам шла музыкальная программа. В баре играл слепой гармонист Зайцев. Его коронным номером было исполнение марша собственного сочинения «Пере­коп». Завсегдатаи пивнухи знали, что сле­пой музыкант во время гражданской вой­ны переправлялся через залив Сиваш, воевал на Крымском перешейке, был ра­нен и потерял зрение. Обо всем этом и пел гармонист. Водку в «Зарю» (как, впрочем, и во все остальные пивбары) приносить с собой не разрешалось. Мол, раз пришли в пивнуху - вот и пейте наше пиво! Но посетители хитрили. Вод­ку наливали прямо в пиво - для вкуса и для крепости.

       В подвале магазина «Океан», на углу Большой Садовой и переулка Николаев­ского (ныне переулок Семашко), разме­щался пивбар более высокого класса - «Гранд-бар-Риш». Здесь была вентиляция. А на углу Большой Садовой и переулка Казанского (ныне переулок Газетный), тоже в подвале, находился самый лучший и престижный ростовский пивбар – «Булонский лес». Здесь все было очень куль­турно: и вентиляция, и белые скатерти на столах, и тщательно вымытые, сверка­ющие бокалы...

      Перед барами и ресторанами стояли ростовские проститутки. Одевались и кра­сились они не вызывающе, но что-то сра­зу отличало их от остальных женщин. В основном проститутки «снимали» мужчин не ради больших заработков, а чтобы хоть как-то прокормиться. Среди девиц легко­го поведения встречались и бывшие дво­рянки, и деревенские девушки. Ростовс­кие проститутки даже сложили про себя песню:

Не плачь, подружка, ты, девушка

                                                                гулящая,

Не мучь ты душу, объятую тоской,

Людьми и властью мы падшими

                                                            отмечены,

В сердце холод, утехи не найдешь,

Так наливай же, ночь начинается.

СПИРТ ЗАКУСЫВАЛИ ЛАКОМ

     В 20 - 30-е годы найти в Ростове ра­боту было очень трудно. Пьянчужка, за­стигнутый на «месте преступления», тут же вылетал на улицу. Получить хоть ка­кую должность по блату было невозмож­но - только через биржу труда. Но пили все равно. Только понемножку.

«Когда я работал на электромеханическом ремонтном заводе ЧШРЗ (ныне «Электроин­струмент»), - рассказывает Борис Игоревич, - у нас трудился старший электромонтер Ры­баков. Стопку водки он выпивал, по привычке, в обеденное время и закусывал ее куском сала. Это не было пьянством, скорее тради­цией. В столярном цехе трудился столяр Белоконь. Он себе к обеду добывал горячитель­ный напиток бесплатно: в лак добавлял ще­потку соли. При этом спирт отделялся, и сто­ляр аккуратно сливал его себе в рюмочку. Правда, туда попадали хлопья свернувшегося лака, и, когда Белоконь выпивал спирт, они приклеивались к его усам. Как-то их даже пришлось из-за этого остричь».

Два приятеля Бори Кинуса - Витя Ме­ринов и Костя Щедрин (отец композитора Родиона Щедрина) в30-е годы пошли ра­ботать в театр имени Луначарского (ныне театр Горького). Виктор Меринов расска­зывал Борису об эфиромании, которая ох­ватила тогда артистов. Серный эфир (его можно было купить в аптеке) они наливали на ладошку и нюхали. «Такое впечатление после этого, как будто летишь по голубой звенящей спирали», - делился с Борисом опытом эфиромана Виктор Меринов.

ПЬЯНИЦА-АРХИТЕКТОР БЫЛ НАСТОЯЩИМ АРИСТОКРАТОМ

    По соседству с Кинусами, в большом подвальном помещении, жила семья Полубатько, которая очень гордилась своим происхождением. Все Полубатъки от мала до велика рассказывали, что они являют­ся прямыми наследниками украинского гетмана Полубатько. Какое-то время ро­стовские потомки гетмана даже посылали иски в лондонский суд на право наследо­вания денег богатого предка (по-пре­данию, гетман Полубатько переправил в Англию бочонок с золотом).

Одна из дочерей стариков Полубатъко, переехавших из Украины в Ростов, Мария, вышла замуж за архитектора-ростовчани­на Журавлева. Полубатъко отдали ему в жены свою дочь, так как считали архитек­тора настоящим аристократом. Молодые поселились рядышком с родителями - в одном дворе, в соседнем подвале. Журав­лева хорошо знали в городе, частные пред­приниматели заказывали архитектору про­екты своих магазинов, торговых рядов... Но вот беда! Талантливый архитектор стал спиваться. По этому поводу его стали пи­лить старшие Полубатько. Особенно ста­руха - вредное, сгорбленное существо.

    Дома Журавлев никогда не пил. С ра­боты возвращался уже в стельку пьяный. Станет у подвала, в котором жила стару­ха Полубатько, топает ногой и повторяет только два слова: «Дерьмо такое». Журав­лев был настоящим пьяницей-аристокра­том. Не было такого случая, чтобы он кого-то оскорбил, обидел или с кем-то из соседей поругался. Самые ругатель­ные слова, которые были у него в лекси­коне, - «дурак» и «дерьмо».

    Однажды Журавлеву поручили подготов­ку проекта санатория в Ейске. А в то вре­мя («когда не было такого количества дармоедов, как сейчас»), архитектор до­лжен был руководить строительством сво­его объекта. Поэтому полубатъковский зять уехал в длительную командировку в Ейск. Деньги для зарплаты себе и строителям в банке получал тоже он. Как-то, сходив в банк, Журавлев заглянул в бар, чтобы выпить стопочку водки. Но не удержался и пропил в ейской забегаловке всю свою зарплату до последней копейки. Однако деньги рабочих архитектор не тронул. Что­бы не растерять их по дороге, Журавлев попросил у бармена длинную веревку, привязал к ней толстые пачки купюр и потащил их за собой в гостиницу.

    Судьба добродушного архитектора-пьян­чужки сложилась трагически. Постепенно ему перестали давать работу. Журавлев пропил все, что у него было. В доме не осталось даже кровати. На полу лежал матрас, застеленный газетками. Мария час­то уходила от мужа к родителям. И вот однажды спившийся аристократ, вернув­шись домой вдребезги пьяный, прилег на матрасик, закурил и заснул. Гореть в под­вале было нечему, но горящая папироска упала на матрас, и тот задымился. Во сне Журавлев задохнулся от дыма.

     «Я мало кого могу вспомнить из пьяниц, - признался мне напоследок Борис Игоревич. - У нас во дворе многие жили - и рабочие, и интеллигенция, и даже один грузчик. Так даже тот не пил. Он рыбалкой больше увлекался. Чтобы пьянство в Ростове было уж такое разгульное - этого я не припомню. Вот женщины в Ростове были всегда красивые - это да. Из Москвы в Ростов ехали жениться. А еще - покупать изящную обувь. Ростовские сапожники славились не пьянством, а искусным мастерством».